Мотылек и Ветер

Зов смерти

Все выпало на четверг. И собрание восточных пограничников, и встреча с Робертом у старосты. Юрген пошел со мной за компанию. Он с сегодняшнего дня вышел в законные два «свадебных» отгула, которые давало руководство больницы по своему уставу, и удобно совместил их с выходными недели, — так что впереди у нас был крошечный «медовый месяц» до понедельника. Сегодня, в четверг, мы планировали потратить время на дела семейные и служебные, а с завтрашнего дня планировали отправиться колесить по области — три дня на три маленьких городка Чекант, Мельхен и Виила.

К родителям Юргена забежали в семь вечера, не на ужин, а на чашку чая. Получили свои поздравления, благословение и легкий упрек за то, что все-таки не позвали никого на церемонию регистрации. А к восьми, практически бегом, торопились на собрание к старосте.

Я заметила фигуру Катарины, когда она мелькнула под светом фонаря — яркие желтые пятнышки воротника и перчаток даже не периферии зрения привлекли внимание, и услышала ее голос. Девушка громко и сердито рявкнула на кого-то, не постеснявшись в выражениях.

— Юр, погоди…

Катарина шла со стороны квартала, а не с остановки. Шаг быстрый, торопливый, но оторваться от близкой фигуры позади себя все равно не могла. Какой-то мужчина тоже повысил голос. Сначала наглый смешок, а потом: «Оборзела что ли, курица?! Я тебе ща обратно все затолкаю!», и резко схватил за куртку.

Юргена сдуло с места. Он кинулся напрямую, через площадку, — по газону и, перепрыгнув двойную лавочку, зло крикнул:

— А ну отпустил, быстро!

Крикнул на опережение, пока тот не успел ничего Катарине сделать. Не сбавляя скорости, надвинулся на незнакомого мужика, выговаривая что-то гораздо тише, но не менее угрожающе. Тот отпустил, и даже нехотя сделал шаг назад, набычившись и склонившись чуть вперед корпусом.

Девушка радостно взвизгнула, перетопнулась на месте и уже замахнулась ногой, чтобы дать пинка преследователю. Но ее «танец» сбил Юрген. Сам схватил Катарину за руку и непонятным движением заставил ту с разворотом неудавшегося пинка перешагнуть к нему за спину. Да, провоцировать драку — лишнее. Мужчина скалился, цедил сквозь зубы, и никак не повлияв на решимость Юргена, сдал позицию. Медленно отступил, бросил последнее ругательство, повернулся и пошел в обратную сторону.

— Видела, да? Видела? — Мы сошлись у самого подъезда, и Катарина вместо «привет» стала тараторить и виснуть у Юргена на руке. — Какой Прынц красавчик. Только не ревновать, это я из благодарности.

Поцеловала его в щеку с громким «чмок» первый раз, а потом второй, но уже не так выразительно, а, словно перепроверяя:

— Болеешь что ли? Да у тебя температура, походу.

Юрген убрал руку Катарины со лба:

— Заботливая моя, я в норме.

— Прицепился урод, даже дружков своих бросил и полквартала перся. День рожденья у него, дамы сердца нет на вечерок, а я прям подарочек… Фу. Вы поднимайтесь, если хотите, а я пока тут на минутку застряну.

Она выудила из кармашка испаритель. После выдоха пара потянуло запахами винограда, корицы и цитруса.

— Глинтвейн?

Я немного огорчилась, увидев возврат к вредной привычке.

— Ага.

Юрген достал из рюкзака пакет с подарком. Катарина хмыкнула скептически, заглянула, и стала смеяться:

— Вы че, детский сад, я такое не надену! Что за помпон?

— Не наденешь, так дома н абажур нацепи. Назад не принимается.

— Спасибо, конечно. Но вкуса нет у вас обоих… хотя пальтишко, Конфетка, у тебя отпадное. Тут я ничего не могу сказать. Очень классно вся смотришься. Шляпку в том же стиле не могла подобрать для меня, а не вот это вот?

Я развела руками. А Катарина спустя вдох и выдох «глинтвейна» сказала уже без жеманства и насмешки, а искренне:

— Спасибо.

И на Юргена признательно посмотрела, за то, что в обиду не дал, и на меня — за шапку. Дурацкий на ее взгляд, но все же подарок. Мы подождали пока она допыхтит, и поднялись в квартиру втроем. Герман прислал сообщение, что в пути, и если приедет раньше, то будет ждать на улице. К толкучке не присоединится. А у восточного людей оказалось мало, — только пятеро старожил-пограничников, которые уже в зале обсуждали что-то о ходах. Их сокращение и «оживление» некогда абсолютно глухих мест. Как я успела уловить из разговора — все они были ходами, через которые пограничника забегали на вызов-сбой. Вот — надо ведь еще и это выяснить, как одно с другим связано? Какая цепочка событий в прошлом запускалась, что изменяла не только судьбу одиночек, но и судьбу закрытых и брошенных помещений? Я оставила себе мысленную заметку — проверить будку ремонта обуви. И попросить Германа проверить тот ход, через который он зашел на вызов к Марку Золту — работает ли закон перемен так же четко, или нет?

— Проходите, проходите… сегодня собрание вне графика и не для всех, так что просто сидим, чаевничаем и дела обсуждаем. Присоединяйтесь пока ждем восьми.

— Уже восемь.

Мы только скинули верхнее, не разуваясь, как обычно, как тут же в дверь раздался звонок.

— Да, точно. И последние люди вовремя.

Староста открыл дверь, впуская, Роберта Тамма и Августа.

Я глазам не поверила — на столько времени наследник пропал, а теперь объявился. И вот так сразу, даже не откликнувшись звонком или сообщением на все мои прежние дозвоны и послания. Когда он вернулся? Не удержалась, так и воскликнула:

— Когда вы вернулись?

— Тебя не узнать, встрепенулась, румянцем обзавелась. Все хорошо, наместница?

— Да какая я… все хорошо. Вопросов много!

— А вот как раз и поговорим.

Поздоровались со всеми, подключились к обсуждению ненадолго. Я не могла удержаться от того, чтобы не обращать внимание на Роберта и Катарину, но как не старалась — ничего не заметила. Ладно, Тамм, — его лицо не открытая книга, но девушка-то должна была проявить хоть какие-то эмоции в его присутствии? А с другой стороны — чего я ждала? Что Роберт внезапно проявит к Катарине личный интерес? А подруга подойдет и скажет в лоб: «я люблю тебя»? Быть может, я ни для кого ничего не открыла — и Роберт прекрасно знает о ее влюбленности и она о его попечительстве, только каждый остается при своем и понимают — между ними ничего не может быть.

Я еще раз украдкой взглянула на них, стоявших по разные стороны от входной двери зала, и спросила саму себя: «Так это правда — где он и где она?». Да, Катарина родилась в культурной семье и ухватила, пусть и не полностью, хорошее образование. Только все равно это так, — две досточки в мостике через пропасть между ней и уровнем Роберта. Касательно всего — от жизненного опыта до культуры поведения. Но ведь она все же — наследница. Этого достаточно? Или… что на самом деле важно, а что не важно для людей, не безразличных друг к другу?

Август в полголоса переговорил со старостой, кивнул, и шепнул мне:

— Пойдем. Мы тут сейчас не особо нужны, не потеряют.

Зашли в рабочую комнату с картотекой — я, Роберт и Август. Хозяин обустроил место — освободил от книг и бумаг стол, чуть выдвинул его к середине и принес чайник чая. Едва он ушел, Август попросил:

— Расскажи заново, что случилось в тот день, когда ты вытащила Нику, шаг за шагом.

— Столько времени прошло, разве я вспомню подробности? Месяц…

— Постарайся.

— Почувствовала сигнал, как и обычные вызовы, кинулась к ближайшему ходу, на бегу достала блокнот, а там не имя — а пятно крови. Теперь я знаю, что это значит, старосты объяснили. Только это не совсем такой точно случай получается… Я не думала особо, а махнула не глядя. Выпала уже в подвале. И Ника была не при смерти.

Август кивнул мне на стул, сел сам, а Роберт остался стоять у стеллажа. И он и наследник помолчали немного.

— Да, староста доложил, что вашу троицу просветили в некоторых деталях… Зов смерти очень редок, я не хотел тебе в больнице ничего объяснять, не хотел пугать. Раз все обошлось, Ника жива и ты тоже сидела вполне целая и невредимая. Даже думал, — ошибка. Хороший сбой. Никто не погиб. Только, Ирис… мы выяснили, что не было ни сбоя, ни ошибки.

Я молчала и слушала. Раз Август завел разговор, значит, сейчас и все объяснит. Но продолжил не он, а Роберт. Подал свой тихий голос:

— Все, что ты сейчас услышишь, тайна следствия. Человек, которого мы задержали за похищение Ники убил свою первую жертву три года назад. И за прошедшее время прибавил к списку еще трех девочек, все возрастом от двенадцати до пятнадцати лет. Действовал очень осторожно, хитро и с большим расчетом, поэтому его не удавалось вычислить. Дети пропадали, тела не находили. Сейчас мы знаем, что он хоронил их в погребе своего дома. Там, в подвале, если подвинуть тюки с одного места, — есть люк еще глубже.

— Боже…

Я тяжело выдохнула и сама у себя перехватила руки, потянувшиеся закрыть уши. Сжалась немного, продолжая слушать и сохранять внимание.

— Эксперты выяснили, что каждая жертва проходила через один и тот же ритуал истязаний. Сам маньяк тоже дал показания об этом: он заманивал девочку, оглушал, связывал и увозил в багажнике автомобиля в свой загородный дом. Запирал в подвале. Выжидал до следующего дня, и, если видел, что нигде не напортачил и полиция не едет его арестовывать, спускался вниз и устраивал ад… без подробностей, Ирис, тебе они ни к чему. — Он сам сделал паузу и заметно шевельнул желваками, стиснув на мгновение зубы от подавленной ярости. Спокойно продолжил: — Убивал их всегда на четвертый день с момента похищения. Душил.

Я не выдержала и закрыла глаза, даже отвернулась немного. Господи, маленькая беззащитная Ника… девочка, сумевшая спасти себя с помощью своих способностей, смогла дать сигнал и вызвать меня. Так вышло, что меня. А другие? Другие умирали после мучений… дети… Если бы этот ублюдок и извращенец поймал снова обычного ребенка, то и сейчас бы ходил не пойманный. Ника не дала бы показаний, не описала лица и машины…

— Всю картину удалось собрать только сейчас, и есть в ней одна очень странная нестыковка. Ника еще в больнице сказала, что не помнит точно, сколько прошло времени. Она очнулась уже в подвале. Врачи дали заключение что при такой травме она могла находиться в оглушенном состоянии от трех до шести часов. Но никак не суток. Понимаешь?

— Нет… не уверена.

Роберт подошел к столу и взял одну из пустых чашек, поставил ее отдельно в центр стола.

— День первый, семнадцатое октября, — ее оглушили и похитили. — Взял другу чашку, приставил к первой в ряд: — День второй, восемнадцатое октября, — маньяк начинает свои пытки и истязания. День третий, девятнадцатое — он продолжает насилие. День четвертый, двадцатое, тварь начинает ее убивать… Ника в последние мгновения дает «сигнал смерти».

Роберт выставил «четвертым днем» — горячий чайник. И я с ужасом и все более четкой догадкой пялилась на фаянсовый бок и нарисованный на нем синий цветочек.

— На сигнал кинулась ты, как только уловила вызов. Шагнула за порог и вышла к девочке… — Тут он медленно увел руку от чайника к первой чашке и выдвинул ее, удержав пальцами за края: — в первый день ее похищения. До того, как он успел по-настоящему ей навредить. И перетащила ее из плена не только в пространстве, но и во времени, — в двадцатое октября. И ни ты сама, ни девочка ничего не заметили. Даже расхождение фактов с показаниями Ники сначала объясняли спутанным сознанием после сотрясения мозга. Но слова обвиняемого, эксперты, вся хронология преступления подтверждает невероятное — ты, Ирис, не только спасла ей жизнь, но и спасла от пыток и увечий, физических и психических травм. И себя спасла. Вылети ты на вызов в ту самую минуту ее смерти, он бы убил в подвале и тебя тоже.

Август сидел бледный. Родимое пятно на щеке казалось чернильной точкой на бумаге, — ему тяжело было слышать имя дочери в этом рассказе. Роберт описывал дни так, словно это точно случилось, и ему не помогало знание, что Ника жива и здорова. И я на днях ее видела — беззаботную и веселую, играющую с собакой Динь-Динь. Страшно это все. Страшно, даже гипотетически подумать, что с твоим ребенком может случиться такой ад. Она не моя дочь, но ужас от «могло быть» сковывал и меня.

— Два дня назад я ушла на вызов к человеку на грани, случившейся тридцать лет назад. И еще дважды попадала на «кораблик» к Юлю Вереску.

— Ты его наследница, Ирис.

А что мне сказать? «Я знаю»? Смотрела Августу в глаза и отчего-то не могла вспомнить всех вопросов, которые к нему накопились. Вернее, могла, но теперь… я чувствую вызовы в солнечном сплетении с пятнадцати лет, а в реанимации при смерти была только в этом году. Потому что у меня многое перепуталось во времени, как и фамилия, ставшая моей раньше свадьбы. Я сумела перетащить Нику, не пойми как, — не потому ли, что экстремальные обстоятельства разбудили во мне опыт будущего, опыт той Ирис, которая с легкостью проделывает подобное? На какие еще вопросы мне нужны ответы от этого наследника?

— Юль сказал мне об этом в нашу последнюю встречу. Только я до сих пор мало что умею. Все получается само, часто случайно или неосознанно, а не потому, что я так захотела или знаю механизмы таких случаев.

— Да, тебе нужно учиться, — задумчиво пробормотал Август, — и если с основным помогу я, то со временем… Скажи, как ты его находишь? Сколько бы я ни бился, не могу уловить и следа, никогда не мог. Искал, все ходы насквозь прошел, но пути на «кораблик» нет.

— Не через ходы, а через помещения, которые занимали люди.

— Я слушал в твоем сообщений об этом, но для меня там нет и отголоска от особых пространств. Кстати… Роберт, выясни, пожалуйста, что там с собранием, и позови Катарину… Ирис, случай с Никой… не говори никому о ней, даже друзьям, не дай бог хоть слово уйдет на сторону и долетит через третьи руки к моей дочери. Она должна остаться в неведении, забыть все, что с ней случилось, и уже тем более не знать, что случиться… могло.

— Конечно.

— Я, ты и Роберт. Больше никто не узнает.