Комов нажал на кнопку звонка в третий раз и держал ее столько, сколько требовалось, чтобы дать понять, что он человек решительный и уверенный в своей правоте. Если за дверью имеется кто-нибудь, и этот кто-нибудь не совсем покойник, он поймет, что ему все равно придется откликнуться.
Что и вышло.
— Кто там?
— Комов.
— Какой еще Комов?
— Все тот же. Открывай, Корявый!
Замки: плюм, плюм! Смотри-ка, как некоторые урки себя замуровали! Берегут добро, нажитое честным трудом.
Дверь приоткрылась на палец, обнаружив глаз и полщеки.
— Ну! Узнал?
— Ты один? — спросил загробный голос.
— Один.
— А там никого нет?
— Где?
— На этаже?
Комов добросовестно огляделся.
— Никого.
Дверь открылась достаточно для того, чтобы Алексей мог проскользнуть, но не слишком широко. И тут же закрылась.
В прихожей плавал тихий сумрак и царил неприятный и очень знакомый запах. Корявый мрачно молчал. Понятное дело, гость пожаловал не самый желанный.
— Ты что в конспирацию играешь? Свет в окне горит, а дверь не открываешь. Метадона наглотался? Или просто нервы?
— С чего ты взял?
— Брось! За километр видно.
— Да ты чё! Я спокоен, как лось в снегопад.
— Ну тогда приглашай в хату.
Корявый (он же Николай Корявин, домушник-виртуоз) затоптался.
— Неприбрано у меня.
— Ничего, потерплю.
— Ладно, проходи.
Комов шагнул — и тут же под ноги подвернулось что-то мягкое, раздался дикий рассерженный вой. От неожиданности Алексей подпрыгнул, а Корявый грозно цыкнул:
— Пшли вон, зверюги!
"Это же котами у него пахнет!" — понял Комов природу окружающего запаха.
Вслед за хозяином он вошел в замусоренную, неприбранную комнату. Два кота прыснули в разные стороны; еще одна отъевшаяся морда враждебно таращила круглые глаза со спинки дивана.
— Извини, я тут слегка заилился… Сейчас воздуху пустим.
Корявый отодвинул штору, и Комов с изумлением обнаружил, что все окно забрано мелкоячеистой сеткой.
С открытой форточкой дышать стало немного легче.
Хотя Корявый все время старался держаться к Комову правой стороной, следователь увидел, что левая щека и пол-уха у него залеплены пластырем и марлевым тампоном с проступившими рыжими пятнами. Стало ясно, почему хозяин квартиры не хотел выходить на свет из мрака прихожей.
— Это что у тебя, Коля?
— Так… старые дела.
Дела старые, а кровь свежая, опытным взглядом определил Комов.
— Они что, к тебе уже заходили?
— Заходили… Залетали…
Сразу стало понятно — и насчет сетки и насчет котов.
— Выпьешь? — спросил Корявый.
— Не откажусь.
Николай открыл бар и достал "Лимонную". Комов в очередной раз был сражен, увидев между бутылками мышеловку.
— Здорово они тебя напугали.
— Меня-то напугали, а вот Чуку Хорька вообще списали.
— Как? Чуку?
Корявый подтвердил:
— Покепали.
— За что?
— А за что кепают? За бабки. Прислали маляву, типа: "Отдай украденное у народа". А он заерепенился.
— А ты, как я понимаю, отдал?
Корявину словно прижгли нежное место утюгом — так страшно он выпучил глаза, сильно задышал и, приблизив свое лицо к Комовскому, выдавил:
— А вот об этом давай свистеть не будем!
— Что ж, не будем, так не будем, — согласился следователь, которого Корявинские сокровища в этот момент интересовали меньше всего.
— Ладно, не плачься. Олигархов вон обобрали, поп-звезд…
— Ну уж конечно! Эти ведь законно народ грабят, не то что мы!
Комов пропустил блатной сарказм мимо ушей.
— Давай выпьем наконец.
— Давай, — Корявин сделал это быстро и с желанием.
— Есть к тебе дело, — продолжил Алексей после того, как огляделся по сторонам и понял, что закуски не будет.
— Догадываюсь, что ты не в шахматы сыграть пришел!
Глазки Корявого, маленькие, словно у динозавра, смотрели холодно.
— Короче, Коля, надо войти в один адрес.
— То есть, хату гробануть? Говори уж нормальным языком, не ментовским.
— Брать там нечего. Это по другому делу.
— А ты потом мне всё припаяешь? Верно?
— Ты откроешь и уйдешь. А я тебя не видел.
— Это ты сейчас так звонишь, а потом будешь мной свою статистику улучшать. Я, между прочим, в последнее время закон не переступал.
— Верно, воровской закон ты не переступал… Ты ведь сам знаешь: если надо, арестуют и за ножичек для чистки ногтей на брелоке от ключей. А тут можешь своим преступным талантом послужить обществу. Сам видишь, что армагеддон грядет. Знаешь, что такое армагеддон?
— Магадан знаю, армагеддон — нет.
— Это именно то, что сейчас происходит.
— Постой, — начало светлеть в голове у блатаря. — Так ты по какому делу? По мышиному, что ли? — он трудно сглотнул. — Ты не темни! Если по мышиному, то не покатит! Ты меня лучше на двуногих науськивай.
— Если откажешься, грех на душу возьмешь. Будут тебе на том свете паяльник в ж… совать, электричество к я… прикладывать…
— Нету там этого!
— Всё там есть… Ну как?
— Японскую фирму "Накося" знаешь? — показал сложенные соответствующим образом пальцы Корявый.
— В тайниках у тебя с чьим профилем бумажки? — вдруг перевел стрелку разговора Комов.
Корявый не смог справиться с довольной ухмылкой.
— С разными.
— Так вот. Эти бумажки действуют, пока действует то, что на них нарисовано. А сами по себе они — просто цветная нарезанная бумага. Не те у тебя профили, Коля! Глядишь, другие морды скоро войдут в обращение.
— Не накаркай, начальник, я из-за них столько горбатился, с Уголовным кодексом в конфликт вступал…
— Значит, придется, Коля, снова начинать. Но следить за тобой буду уже не я, — вспомнив беседу с Петросорокиным, Комов сделал из пальцев бегущего по столу зверька.
Корявин отпрянул; испуганные его резким движением коты зашипели.
— Ты меня не пугай!
— Подумаешь, несколько клеток в мозгу умерли! Они тебе все равно не нужны.
— Ничего! У меня еще бацацирки есть!
— С бацацирками в магазин не пойдешь. Даже литр бензина на заправке не купишь. Так что не надейся, что будешь лопать без ложки салат с майонезом.
— Может сдернуть куда-нибудь? Где тепло, пальмы и девки…
— Проедаться? — усмехнулся Комов.
— Зачем? Жить!
— Что ты там будешь делать? Работать вышибалой в храме? Разве ты что-нибудь дельное умеешь? Хаты брать или головы пробивать? Там этот рынок давно поделен… Впрочем, я не против. Развлечешься, пока хвостатые туда не подвалят.
— Ты не мент! Ты волк злобный!
— Хочешь отвязаться от меня поскорее? Выполни мою нижайшую просьбу. Не для меня. Для человечества.
Корявый тяжело вздохнул. Трусил, не притворялся.
— Уговорил. Точнее, достал.
— Ладно, не трепещи. Как говорил киллер: "Знаешь, сынок, какой кровью денежки-то даются!" Завтра с утра за тобой заеду. Готовься.