Лев Птицын, инженер-технолог завода "Вымпел — Вперед!", не фигурирующего ни в одном официальном справочнике, привычно встал в очередь, сочащуюся сквозь турникет мимо надписи: "При подходе к кабинщице назовите номер пропуска и свою фамилию. Вступать в разговор с часовым запрещается". Набрав свой код, он взял выскочивший пропуск и сунул его в щель кабинщице Арсентьевне.
Веселая тетка Арсентьевна, пропуская заводской поток, успевала из своего аквариума со всеми почесать язык.
— А наврали, будто ты в командировке на юге был! Загару-то нет!
— Так ведь не на плантациях работаем! — в тон ей ответил Лев.
Продвигаясь затем по заводскому двору к своему корпусу, он не мог, конечно, не обратить внимание на необычную картину: из недр дизайн-студии "Лысый страус", арендовавшей бывшее помещение парткома, длинноволосые юноши выносили офисный скарб и грузили в грузовик. Юноши при этом выглядели удрученно. Поодаль главный дизайнер разговаривал с замдиректора завода Лопуховым, сильно помогая себе руками. Беседа шла на пониженных тонах, но явно под высоким давлением. Лопухов куксился и выглядел нелестно, но тоже изредка посверкивал в воздухе ладонями.
— Выселяют их, — пояснили сбоку от Птицына. — Всех коммерческих сразу. И тех, которые пинетки шьют, тоже. И даже артель инвалидов.
— Как же так? — удивился Лев. — Заводу от них прямой доход.
— Говорят, пришел циркуляр какой-то.
— За счет чего же мы новое изделие в серию запускать будем без госзаказа? Одна надежда на пинетки была!
— Говорят, инвалиды объявили голодовку, забаррикадировались и пишут письмо в международный суд…
— ОМОН им поможет долго не страдать без пищи, — рассудительно заметил кто-то. — Боюсь, им даже сегодняшним обедом пренебречь не удастся…
Едва Птицын добрался до рабочего места, включил компьютер и решил пойти покурить, как весь отдел сорвали на собрание. Сказали: срочное и важное. Разумеется! Кто же, собирая собрание, назовет его несрочным и ненужным!
В комнату, издевательски названную конференц-залом, нагнали тьму народа. За председательским столом лицом к собравшимся сидело руководство и секретчики. Сразу стало ясно, на чьей совести испорченное начало рабочего дня.
Генеральный директор, согнув безымянный палец, постучал обручальным кольцом о графин, требуя тишины и порядка.
— Товарищи! Руководство завода вынуждено еще раз заострить вопрос о бдительности и соблюдении режима предприятия…
— Говорят, у главного бухгалтера кейс с водкой поперли… — сообщили в рядах.
— Из восьмого цеха вынесли рулон полиэтилена и полтонны титановых труб, — приполз слух с другого края.
— Это дачники, — догадалось общество. — Их работа.
Но оказалось, что дачники с их трубами к собранию отношения не имеют. Обрисовав многогранную и благотворную деятельность дирекции, генеральный дошел до главного.
— Всем предприятиям отрасли разослан циркуляр, предписывающий принятие ряда мер по усилению режима секретности. Указание основано на оперативной информации компетентных органов о возросшем в последнее время интересе к закрытым предприятиям и военным объектам со стороны правозащитных и экологических организаций, в том числе сотрудничающих с Западом…
— Лучше бы сказали, когда кооператив сахар и крупу будет давать, — поделились между собой энтеэровцы.
Потом слово взяли те, кому специально деньги платят, чтобы комар носа не подточил.
— Учитывая, что действующие под разными правозащитными и экологическими крышами работники спецслужб прикрываются благородными целями… Изделие, которое мы осваиваем, вызывает повышенный интерес зарубежных разведок… Принципиально новые технологические решения и используемые материалы…
— Мы что — должны теперь за ту же зарплату еще и шпионов ловить? — тихо обиделись собравшиеся. — Ну прямо Чехов с Гоголем!..
— Сейчас бы покурить — и никакие спецслужбы не страшны! — сказал Лев Птицын соседу.
— …Система защиты компьютерных сетей нашего предприятия считается непреодолимой, но тем не менее…
— Да мы сами кого хочешь выпотрошим, — откомментировали в толпе.
Напоследок всем сообщили, что к вечеру каждый распишется под новой инструкцией, которую затем следует свято соблюдать.
Наконец всех отпустили. Птицын отправился покурить с коллегами. Вспомнили назидательную историю шпиона Олдрича Эймса, которого погубили следы стертых файлов на жестком диске. Заодно вспомнили, как Логофет забил киевлянам, когда проиграли 3:5 здесь и 2:3 там. Потом ходили смотреть, как инвалиды героически отбивались от ОМОНа, бросая в пластиковые щиты глиняные копилки и другую продукцию артели; как их потом по одному торжественно выносили под руки с территории завода.
Когда Птицын наконец вернулся к своему рабочему месту, его ждали гости: непосредственный начальник и человек из того отдела, который не хочется называть.
— Детский сад у нас с вами получается, Лев Павлович, а не режимный завод. Гуляете где-то, а компьютер включен, пароль введен. Копайся, кто хочет!
— Да что там в нем такого! — попытался отмазаться Птицын.
— Действительно, ничего особенного, — ледяным голосом сказал человек из неприятного отдела. — Только разве что компоненты нового сверхсеркретного ракетного топлива. Чепуха, верно?.. Кстати, личные письма печатать на казенной технике тоже не рекомендуется.
— Смотри, Лев! — довесил Птицынский прямой начальник. — После того, как новую инструкцию введут, тебе это с рук уже не сойдет!
У Птицына от неистребимого пионерского страха перед учительским наказанием ослабело тело, а в голове запел зуммер. Как только начальник со службистом отошли, он покорно опустился на стул перед бесстрастным рылом Молоха-компьютера и долго молча обижался на свою жизнь, на весь мир и на отсутствие в последнем божецкой справедливости.
Пережив унижение, он вставил в порт дискету и принялся перебирать бумажки, готовясь поработать. Внезапно его слух поразило хрюканье дисковода.
— Э! Э! Ты что это, приятель! — заметил он громко, так что несколько голов сослуживцев повернулись.
Приятель, разумеется, ничего не ответил. Мало того — продолжал что-то копировать на всунутую дискету, хотя Птицын его к этому не принуждал. "Сбрендил!" — догадался Лев. В наше время любой школьник знает, что искусственный интеллект точно так же не застрахован от глюков, как и природный.
— Отставить! — скомандовал Птицын.
Он нажал Esc. Потом нажал еще. Потом нажал аккорд Ctrl-Alt-Del. И еще нажал.
На экране между тем открывались файлы, сами собой архивировались и улетали на дискету. В том числе те самые, секретные, о которых предупреждал Птицына прозорливец-особист.
— Полундра-а! — завыл Лев Павлович; взвившись над рабочим местом, он вминал в клавиатуру страстные рихтеровские аккорды. — Грабят!
Необычный для режимного заведения крик привлек всеобщее внимание. Несколько человек подошли в надежде узнать подробности.
— Сам!.. Пишет!.. Что!.. Хочет!.. — в отчаянии выкрикивал Птицын.
В подтверждение криков он тыкал в кнопку выброса дискеты, не думая о здоровье дисковода, но никаких эксцессов не происходило: кнопка не реагировала, дискета не выскакивала. Дьявольская работа продолжалась.
Впрочем, внезапно она закончилась.
Тем временем прибежал руководитель отдела Василий Абрамович Шухман.
— Что случилось?!
— Кл… авиатура не реаги… рует, д… дикс… кскета не выле… зает, — объяснил Птицын, щелкая зубами.
— Да, было… что-то не то… — загалдели свидетели.
Нахмурив начальственные брови, Шухман нажал на кнопку — дискета послушно высунулась из прорези. Василий Абрамович осмотрел ее, поднеся к глазам.
— Наклейка, небось, задралась — и зацепилась. Хм… вроде не задралась…
— Ой! — изумился кто-то из собравшихся вокруг Птицынского стола. — А это что у тебя тут, Лев?
Пихаясь локтями, все полезли смотреть — и обомлели: сзади в Птицынском процессоре зияла дыра с неровными краями — словно прогрызенная мышами в куске сыра.
— Всё ясно! — сказал Шухман скачущим голосом, хотя ничего никому ясно не было. — Зовите из первого отдела!.. Где дискета?
— Какая?
— Которую я вынул.
— Н… не знаю.
— Я ее положил вот здесь! Минуту назад…
Бросились шарить вокруг, приподнимать бумажки, полезли под стол. Шухман между тем приложил руку к груди; начальственные черты исказила трагическая гримаса.
— Воды!.. Скорую!.. — загомонили вокруг.
Опустили ослабевшее тело Василия Абрамовича на стул и бросились — кто за водой, кто к телефону.
Никто не видел, как Птицынский компьютер снова ожил. Сами по себе закрылись все программы, а затем на потемневшем экране засветилась ерническая надпись:
ТЕПЕРЬ ПИТАНИЕ ВАШЕГО КОМПЬЮТЕРА МОЖНО ОТКЛЮЧИТЬ НАВСЕГДА
В течение двух недель похожие случаи произошли еще на дюжине предприятий и в ряде научных институтов, секретных и несекретных. Таинственным образом исчезали чертежи и дискеты с информацией, многие — технического свойства. Даже можно сказать — военно-технического.
Некоторые из этих происшествий попали в серьезные газеты, где о них прочитал Комов.
"Теперь у них есть всё!"