Германа я нашла у того же дальнего закутка в стороне от остановки, где и увидела его случайно в первый раз. Если не считать моего собственного случая грани. Юрген еще не доехал с больницы, и мы пока были вдвоем.
— Угощайся.
— Спасибо, я не люблю.
— На самом деле не любишь, или тебе не нравится сам факт принятия угощения?
Я нарочно вышла чуть раньше, чтобы пройти мимо пекарни ниже по улице и взяла два пакета горячих пирожков. Одни сладкие, вторые — с мясной и овощной начинкой.
Герман не ответил, скуксился. А я настойчиво протянула их ему:
— Пахнут же, и теплые. Я не верю, что ты такой заносчивый и так думаешь о простых вещах. Подачка? Милостыня? Прикорм из жалости? Так думаешь?
Парню явно стало неуютно. Я достала по одному пирожку, оставила их себе, а остальное кинула в урну. Она как раз стояла в двух шагах.
— Ты что?
— Ничего. Хотела порадовать вкусным, но ты ведь из принципа посылаешь, а не потому что нет аппетита. Я каждый раз буду что-нибудь приносить и каждый раз выбрасывать, если тебе не нужно. Ты — жадина.
— Почему это я жадина?
Герман не выдержал кощунства и вытащил пакеты обратно за шпагатные ручки, проверил дно и бока — не вымазалось ли в чем-то, что успели кинуть в урну до меня?
— Не умеешь принимать просто так, значит, не умеешь и отдавать. Сам не возьмешь, потому что другим ничего от себя не оторвешь ни за что.
— Ну, да. Было бы что… — он вдруг озлобленно сощурился. — Нашла кого сравнивать.
— Кого сравнивать?
— Да никого… у меня же вагон добра. Я такой щедрый, что черпай ведрами. Мама и папа в наличии, адекватные, образование оплатили, чтобы работу нормальную найти. Своя квартира, есть куда девушку привести жить, есть на что ее одеть и накормить, подарок сделать. Будущее есть. Вот так и живу, я же Герман богатый, я сам друзей пирожками заугощаю.
Я внимательно смотрела в его глаза, пытаясь увидеть — что за чувство в нем вдруг заговорило?
— Ты о Юргене так?
— С чего ты меня жадиной обозвала?
— Я имела ввиду не то, что покупают за деньги. Прости, Герман, не хотела тебя обидеть и на самом деле неправильно выразилась. Вне материального ты на самом деле богат, меня спас, жизнь друга изменил к лучшему, выручил нас обоих, в беде помог, в пограничном деле помог. Я ведь пирожки эти проклятые купила, не чтобы в тебя мелочью швырнуться, а свое внематериальное проявить. Позаботиться, тебе подарить внимание, настроение и теплоту, насколько по силам. А ты не берешь. Ты мне — жизнь, а я тебе — ничего, выходит…
Герман понуро стоял с пакетами, а потом тревожно шагнул дальше к пустой стене. От остановки мимо нас пошел поток пассажиров, — на расстоянии, но парню все равно показалось — много и близко, а толпу он не переваривал. Я тоже отошла. Юрген на этом монорельсе не приехал, пришлось ждать следующего. Несколько минут в тишине и молчании, а потом зашуршала бумага. Герман наугад достал пирожок и откусил кусочек.
— С абрикосами…
Я улыбнулась и чуть тронула его за локоть с благодарностью:
— Спасибо.
— На здоровье.
А что меня порадовало еще больше — он не демонстративно укусил один, чтобы показать мне «шаг на встречу», а на самом деле с аппетитом сжевал два сладких и два несладких пирожка.
Когда со ступенек вагона слетел Юрген и подошел к нам, то Герман без объяснений вытянул в левой руке пакеты, чтобы сдать ношу. Юрка скромно чмокнул меня в щеку, а Герману пожал правую, но жест с кульками понял по другому. Не взял, а заглянул внутрь.
— Где с чем? — И, не дожидаясь ответа, выудил перекус себе. — Спасибо.
— Чего «спасибо», неси давай.
— Пошли в парк. Сейчас в «Улитке» кофе заправлю, чтобы было чем запивать. Кофе все будут?
— Все.