Мыши

1

Восемь месяцев спустя двое совершенно не связанных с описанными выше событиями братков: Александр Ялов по кличке Мотня и Матвей Чекунков по кличке Чекан — и не просто братков, а крутых (и попробуй кто-нибудь им в этом возразить!) — ехали на иномарке неразличимой принадлежности, но, разумеется, черного устрашающего цвета. Мотня и Чекан были бойцами бригады Коляна. Не того Коляна Груздя, которого менты замели в погонах полковника на тачке с депутатскими номерами, а Коляна Самары, который засушил уши Косого и носил с собой вроде амулетов.

Они возвращались с "разъяснительной работы": ездили выбивать должок с зажравшегося подпольного водочного фабриканта, и теперь обретались в хорошем настроении, гордые собой. Недолгого мужского разговора вполне хватило, чтобы щемила признал, кто в районе хозяин, и согласился выложить бабки. В знак, что зла на него не держат, Мотня и Чекан прихватили с собой в качестве сувениров две бутылки "Праздничной" и одну "Голубого топаза".

По дороге Мотня рассказывал свои любимые истории:

— …Аккумулятор сдох, падла. Гляжу: лоховская тачка стоит. Натурально, подъехал, фомкой поддел, аккумулятор приватизировал. Тут какой-то куль выскакивает…

Про куля Мотне дорассказать не удалось. В этот момент они как раз подъехали к пересечению, где висел унизительный для водителя треугольный знак, требующий уступить дорогу. Впрочем, знаки Мотня в упор не видел, очевидно таким образом было устроено его зрение. Поэтому он очень оскорбился, когда поперек траектории их с Чеканом авто пролетел допотопный "Москвич" бирюзового цвета. Даже не то чтобы пролетел, а нагло проехал. Мотне пришлось прижать тормоз, отчего у него в желудке забурлил злобный кипяток, а с языка привычно слетели несколько слов, которые приводить здесь совсем не обязательно. Когда свернули за "Москвичом", он прибавил газку.

— Ты чё? — спросил Чекан.

— Козла проучу.

— А… — равнодушно отозвался Чекан.

Их машина легко нагнала бирюзового урода.

— Цвет у него… — заметил Чекан и обрисовал, какой именно цвет.

Обойдя "Москвича" на корпус, Мотня бросил машину вправо, круто подрезая, и нажал на тормоз. Бирюзовый завизжал своими колодками и накладками, но Мотня — то ли от злобы, то ли не повезло — плохо рассчитал. Глухой удар сообщил, что просто попугать козла не получилось.

Разразившись поминанием самых разных матерей, Мотня впедалил тормоз уже со всей силой. Движение прекратилось.

Не отличавшийся большим умом Чекан заметил:

— Похоже, он в нас въ…ся, — чем еще больше разозлил Мотню.

— Щас я козла урою! — пообещал он Чекану и самому себе и вылез наружу, разминая плечевые мускулы. Чекан тоже вылез — развлечься.

Внутри "Москвича" сидел слизняк-интеллигент в очках, явно обалдевший от того, что произошло за последние сорок секунд. При виде растерянно моргающих гляделок, седого ежика и длинных пальцев, бесполезно лапающих руль, к злобе в душе у Мотни добавилась пронзительная жалость к самому себе: надо же случиться, чтобы такая тля испортила настроение в удачный день! С этим бутербродом чувств он распахнул дверь "Москвича" и легко вытащил козла наружу.

Попутно он не забыл посмотреть, какой урон придурок в очках нанес их тачке, и вполне удовлетворился увиденным. Было ясно, что обошлось царапинами на бампере. На дороге всегда выигрывает тот, у кого бампер выше. А вот "Москвич" себе морду помял, и фаре полный кирдык.

Вытащенный очкарик заозирался, непонятно чего ища, но с другой стороны стоял Чекан. Редкие автомашины проезжали мимо, не останавливаясь.

— Ты куда смотрел, козел? — сказал Мотня, соображая, что делать с недоноском. Было ясно, что бить такого — только себя унижать.

Очкарик запетюкал что-то о правилах дорожного движения, но Мотня не собирался слушать эту собачью чушь.

— Еще очки нацепил! — сказал он.

Хозяин "Москвича" затрепыхался, но Чекан сзади придержал его за руки.

Мотня снял с интеллигентского носа очки, посмотрел их на свет и скривился.

— Плохие очки. Сделай себе другие, чтобы лучше видеть.

Сложил дужки, положил очки на асфальт и аккуратно раздавил ногой.

— Ты нам тачку испортил. Чем будешь платить?

Чекан покрепче ухватил брыкающегося козла, а Мотня быстро обыскал карманы.

— "Научный работник…"-задумчиво прочитал он, раскрыв удостоверение. — Дача есть? Ну уж квартира точно есть…

Козел попытался возмутиться, но пальцы веером тут же оказались у его глаз

— Ты что — рамсы попутал? Не понял, с кем базаришь?

Взгляд Мотни проник в салон "Москвича", где лежало какое-то барахло. Некоторое время алчность и подлость сражались в нем с ленью, но в конце концов два чувства оказались сильнее, чем одно.

— Подержи его, Чекан, я в машине пошмонаю.

В салоне оказались тряпки, старый чайник, электрическая плитка, коробка со стеклянной посудой вроде бутылок с кривым горлом и рюмок без ножек. "Импортные, — подумал Мотня, но тут же вспомнил школу. — Не, пробирки-х. рки".

На всякий случай обтерев пальцы о сиденье "Москвича", он вылез на воздух.

— Ты в багажнике глянь, — посоветовал Чекан. Иногда его вдруг пробивало на дельные мысли. — Может там фонарь или лопатка.

Козел при этих словах заметно занервничал и обозвал их с Чеканом грабителями, что укрепило Мотню в решении. Он открыл крышку багажника, и вдруг Чекан услышал, как его кореш произнес с непонятным настроением:

— Ешкин кот!

— Че там, пацан?

Рот у Мотни разъехался на обе щеки.

Он вынул из багажника и показал Чекану клетку, похожую на птичью, а Чекан, приглядевшись, различил в ней серых зверьков.

— Это че у тебя? Мыши?

Водила "Москвича" сделал вид, что не будет отвечать, но после того, как Чекан его слегка тряхнул, признался:

— Подопытные животные.

— Мыши что ли? Смотри, Чекан, мыши!

— Отвезем их Мурзику, — высказал Чекан еще одну дельную мысль.

— Верно!

Документы недавнего очкарика Мотня засунул к себе в карман.

— Ладно, мужик, с тобой потом поговорим. Айда, Чекан!

Чекан отпустил придурка, который больше не рыпался. Оба снова сели в тачку, и Мотня прижал газ. После разминки с козлом настроение улучшилось, захотелось перекусить. Они с Чеканом были не из "бройлеров", то есть не из тех одержимых пацанов, которые не пьют, не курят, а только качаются до охренения.

В зеркало заднего вида Мотня время от времени поглядывал на клетку со зверьками, поставленную на заднее сиденье.

— Махнем ко мне? Пивка задубасим. И Мурзика порадуем.

— Махнем, — согласился Чекан, заслуженный халявщик.

Подъехали к дому, поднялись на пятый.

— Мурзик, ты где? Иди сюда! Закуска явилась!

Из глубины квартиры явился кот Мурзик с бакенбардами и с хвостом, как у енота, приветствуя вошедших традиционным "мяу". Мотня сразу растрогался.

— Мурзик, ах ты, паршивец!

Поставил клетку на пол, и они с Чеканом уставились на животных, ощущая, как радостно замирает сердце, словно в детстве в зоопарке.

Мурзик заинтересовался серыми в клетке, приблизился напряженной охотничьей походкой. Мыши засуетились и к восторгу зрителей запищали.

— Ну, блин, сейчас будет! — прошептал Мотня.

Но тут произошло непонятное. Мурзик вдруг зашипел, чесанул от клетки и пропал в комнате.

— Мурзик! Мурзик! — всполошился Мотня, пошел его искать.

Мурзик забился под кровать, и сколько Мотня и Чекан ни звали его, не хотел вылезать. Попытались вытащить силой — заорал, стал цепляться за всё, что попало, когтями.

— Они, падлы, с ним что-то сделали! — сказал Мотня Чекану. — Утоплю я их теперь!

Мотня и Чекан направились обратно к клетке.

— Не, пацан, что-то они с ним сделали! Ты видал, как они суетились?.. Гляди, они ноги делают!..

Пока Мотня и Чекан общались с котом, мыши ухитрились открыть дверцу и разбегались из клетки во все стороны.

— Лови их! — завопил Мотня, заметался по прихожей, шарахаясь об стены, вешалку и Чекана. — Дави!..

Они запрыгали, грохая подошвами по полу. Двух мышей сумели раздавить, остальные смылись.

— Ну ты, придурок! — набросился Мотня на Чекана. — "Свезем!.. Мурзика порадуем!.." Теперь из-за тебя мышей полно в доме!

— Ничего. Мурзик переловит.

— А если не переловит? Если они его сожрут? Видал, как он от них дунул?

— Купи мышеловку. А я бы мышек оставил. Для уюта. Сидишь вечером, пьёшь чай, а где-то мышка: хрум-хрум… Вроде сверчка.

Мотня немного успокоился, только дышал громко — так с ним случалось, когда чувствовал себя немного дураком. Но кто сейчас-то был виноват, скажите, а?

— Ладно, Чекан, купишь мне мышеловку.

— Две куплю! — пообещал Чекан.

Вот жмот, нет чтобы для красоты сказать: "сто" или хотя бы: "десять"!

— Ладно, забыли. Давай выпьем-закусим. У меня от этих волнений аппетит разыгрался зверский.

У Чекана, понятно, разыгрался тоже.

— А то! Давно пора червяка замочить.

— Сейчас сделаем! Жалко, хавать очень хочется, а то бы отбивные разморозил.

Мотня любил готовить. Вообще был хозяйственный. В кухне у него валялась целая библиотека из книг по этому делу. Чекан подобрал одну и прочитал:

— "Грёбаная кулинария"…

— Не "грёбаная", а "грибная", придурок!

— Это я шучу, — ухмыльнулся Чекан.

— Ну, ладно! Сейчас по-быстрому сосисочек напустим…

— У тебя какие-нибудь молочные, в презервативах… — прикинулся аристократом Чекан.

— Ты что, пацан! Натуральные говяжьи, в бараньем чреве!

Пока сосиски кипели, пиво, помидоры с огурцами и остальное отнесли в комнату, где Мотня клево расставил всё на низком столе. Чекан почувствовал себя словно в хорошем ресторане, где был один раз, когда всей бригадой обмывали мочиловку Косого.

Мотня налил себе в кружку "5 лет Обручевскому району", Чекану — в другую, без надписи.

— Ну, за удачный день сегодня.

За окном солнце садилось в кратер из облаков. Небо сразу поскучнело и потускнело. Включили лампу. Заодно включили телевизор. В нем крутили кино про ихних заокеанских братков.

— Много у них разговаривают, — заметил Мотня. — Пока кого-нибудь замочат, на тыщу баксов наговорят.

— Наверное у них язык такой, — предположил Чекан. — Располагает к разговорам.

— Да нет, — разъяснил Мотня. — Просто в кино всё туфта. Вон, гляди, лысому ломом дали по балде, а он опять прыгает, как новый.

— Фуфло! — согласился Чекан.

— Ну, давай еще пивка задубасим. Это у них там общество потребления, а у нас общество употребления…

Но не успели они сделать еще по паре глотков, как с кухни послышался буравящий душу скрип, а затем растрепанный жестяной грохот. Мотня побежал в кухню, а Чекан остался допивать пиво.

Мотня вернулся озадаченный.

— Ничего не понимаю. Ящик из тубмы сам выполз и упал…

— Что там лежит-то у тебя?

— Да хрень всякая: проволока, гвозди, провода…

— Может, дом покосило?

— Тогда бы и другие ящики поехали, чудило!

— Значит, Филиппыч. У меня у тетки в доме живет Филиппыч. Она ему сахарок кладет, чтобы был добрей. Потому что, когда Филиппыч рассердится — всё вверх дном переворачивает. Никого не видно, а посуда с полки так и летит.

Мотня хмыкнул.

— Это ты кина насмотрелся.

— Да пошел ты! Мне тетка сама рассказывала! А общаться с ним надо ласково. Особенно если что-нибудь пропадет с ясного места, и никак найти нельзя. Значит, Филиппыч сбондил. Тогда надо сказать: "Филиппыч, забавник, поди поешь каши, отдай вещи наши". И через полчаса — хоп! — всё снова на месте. А если начать базар на забор мазать, то стремно будет… Еще он зеркало не любит…

— Я мочиловку Косого прошел, там стрельбы было — до неба. Во где стремно было, понял?

— Понял, — кивнул Чекан, потянувшись то ли к сосискам, то ли к пиву, то ли к тому и другому. Но не дотянулся.

Где-то затрещало, свет погас, телевизор потух. Комнату заполнили молчаливые сумерки.

Мотня отвратительно выругался.

— Монтеры наши, туда и так их!

— Позор двадцатого века, — констатировал Чекан.

Поскольку уже довольно сильно стемнело, Мотня взял зажигалку и, освещая себе дорогу ее слабым огнем, отправился к входной двери. В прихожей он бесполезно пощелкал выключателем и снова страшно выругался.

Вернулся он уже менее злой, потому что сильно удивленный.

— Хрень какая-то. Все предохранители сразу повыбивало. Включаю — снова вырубает. Не видал такого.

— Может в доме что-то?

— У соседей всё нормально, счетчики крутят, в натуре…

Большой палец Мотни чересчур нагрелся от зажигалки, которой он освещал себе окрестности. Громко матерясь, он затряс рукой, остужая ужаленную кожу. А когда кончил шипеть и рычать, оба приятеля услышали ровный шум водопада.

— Это ты воду на кухне включил? — спросил Мотня.

— Я пиво пил, — возразил Чекан.

— Тогда какая падла кран трогала?

На этот вопрос Чекан на всякий случай не отозвался, всё более убеждаясь в истинности теткиных рассказов.

Мотня постоял, соображая насчет "падлы".

— А может просто кран лажёвый — потек, — высказал он логичное предположение, но на всякий случай произнес магическую фразу:-Если кого найду — урою!

Снова осветив пространство прыгающим огнем зажигалки, он отправился на кухню. Из крана хлестало, как из петергофского фонтана.

"Интересно, горячая течет или холодная?" — почему-то зашевелилась в голове мысль.

Но как только он взялся за кран, сверху на шею упало что-то легкое, змеящееся.

"Провод какой-то", — успел подумать Мотня, брезгливо хватаясь за него другой рукой.

Чекан сидел и слушал шум льющейся воды, пока не почувствовал себя немного идиотом. Он слышал грохот табуретки, о которую хряпнулся головой упавший Мотня, но и предположить не мог, что его кореш валяется на полу, а списал всё на малогабаритность наших кухонь и плохую видимость.

"Табуретку сбил, бегемот!"

В конце концов в душе у Чекана стали ползать беспокойные тараканы.

— Мотня! Ты что там, копыта отбросил? — громко сказал он, думая, что шутит.

Никто не отзывался; табуретки больше не падали. Чекан понял: хочешь, не хочешь — придется оторваться от стула и пива и идти искать кореша.

Он стал шарить свою зажигалку, лежавшую возле тарелки. Зажигалки не было, хотя Чекан точно помнил, как два раза закуривал от нее. Он поднял тарелку, отчего лежавшая в ней вилка с нехорошим звоном упала на пол, и обшарил всё вокруг. Источник огня и света исчез. Не исключено, что зажигалка упала на пол — да где теперь в темноте найдешь!

Чекан почувствовал себя первобытным человеком, безоружным перед силами природы.

— Санёк! — воззвал он. — Кончай умника макарить! Из-за тебя зажигалку посеял!

Мотня продолжал загадочно молчать. У Чекана за воротник поползли мурашки, а на языке завертелось про кашу и про Филиппыча. Он встал и под играющий в кухне клекот воды осторожно двинулся сквозь темноту. Но только вышел в прихожую, как в соседней комнате страшно заорал кот. И тут же по стенам и по потолку загуляли бесшумные оранжевые отсветы.

"Горим!" — влетела в голову мысль и засела там как огромная заноза.

— Мотня, так твою! Пожар у тебя!

Чекан рванул на отсветы, вбежал в комнату и остолбенел. Струи огня на глазах разбегались по паркету, креслу и кровати, взлетали по занавескам.

— Салют Победы, мать-перемать, — пробормотал потрясенный Чекан.

Сорвал с кровати покрывало и стал топтать ногами огонь, но тут же занялось одеяло, да так бойко, словно было сделано из бумаги.

— Санёк! Вали сюда! Тут шухер полный!..

Покрывало под ногами Чекана не сдавалось, а в комнате становилось всё жарче и светлее.

"Поздно!.. — догадался Чекан. — Уже не затоптать!.."

— Мотня! Звони в пожарку! — завопил он и собрался уже сам бежать к телефону, но заметил валяющиеся возле огненного озера пузырьки и, ужаленный догадкой, поднял один и понюхал горлышко.

Запах был острый, огнеопасный, вроде ацетона или скипидара.

Хозяйственный он, блин, Мотня, полно всякой гадости в доме.

Чекан понял, что дело нечисто и пора линять. Может быть даже мимо телефона. Вопреки убеждению братвы, он был не полный дурак и допер, что с Мотней уже разобрались, и теперь не исключена его очередь.

В этот момент возле самого его уха раздался странный хрипловатый писк. Чекан очумело повернул голову и вывернул глаза. У него на плече оказалось маленькое существо величиной с мышь и на мышь похожее. Короче, вроде тех, что смылись из клетки. Существо уверенно стояло на задних лапках, а в передних держало наперевес, как шланг, белую, вроде как полихлорвиниловую, трубку (не иначе — из запасов того же домовитого Мотни). Трубка уходила куда-то вниз, но куда — Чекан разглядеть не успел. Обнаружив перед собой его нос, существо снова торжествующе-пискляво крикнуло — и тут же резиновым молотком Чекану ударило по ноздрям, а в сам нос будто кто-то бросил горсть мельчайших иголок, которые влетели в мозг, словно рой пуль, после чего в голове, как в сломанном телевизоре, погасло изображение. Лишенное чувств тело еще секунду стояло столбом, а потом обрушилось лицом в огонь, отчего в воздух взвились и запорхали по всей комнате огненные бабочки.