Катарина на опоздание не сердилась, — все поняла и про обувь, и про вызов. Житейское дело. Сама оббежала второй этаж магазина с отделами аксессуаров, подбирая новую сумочку под те сапожки, что купила недавно.
— И зачем тебя позвала? Ни дельного совета не дашь, ни глазами хорошее не выцепишь. С тобой даже стыдно на улице рядом идти, все, что красивое — только мои подарки.
— Какая ты сегодня милая и добрая, Катарина.
— Пойдем сапожки тебе поищем?
Я отрицательно мотнула головой:
— Сапожки мне сегодня Юрген купить обещал, вечером в какой-то спец магазин поедем.
— Тогда пальто?
— Покупать, не уверена, а посмотреть можно.
Девушка с удовольствием перебирала вешалки и наряжала в разные модели. Даже стало казаться, что она играет со мной, как с куклой, подбирая наряды, и все время болтая о том, что стройнит, что полнит, где какая линия, какой цвет идет к волосам, а какой к глазам. Ее высказывания о моем вкусе могли показаться грубыми, но я чувствовала — подкалывает не зло, а стараясь быть максимально полезной. И делает это неумело и грубо — кто еще научит такую серую мышь быть красивой?
— Ты поправилась. Твой старый половик, который ты таскаешь и называешь верхней одеждой, тугой на пуговицах. Без свитера было бы нормально, но в ноябре околеешь. Так, только без обид!
— На что?
— Я не сказала, что ты толстая, я сказала, что ты поправилась. Но это хорошо, а то совсем кости… — стушевалась, стала резко одергивать воротник возвращая пальто на вешалку. — Я тоже, помню, килограмм десять потеряла, пока в больничке валялась. Есть ничего не могла. Потом потихоньку-потихоньку…
— А как ты вообще — потом, Катарина?
— Помнишь, Юрген про Пилигрим ляпнул? Это психушка. Не, ну, не так чтобы на все сто — реабилитационный центр. Я там восстанавливалась и пряталась, пока следствие шло, и пока всех из банды не задержали и не привлекли.
— Роберт устроил?
Она кивнула.
— А через год меня староста нашел, и объяснил, что во мне способности пограничника просыпаются. А я думала и нервничала, с чего зажившая рана так странно тянуть начала? Мля… ты ведь все равно ничего не купишь? Чего я тут бьюсь? Пошли кофе попьем!
Ничего, смогла высидеть и в кофейне. На четвертом этаже этого же здания — небольшая огороженная зона со столиками и разделительными секциями. Можно было устроиться, как в ячейке, без лишних зрителей и ушей, поговорить, посмотреть в окно на город. Не шумно. Не празднично. Мелодия на фоне приятная и успокаивающая. В этот раз я заказала себе напиток, внимательно просмотрев меню, а в нагрузку — пирожные.
Время легко ушло. Хотелось смеяться на возмущения Катарины о несправедливости мироустройства, которые она начала вдруг выдавать после чашки горячего шоколада. Когда вышли на улицу, с планами погулять по городу просто так, я с удивлением увидела — девушка сунула руку в кармашек, но достала оттуда не привычный испаритель, а маленький мандарин.
— Будешь?
— Нет, спасибо. А где твой «пш-ш-ш»?
— Дома забыла. В какую сторону двинемся?
Прогуляли мы всего минут двадцать. Катарина словила вызов, и пока мы обе бежали до хода, договорились, что на сегодня хватит — встретимся на неделе, на дневном дежурстве. Я проводила ее, увидела ловкий прыжок в дверь пустого киоска и обрадовалась, — как же хорошо, что существует в этом мире такое волшебство, как пограничная служба, и люди будут становиться счастливее. Совершать свои маленькие ошибки, избегнув какой-то большой, на грани которой стояли секунду назад.
«Уехал к родителям, там небольшая помощь нужна. Юрген».
Я еще не села в вагон, чтобы ехать домой, поэтому отошла в сторону от дороги, где потише, и перезвонила ему:
— Я знаю, что ты Юрген, Юрген.
Он засмеялся:
— Забываюсь, привычка. Не стал звонить, боялся отвлечь.
— Я уже не с Катриной, наболтались, находились.
— Может, со мной? Я в пути, перехвачу тебя где-нибудь и к родителям?
— Нет, не сегодня. Я лучше дома подожду, или встретимся у магазина, как освободишься.
— Хорошо.
— Юрка… я хотела услышать твой голос.
Довольное растянутое «м-м-м», и поняла по тону, что он улыбается:
— Взаимно, счастье мое.
В какой момент я стала воспринимать квартирую Юргена как и свой дом? Не помнила. Не было яркого перехода, после которого это осознание пришло. А вещи? Вторая подушка, зимнее одеяло, синее домашнее платье из которого я вылезала только по необходимости стирки. Единственный «мой» предмет — маленький красный чайник превратился в декоративное украшение кухни, напоминая о старом доме, где все осталось ненужным. Ничего не захотелось перевезти сюда. Юрген готов был менять свою берлогу под мои вкусы и нужды, пригласив жить к себе, но это и не потребовалось.
Я перешагнула порог, осторожно сняла обувь, чтобы только молнию заново не заело, скинула верхнюю одежду и прошла в середину комнаты. Легкое дежавю первых дней здесь. А теперь — дом. Еще удивительно, что при всех моих переживаниях и сомнениях, ни разу не возникало чувства вины за оголтелое нахлебничество. Тут все — Юргена, покупал все тоже он, мои редкие траты на еду и личный проезд, не в счет. Он отдал мне номер счета в свободное распоряжение и ни разу даже не заикнулся о том, что мне пора бы искать работу.
Горько усмехнувшись, я вспомнила про Петера, для которого так важен был равный финансовый вклад, и который эту вину за «женскую выгоду в отношениях» заставлял чувствовать все последние месяцы. Даже когда ходила глубоко в положении и работать не могла. А Юрген? Он и не задумывается об этом. И только поэтому я ни разу не почувствовала себя кем-то вроде содержанки.
Умылась, переоделась. Зашла в сеть на анимофоне, чтобы найти новую книгу и почитать в электронке. Все бумажное я «проглотила» в свободные часы — легко и с интересом, все больше понимая и проникаясь — за что Юргену так нравился этот автор. Над финалом одной истории я плакала, сопереживая персонажам, и было абсолютно не важно, что все это — выдумка. Кроме того, эти книги разбудили во мне память к моим любимым произведениям. Я стала вспоминать, как много читала раньше, еще до дедушкиной смерти, и как после этого рубежа не могла перечитывать веселые истории сборника «Как иронично», но полюбила исторические романы о приключениях.
За чаем и чтением прошел не один час. Заметно стемнело, я поглядывала на уголок экрана, где располагался крошечный циферблат, все чаще и чаще. Юрген не присылал сообщений и не звонил. Перевалило за семь вечера, и стало понятно, что обувной на сегодня точно отменится — магазин закроется быстрее, чем мы успеем доехать, даже если выйти прямо сейчас. Стала беспокоиться, но не настолько чтобы решиться набрать мать Юргена или его самого, с вопросом: «Я волнуюсь, чего так долго?».
Занялась ужином. Начистила овощей, порезала мясо, замочила рис, чтобы в нужный момент не тратить на подготовку время, а быстро метнуть на плиту и через полчаса подать все горячим и свежим.
А тревога накапливалась. Восемь. Половина девятого… Я дала обещание, что вытерплю со своей паранойей еще десять минут и буду названивать.
— А если все хорошо, ничего не случилось, и ты задержался по семейным делам, или на вызове застрял, я сразу признаюсь тебе в любви!
Сказала вслух анимофону, держа тот в руках и следя за сменой цифр, как на детонаторе. Только бы не стряслось никакой беды.
Сигнал прошел за пару минут до моего критического состояния. Я аж подскочила на месте, но обрадованно нажала «принять», выдохнув и чувствуя, как отпускают нервы.
— Ирис, новый сбой. Я вышел на пустую квартиру… ты просила сразу, если что, дать тебе знать…
— С тобой все хорошо?
Голос странный. Не понять, какой именно, но не такой, как должен быть.
— Да. Собирайся, приезжай. Я вызвал такси к нашему адресу, машина будет через десять минут.
— Собираюсь.
Что самым первым спросить у Юля Вереска? Столько об этом думала, выстраивала в голове возможный диалог, а как настал день встречи, растеряла все мысли и запуталась. Встречи — если повезет найти его сегодня и опустевшее от жильца помещение отправит меня, как и в прошлые разы, к нему на «кораблик». Я хотела ответов! Хотела постигнуть и разобраться во всем, и даже большем, чтобы понять — как он свершал эти чудеса, исправляя чужие грани в прошлом? И он ли это делал?