Мыши

32

Срок ультиматума истекал на следующий день. Москва к этому времени сильно опустела. Те, кто не имел родственников в провинции, перебрались на дачи; у кого не было дач, срочно искали жилье в глубинке: чем захолустней, тем лучше. Архангельская и Вологодская области очень быстро оказались по карману только обеспеченным людям. Самые богатые, разумеется, вывозили добро и родню за границу целыми самолетами. Цены на соль, спички, сахар, консервы и крупу взлетели. Рубль упал.

Китай благородно предложил в виде помощи ввести свои войска в Приморье и Хабаровский край. В сенате Соединенных Штатов начались дебаты по поводу возможного предоставления кредита русским мышам на реструктуризацию традиционного социального уклада. Госдеп подготовил неофициальное приглашение представителям шиитской оппозиции Ирака и делегации мышей посетить США.

Из европейских стран помощь прислала лишь Германия, главный экономический партнер и кредитор России (в Берлине вспомнили, что на немцев приходится сорок процентов всех российских долгов Парижскому клубу). Немецкий ограниченный воинский контингент был срочно переброшен на военный аэродром в Голицыно, еще находящийся под контролем армии, и в тот же день, совершив марш-бросок, оказался в центре Москвы.

Комиссия ПАСЕ объявила, что готовит заседание, посвященное обсуждению возможностей мирного урегулирования ситуации в России. Лорд Джадд должен был прибыть через несколько дней, чтобы изучить на месте, насколько на очеловеченных мышей могут распространяться стандарты Совета Европы по правам человека.

Между тем столица готовилась к неизбежному.

Сильный заслон находился в ущелье Тверской улицы возле Пушкинской площади. Тройная цепь из оливковых бронированных машин перегораживала улицу, а дальше гуськом выстроились большие трехосные грузовики с брезентовыми спинами. В Елисеевском гастрономе расположился один из командных пунктов с узлом связи.

Впрочем, все прочие улицы и переулки в центре Москвы тоже были обильно нашпигованы военными и их техникой.

В это серое осеннее утро нервы были напряжены; все ждали решающей атаки. И дождались.

Разведчики, рассеянные по крышам и подворотням и висящие над городом в вертолетах, один за другим стали сообщать о приближении врага. Поднялась военная суета; в воздухе смешались русские и немецкие команды.

Глаза усиленно всматривались в пустынный горизонт улицы. И вот наконец вдалеке обнаружилось движение, словно вдруг зашевелился асфальт. Потом стало ясно, что шевелится не асфальт, а льющийся по нему серый поток. В превосходную армейскую оптику были ясно видны серые солдаты, надвигающиеся бесконечно длинными шеренгами.

— К бою! — затрепетала команда в воздухе и в наушниках; захлопнулись люки оливковых чудищ.

— Сейчас будет фарш из мышатины! — злорадно сказал некий полковник, наблюдая со второго этажа над Елисеевским гастрономом за приближением противника. — Бейте огнеметами! — велел он в радио и заметил окружающим:-Думаю, после этого боя в округе не окажется даже одной гребаной разбитой витрины!

Серое воинство шло навстречу смерти, приближаясь к грозному ряду машин. Внезапно сплошная колонна разделилась на две, каждый поток повернул к своему краю тротуара, и две серые колышущиеся ленты, словно вода, стекающая с асфальта после дождя, нырнули в прямоугольные отверстия стоков, притаившиеся у границы мостовой, отмеченной бордюрным камнем. Густая мышиная масса продолжала наступать, но исчезала теперь в канализации, не достигнув роковой черты, за которой ее ждал фатальный приказ "Огонь!"

Видя, что противник ускользает, офицеры занервничали. Из люков высовывались их растерянные лица, а по невидимым радиоволнам понеслись неслышные голоса: "Что делать?.. Какой приказ?.." Наконец приказ был дан: "Огонь!" Тут же вдоль улицы упали огненные струи, и там, где они накрыли серые колонны, в воздухе заструился черный дымок.

Огнеметы успели дать только один залп: мышиная рать тут же рассеялась, ныряя в канализационные отверстия. Через минуту на улице остались лишь неподвижные трупики и дергающиеся в агонии обугленные тельца.

Глаза военных напряженно искали исчезнувшего противника. Наконец какой-то лейтенант, то есть представитель наиболее сообразительного — младшего — офицерского сословия, догадался:

— Заводите машины! Сейчас же отгоняйте машины! Следите за стоками!..

Но уже из других зарешеченных литым чугуном отверстий, находящихся в гуще войск, потекли обратно наружу ручьи серых тел, исчезая под брюхами танков и между колес у прочей техники. Захлопали выстрелы, но поздо, поздно! Внезапно резко запахло бензином, из-под капотов двух грузовиков пополз дым — и почти тут же вылетело с шумом яркое пламя. Вот загорелся еще один грузовик… Потом запылали бронетранспортеры… С криками побежали люди. С ревом стали заводиться и расползаться танки. Всё смешалось, как в испанском омлете.

Один танк дернулся и встал. Рядовой Ершов вылез из недр машины на броню и заглянул в решетку двигателя. Он сразу почувствовал острый запах хлещущей солярки. Тут же тоненький голос прокричал из темноты что-то торжественно-прощальное, сверкнул огонек — и выметнулось пламя, опалившее рядовому Ершову лицо. Он скатился с брони на асфальт. Минут через пять осторожно открыл глаза. Всё нормально, просто морду обожгло. Когда поднялся — вокруг горела техника, где-то рвались патроны и бензобаки. Ершов огляделся: куда бежать? Повсюду сновали мыши. Несколько зверьков остановились и в упор уставились на рядового. Ершов поднял руки:

— Сдаюсь!

Проворно по одежде на него тут же взобралось одно из существ и пропищало в ухо немного не по-русски:

— Вы пленный. Идите, следуя моим указаниям.

Ершов пошел в плен, а победитель стоял на его плече, держась за воротник.