Мыши

33

Профессионал не имеет права рисковать добытой ценной информацией. Поэтому Комову, который действовал теперь в одиночку, был нужен для подстраховки помощник. Сомнений насчет того, кто им должен быть, у Алексея не было: конечно Марат! Получив обещанную Лялиным премию, Комов отдал другу половину долга, и мог теперь обращаться к нему с чистой душой.

Халиулин обрадовался Комовскому голосу.

— Как ты там? Вовремя ты смотался, у нас тут сумасшедший дом! Я думал, ты уже давно упаковал чемоданы, как все приличные люди.

— Ты будешь смеяться, но я об этом даже не думал. У меня тут свои… как бы тебе объяснить…

— Выкладывай, — велел Марат.

— Надо было разобраться кое в чем в деле профессора Цаплина. Вот я и выклянчил отпуск.

В чем конкретно он хотел разобраться в деле профессора Цаплина, Комов не смог бы объяснить даже под пытками. Просто было нечто сверхъестественное в этом расследовании, бросить которое было выше Комовских сил. От дела фальшивого индуса легко бы отказался, прапорщика-бомбиста забыл бы с радостью, как дурной сон. Профессора же Цаплина, даже отнятого начальством, не собирался уступать.

— Очень интересно, — сказал Марат. — Смотри только, чтобы тебе голову не оторвали!

— Тебе на самом деле интересно?

— Так, — констатировал Халиулин. — Поступило деловое предложение.

— Скорее, дружеское. Сгонять завтра со мной в одно место.

— В качестве доктора Ватсона или следственной бригады?

— Назови как хочешь.

На другом конце линии повисло молчание.

— Может, денька через два? — наконец спросил Марат.

— О чем ты! Какие два денька! Это очень срочно!

— Будь вместо меня кто-нибудь другой, он бы решил, что с ним говорит спаситель человечества.

— Значит, не можешь мне помочь?

Марат помолчал, потом сухо спросил:

— Ты читал, что они пишут?

— Кто?

Ах, да, понятно, кто. Марат ведь, так сказать, из этих, из народов, подверженных исламу.

— Извини, я не очень хорошо разбираюсь в религиозных тонкостях. Боюсь, что у всех нас бог скоро будет один. С хвостом.

Трубка снова замолчала. На сей раз оскорбленно.

Подождав, Комов сказал:

— Мне очень нужна твоя помощь, Марат.

— Не могу. Завтра у меня митинг.

— А послезавтра?

— Пикет у храма на Кропоткинской.

— Ты думаешь, это самое нужное сейчас?

— Извини, старик. Ничем помочь не могу, я уже обещал. Звони позже. Пока.

— Пока.

Удрученный Алексей опустил трубку, ощущая, как расползающиеся трещины рушащегося мира зазмеились у него прямо под ногами. От кого еще, кроме Марата, мог он ждать помощи? Обидно было еще и то, что Халиулин разговаривал с ним, как с психически нездоровым. Что ж, когда весь мир сходит с ума, самыми большими психами, значит, выглядят именно нормальные люди.

И что же теперь делать?

Откровенно говоря, Алексей даже растерялся. Он так надеялся на Марата.

Он стал перебирать приятелей и знакомых. Но ведь для того, что задумано, нужен человек очень близкий. Такой, с кем можно поделиться самым интимным, вроде наушников от плейера. Ведь делиться предстояло кое-чем еще более интимным: тайными намерениями.

В общем, нужен был кто-то такой же, как Марат. Или как…

Сначала Комов гнал от себя эту мысль. Но она снова возвращалась. Потому что другого варианта он не находил. Так сложилась жизнь. Он, конечно, не имеет права подвергать тех, кого любит, риску. Одно дело — Марат, он все-таки профессионал. И совсем другое… Но и терять время он не имеет право. Слишком важные вещи стоят на кону. Так сложилась жизнь…

В очередной раз всё доказав себе, Комов окончательно понял: так сложилась жизнь, и поднял трубку.

— Лиза, то, что я сейчас скажу — предложение, от которого ты вполне можешь отказаться.

— Необычное начало, — сказала она.

— Необычное. Знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что для того, чтобы вырос красивый хвост, нужна целая жизнь, а чтобы потерять его, достаточно одного неловкого движения.

— Ты хочешь предложить мне рискнуть моим большим красивым хвостом?

— Я не предлагаю. Я просто хочу кое-что изложить.

— Можешь не излагать. Я уже согласна.

— Ты хотя бы послушай!

— Зачем? Не хочу, чтобы ты потом говорил: от тебя, как от черешни — удовольствия много, а пользы никакой.

Комов вздохнул — кажется, тяжело, но со стороны могло показаться, что — облегченно.

Давай я все-таки расскажу. Это же не просто прогулка, а прогулка со взломом…

— Заходи.

Комов с омерзением зашел.

— Ты что — не готов?

— Готов. Щас вискаря в радиатор залью — и поедем.

Корявый согнал со стола кота и налил полстакана.

— За мать-удачу!

Он хотел налить еще, но Комов задержал наклонившуюся бутылку.

— Не переусердствуй, а то развезет. Нам по дороге еще в одно место надо заглянуть.

— Зачем?

— За сообщником.

— Круто стали жить менты! — с неподдельным уважением сказал Корявый. — Совсем закона не боятся.

— Давай, давай! Не упади, когда сообщника увидишь.

Корявый взял маленький чемоданчик, а следователю сунул моток проволоки.

— Неси.

— Замазать хочешь? — усмехнулся Комов. — Это что такое?

— Если случай тяжелый, будем к щиту подключаться и использовать последние достижения технической мысли… Поработай мальцом. Жалко, в форточку не пролезешь. Ну хоть на шухере стоять можешь?

Через полчаса они подъехали к Лизиному дому. Комов остановился у подъезда и погудел.

— Вор из тебя, начальник, хреновый, — заметил Корявый. — Ты что — не помнишь, как Ленин учил: в конспирации нет мелочей! На дело едешь, чего гудишь на всю улицу?.. Смотри, какая зайка! — сказал он, когда Лиза вышла из подъезда. — Произведение искусства!

Лиза впорхнула в Комовские "Жигули".

— Привет! — сказала она водителю.

И Корявину:

— Лиза.

— Николай, — жеманно отрекомендовался домушник.

И тут его пробило:

— Это что?.. Это она… с нами?

— Разве не хорошо для конспирации? — удивился Комов.

— Вы о чем, мальчики? — спросила Лиза.

— О тебе, о чем же еще!

— А я думал: увижу очередного Гамлета с пистолетом, — сообщил Николай Корявин.

Лиза засмеялась.

— Красиво шутите, Николай!

Комов оскорбился:

— Какой еще пистолет? Плохо ты меня знаешь. Я ведь без оружия хожу.

Тогда Корявый наклонился над рычагом коробки передач и успокоительно шепнул:

— Ничего, зато я захватил.

Подъезд, куда перебрался профессор Цаплин, напоминал вход в аттракцион "Пещера ужасов". Они поднялись на пятый этаж и остановились перед соответствующего вида дверью.

— Эта? — спросил Корявый, не скрывая презрительного удивления.

Комов показал ему: не шуми! — и надавил на кнопку звонка. Слышно было, как внутри разливается электрическая трель. Никто не отозвался, о чем и предупреждал Копалыч: профессор Цаплин был далеко отсюда, в надежных руках.

— Действуй, Коля, — шепнул Комов.

Корявый многозначительно хмыкнул, достал из чемоданчика две металлические палочки. Сначала вставил в щель для ключа одну, потом всунул другую и стал ей ковырять внутри — будто зубы лечил. Через полминуты он нежно повернул отмычки — и дверь, щелкнув, открылась. Лиза вздрогнула и побледнела.

— Тоже мне, задача! — брезгливо сказал Корявый. — Сам бы мог такую заколкой открыть! Отдавай провод.

— Спасибо, Николай, выручил.

— Баулы сам выносить будешь или помочь? — пошутил домушник и подмигнул Лизе, которая из белой сразу стала пунцовой.

— Сам буду, — оборвал Комов распоясавшегося урку. — А ты свободен. На такси дать?

— Обойдусь как-нибудь. Смотри, девушку не обижай. А вы, — велел Корявый Лизе, — если этот барбос плохо будет себя вести — сразу ко мне. Он теперь замазанный, мы его вмиг зашухерим своим же ментам!

Чтобы прекратить это безобразие, Комов взял Лизу за руку, втащил в квартиру профессора Цаплина и захлопнул дверь.

Внутри был плохой, застоявшийся воздух.

— Чувствую, давно здесь никого не было. Насчет поликлиники ребята из ФСБ тоже не догадались, — непонятно для Лизы прошептал Комов.

— Почему — тоже?

Вместо того, чтобы ответить на этот законный вопрос, Алексей принялся нащупывать выключатель, и когда в прихожей засияла наглая голая лампа, сказал уже нормальным голосом:

— Вот мы и в логове врага.

— Прямо удивительно, что Николай сумел так легко открыть дверь. Как он это сделал? — сказала Лиза, всё еще завороженная мастерством Корявого.

— Везде свои професссиональные секреты, — пояснил Комов. — В балете, например, танцовщик умеет прыгнуть так, чтобы приземлиться точно с окончанием музыкальной фразы.

С крюков убогой вешалки свисали оливковый плащ и брезентовая куртка; на полу под ними, словно брошенные дети, толпились резиновые сапоги, старческие тапочки в клетку и ботинки, которые вышли из моды так давно, что грозили вскоре снова стать модными.

— Не очень-то похоже на жилище повелителя мира, верно?

— А ты ничего не перепутал? — осторожно спросила Лиза. — Может это вовсе не он? Или квартира не та?

— Сейчас разберемся, — пробормотал Комов.

Внутренние покои убежища профессора Цаплина тоже не поражали роскошью. Даже наоборот. Главное место в единственной комнате занимал заваленный бумагами стол. Ни телевизор, ни кресло — ничто не отвлекало профессора в этом доме от его великой цели. Увидев этот стол и компьютер на нем, Алексей ощутил предвкушение великих открытий. Перед ним был бесценный архив человека, захотевшего перевернуть мир — и уже почти сделавшего это.

На железной коробке системного блока компьютера стоял фотопортрет в скромной рамке. Комов узнал седой ежик, виденный в театре. Лиза тоже узнала.

— Смотри-ка! Это на самом деле он!

Алексей подобрал толстую тетрадь и перелистал несколько страниц, исписанных нервным профессорским почерком.

— А ведь Николай был прав насчет баулов, — сказал он. — Куда всё это будем пихать?

В поисках сумки или, на худой конец, пластикового пакета, они заглянули в шкаф, под диван, в тумбочку для белья и даже в холодильник на кухне, который тут же в ужасе снова захлопнули.

— Ничего, возьмем занавеску из ванной, — сказал Комов. — Не из простыни же узел вязать!

В ванной занавески не оказалось. Собственно говоря, там вообще ничего не было, кроме куска мыла, куцего полотенца, зубной щетки и аккуратно выдавленного до половины тюбика зубной пасты, висящего на полочке вниз головой — признак педантичности и бережливости.

— Тогда придется забрать у профессора штору, — решил Комов.

Он подошел к окну и пощупал мрачное полотно невнятной расцветки, словно опасался, что оно рассыпется у него в пальцах.

И вдруг он отскочил от окна, словно обжегся о пыльную материю, больно схватил Лизу за руку и потащил за собой так стремительно, что она чуть не упала.

— Что такое? — пролепетала Лиза, чувствуя, как от вкрадчивого смрада профессорской квартиры и языческого страха перед какой-то необъяснимой жутью, происходящей вокруг, перестают слушаться ноги.

Обхватив девушку за талию, и увлекая в прихожую, Комов придушенным конспиративным голосом сипел ей в ухо пугающе непонятное:

— Они здесь! Скорее! Надо спрятаться!

Едва они выскочили из комнаты, добрались до выключателя в прихожей и погасили свет, как позади раздался хлопок, похожий на взрыв петарды, а затем неприятный звук осыпающихся стекол. Лиза схватилась за ручку входной двери, но Комов мягко удержал ее, зашептав:

— Подожди. Молчи и не двигайся.

Уже было слышно громкое стрекотание, словно исходящее от допотопной швейной машинки. Потом с этим стрекотанием слилось другое. И еще несколько.

— Это вертолеты… — почти беззвучно сказал Комов Лизе в ухо. — Интересно, зачем они прилетели?

Лизе было совсем не интересно, но она боялась раскрыть рот, чтобы рассказать об этом. Откровенно говоря, она боялась даже дышать.

Слава богу, что Корявого вовремя отправили обратно, а то бы он либо обделался от страха, либо — что еще хуже — заорал.

Между тем стрекотание стало одно за другим умолкать. В конце концов умолкли все стрекотания и наступила пауза, наполненная шуршанием ветра в бумагах. А потом полилась тихая музыка, какой ни Комов, ни тем более Лиза, никогда в жизни не слышали. Тихий скрип дверных петель; похрустывание сухарика; стон метели в щели под дверью; колокольчик горошины, скатившейся в недрах буфета по каскаду уютно сложенной посуды… Вот что чудилось в этой музыке. Если, конечно, догадаться, что это была именно музыка.

Увы, Комов догадался. Как он мог теперь уйти, в такой интересный момент? Никоим образом не мог он теперь уйти! Мало того — он совершил нечто крайне безрассудное: сделал несколько шагов (просто чудо, что паркет не крякнул! — но Комов об этом даже не подумал), передвинувшись в такое место, откуда ему было видно, что происходит в комнате.

А происходило там следующее. На столе с профессорскими бумагами уже находились несколько десятков мышей. К счастью для Комова все они смотрели совсем в другую сторону. Даже можно сказать — в противоположную, поскольку были обращены к прихожей хвостами. Носы же их были повернуты к железному ящику процессора, где несколько их собратьев возле уже известного нам портрета хозяина квартиры образовали как бы почетный президиум, возвышающийся над толпой. Короче, ни у кого не возникло бы сомнений в том, что на территории стола происходит важное и ответственное мероприятие.

"Совсем как у нас!" — не без некоторого удивления подумал Комов.

Присмотревшись, Алексей увидел торчащие в одном месте над головами завитки и трубочки неведомых ему музыкальных инструментов, а также взлетающую перед ними дирижерскую палочку — тоньше спички.

Один из тех мышей, что стояли возле портрета, поднял лапку — и музыка прекратилась. Тогда махнувший выступил вперед и начал говорить(:

Подняв над головой лапку, очевидно, сжатую в кулак (который из-за его малых размеров и расстояния различить было невозможно), оратор тоненько прокричал по-человечьи:

— Смерть!

Это слово вернуло Комова в страну здравого смысла. Хотя, как вы наверняка догадались, Алексей, кроме последнего слова, ничего не понял из произнесенной речи, ведь она слышалась ему всего лишь мышиным писком.

Он утопился обратно во тьму прихожей, на этот раз страдая от мысли, что под ногами у него вздорный разболтанный паркет, который может выдать его в любое мгновение.

Добравшись до Лизы и нащупав ее запястье, он шепнул:

— Потихонечку отваливаем!

Но едва они сделали первый осторожный шаг к входной двери…

Нет-нет, паркет даже не пискнул. Произошло гораздо более ужасное. Внезапно в прихожей вспыхнул свет. Сама собой включилась лампа. Лиза вскрикнула и хотела было упасть, но Комов не позволил ей этого, хотя у него самого сердце подпрыгнуло и ударилось о ребра. Когда зеленоватый туман в ослепших глазах растаял и сквозь него проступил пейзаж прихожей, Алексей увидел на полу и на полочке возле зеркала маленьких зверьков. От устремленных на него пристальных глаз по спине у следователя забегали неприятные тараканы.

Стремительным движением Комов переместил свое и Лизино тела на оставшийся шаг и нажал на латунную ручку, открывающую путь к свободе… Дудки! Незапертая дверь не поддалась, несмотря на энергичные усилия.

Из-под вешалки, где сгрудились сапоги и ботинки, усиленный мегафоном голос сказал с небольшим иностранным налетом:

— Дверь блокирована. Пути бегства вам невозможны.

Чтобы упредить любые неприятные последствия в сложившейся безвыходной ситуации, Комов тут же поднял руки (немного пришедшая в себя Лиза тоже) и сказал громким и четким голосом:

— Передайте вашему командованию, что у меня для него есть важное предложение.