Мыши

26

Юрий Семенович Верхуша, лицо без определенного места жительства, был в этот вечер в хорошем настроении. В мусорном контейнере он нашел книгу "Жизнь Ленина" с картинками, и хотя точно пока не знал, как ее пустить в дело, понимал, что кто-то сильно ошибся, выбросив такое сокровище.

С книгой и с раздувшейся пластиковой авоськой он шел в примеченный накануне заброшенный дом, где надеялся оборудовать завидное лежбище.

Его сопровождала собака, такая же бездомная, как и он, по кличке Нерон, которая была приучена лаять на прохожих с целью вымогания денег. Последние полтора часа жизни Верхуша провел в клеенчатом шатре-пивной (в просторечии — пузыре), вследствие чего алкоголь поразил его центры, управляющие равновесием, что было, надо признаться, заметно.

Присмотренный дом был хороший, на отшибе, за забором. Со стороны могло показаться, что он шибко охраняется. На самом деле никакой охраны не было. Спокойное место для достойного человека и его собаки. Верхуша накануне нашел в заборе слабое звено, пригодное для несанкционированного проникновения на огороженную территорию. Он принадлежал к тому племени, которое, словно пыль, просачивается всюду, где створки оказываются прикрыты неплотно.

Очутившись в нужном месте, Юрий Семенович отодвинул полосу гофрированной жести и протиснулся в узкую дыру.

— Давай, залезай! — скомандовал он Нерону, который трусил и поскуливал.

Тот повиновался.

— Смотри! А то будешь ночевать, как какая-нибудь бездомная тварь! — погрозил Верхуша ему пальцем, и Нерон виновато замахал хвостом.

— Ну, ладно, пошли скорей, а то я замерз, как негр на катке!

Управляя непокорными ногами, бомж добрел до стены с рядами окон, забитых досками.

— Ищи, Нерон, где-нибудь должна быть для нас лазеечка.

Его зоркий, как у вороны, глаз разглядел плохо прибитый край горбыля на подвальном окне. Подув на пальцы, Верхуша без особого труда оторвал горбыль, а потом принялся за другие доски, приговаривая несвежим голосом:

— Эх, горе-работнички!

После того, как четыре деревяшки либо были оторваны, либо беспомощно повисли на одном гвозде, дело было сделано.

— Вот мы и дома, Нероша.

Пес хвостом выразил согласие и одобрение. Юрий Семенович протиснулся внутрь и очутился среди гулкого эха и воздуха, насыщенного напоминаниями о плесневых грибках и застоявшейся канализации. Пошарив в целлофановой утробе пакета, Верхуша достал свечку и чиркнул спичкой.

— Смотри, Нерон, прямо дворец!

Из того же пакета он вынул стопку газет и расстелил на полу. Потом накрыл это ложе снятой с себя верхней деталью одежды, которую было бы трудно квалифицировать каким-либо определенным образом. Завтра он принесет сюда еще газет, старое одеяло (припрятанное на прошлой неделе), а со двора магазина "Олимп" уведет добротную картонную тару — и будет у него настоящая фазенда, куда не зазорно привести какое-нибудь существо, более приятное для общения, чем Нерон.

Он пнул пса, который с наслаждением лизал себе причинные места.

— Ты совершенно опустившаяся, невоспитанная тварь! На кой черт, скажи, ты сегодня так злобно и гнусно облаял мусоровоз?

Выговаривая собаке, Верхуша достал всё из того же вместилища сваренное вкрутую яичко, батон и бутылку с иностранной этикеткой, надпись на которой уже давно не совпадала с содержимым.

— Какой наш девиз? Правильно! Наш девиз: пятьдесят грамм и конфетку!

Но вместо того, чтобы поддержать этот приятный разговор, Нерон вдруг забеспокоился. Он пытался то поднять свои плебейские уши, то, наоборот, прижать их поближе к голове. Потом стал поскуливать. В конце концов он повел себя совсем странно: начал кружить по комнате, поджав хвост — и неожиданно вообще выскочил сквозь дыру в окне наружу и пропал. Ну и бог с ним, псом! Его собачий бог с ним! Совершенно опустившаяся тварь! Может, его просто понос прохватил.

Верхуша снял ботинки и вытянул ноги, пахнущие старыми макаронами. Потом хлебнул из бутылки и начал лупить яичко. Но организм уже не хотел повиноваться ему и заявлял, что можно обойтись без яичка и батона. Рука опустилась, голова повисла, тело обмякло. Через минуту Верхуша лежал на своем экзотическом ложе в безмятежной позе человека, не обремененного ни житейскими проблемами, ни укорами совести.

К нему уже как будто пришел сон, но сквозь сумеречные дебри дремы мерещился какой-то шепот, постанывания и постукивания. Поэтому очень скоро Юрий Семенович снова очнулся и позвал:

— Нерон!..

На это отозвался только гулкий воздух под потолком.

— Совершенно опустившаяся тварь! — пробормотал Верхуша.

Он проверил, хорошо ли держится свеча в подсвечнике (которым служила пепельница с головой Нефертити и надписью "Hotel Aladdin"). Свеча стояла уверенно, огонь горел ровно. Но как только Верхуша опять прилег, повторилось прежнее наваждение. В привидения Юрий Семенович, как бывший советский человек, не верил. Кроме того, будучи бомжом, он сам то и дело обитал в местах, где полагалось водиться привидениям, но ни одного из них так и не встретил, в отличие от себе подобных. Короче, там, где заводятся бомжи, для привидений места уже не остается.

Понемногу Верхуша догадался, что звук идет по полу откуда-то издалека. Сжав пальцами голову Нефертити, он поднялся и отправился туда, где темнела дверь, хрустя при этом мусором, который уже успел наплодить вокруг себя. Ничего не поделаешь, к такому уж сорту людей он принадлежал. От попугаев, к примеру, тоже много мусора. Такой сорт птиц.

За дверью была другая комната, такая же пустая. Из нее Верхуша перешел в следующую, потом еще в одну. Так он блуждал, пока не оказался в месте, где посапывающий и постукивающий шум был слышен совершенно отчетливо. На полу блестел тонкий волосок света. Свеча высветила контуры давно не открывавшегося люка.

"Погребок был у хозяев", — догадался бомж. Он поставил Нефертити на пол и встал на четвереньки. Безо всякого сомнения, загадочный шум доносился оттуда же, откуда сочился свет.

Верхуша пошарил: нет ли кольца какого-нибудь или скобы? Ничего не было. Тогда он корявыми пальцами ухватился за чуть выступающий край и потянул. Дверка в полу подалась на незаметное для глаза, но ощутимое для пальцев крошечное расстояние. Верхуша понял, что ее просто законопатили время и мусор. Ползая на четвереньках, он стал выдувать труху из щелей, и в сказочном мареве свечи в воздух взвились пыльные джинны.

Потом снова потянул дверку — и та с хрустом приоткрылась. Верхуша заглянул внутрь — и ахнул. В залитом электрическим светом помещении он увидел совершенно необычайную картину. Там, внизу, кипела жизнь целого завода. Но завода очень маленького, почти игрушечного. Шумели длинные ряды станков; по проходам между ними бегали тележки; надо всем пейзажем величественно плыл мостовой кран. Но самым замечательным был даже не этот мостовой кран, а то, что им, как и другими станками, управляли маленькие серые человечки, и человечки эти были почему-то с хвостами. У Верхуши от умиления нижняя губа свесилась, как у старой лошади.

— Зверечки… — пробормотал он, радостно ухмыляясь.

Картинка была такая живая и веселая, напоминающая о золотом детстве, что у бродяги сама собой протянулась рука — погладить зверечков. Те запищали и начали разбегаться, а Верхушина рука наткнулась на какие-то нитки. Посыпались искры, раздалось шипение. Кожу на концах пальцев обожгло, словно Юрий Семенович наткнулся на горящую сигарету.

Внизу уже царила настоящая паника. Верхуша радостно засмеялся, наблюдая за мечущимися фигурками. Он вспомнил, что у него в кармане должен быть подобранный чинарик, выудил его, закурил, пыхнул дымом в зверечков и, выставив палец, сделал вид, будто понарошку стреляет:

— Пу-пу!

В стреляющий палец неожиданно впилась заноза. Осмотрев переднюю фалангу, Верхуша в изумлении и растерянности обнаружил небольшую ранку, напомнившую ему о тех временах, когда он еще наведывался в поликлинику и сдавал анализы крови.

Тут же несколько иголок впились в лицо. Верхуша пощупал уцелевшими пальцами свой нос, мягкий, как гнилой лимон, и тоже увидел следы крови. Он понял, что теперь стреляют в него, но уже не из пальца и не понарошку!

Юрий Семенович ощутил в желудке биение пульса. Многолетний опыт бомжа подсказал, что надо поскорее сматываться. Верхуша захлопнул крышку опасного подвала и побежал, временами плутая в темных помещениях. От испуга пол словно прилипал к ногам. Несколько раз беглец громко позвал Нерона, но совершенно опустившаяся умная тварь была давным-давно далеко.

Забрав котомку, бомж вылез наружу из опасного дома — и остановился, прошитый дрожью от лопаток до кобчика. По пустырю между заколоченным домом и забором ползли фонарики. Много фонариков. И как только появился Верхуша, их лучи тут же притянулись к нему.

Загородив глаза ладонью, бомж разглядел в отраженном свете тела маленьких броневиков, похожих на кастрюли, и услышал рычание маленьких моторов. Лицо повело наискось от страха; в животе лопнула струна и из штанов раздался унизительный жалобный звук. В отчаянной надежде испугать врага, Верхуша выхватил из котомки самое дорогое, что имел: красивую импортную бутылку — и взмахнул ей над головой с нешуточной угрозой:

— Отвали!

В ответ вспыхнуло, хлопнуло — и беднягу обдало осколками стекла и остатками недопитого накануне спиртного. Обезумев от желания спастись, Верхуша бросился вперед, ударил ногой броневик, оказавшийся тяжелым, словно бабушкин чугунный утюг, и перед тем, как следующий снаряд ударил ему в грудь, успел крикнуть нечеловечески громким и отчаянным голосом, чтобы выпустить страх:

— Неро-он!..

Из проезжавшей мимо патрульной машины заметили странные блуждающие огоньки на территории, огороженной строительным забором. Остановившись, патрульные услышали дикий крик. Понимая, что пустующее крупное здание — слишком сложный объект для двух милиционеров, патрульные сообщили по рации о происходящем, заняли наблюдательную позицию и стали ждать подкрепление.