19

— Алексей, зайди, там тебя Копалыч приглашает.

Полковник Яков Павлович Лялин был человеком старой несгибаемой школы, чего не скрывал и чем даже гордился. Разговаривать с подчиненными на "вы" категорически не мог. Начинал плохо себя чувствовать. Вновь появляющийся сотрудник слышал это редкое слово из уст Копалыча всего один раз — первый и последний — во время знакомства. Например:

— Ваше личное дело внимательно прочитал и считаю: ты нам подходишь. или:

— Вы мне напомните: какой ты там вуз-то закончил?

Вот такой интересный человек волею служебного расписания был начальником Алексея Комова.

— Садись.

Сам Копалыч, наоборот, встал и прошелся по кабинету, демонстрируя крутой зад в форменных брюках.

— Что это ты там какое-то дурацкое дело раскапываешь? Усердие зря переводишь. Профессор какой-то, бомжи на свалке… Важней у тебя дел нет?

— Это самое важное, Яков Павлович.

— Ну, ты мне мозги не засоряй! А фальшивый индус с фальшивым золотом? А прапорщик, который соседей взорвал?.. Такие дела — и стоят!

— Да вы вспомните хотя бы летательный аппарат из аэрозолей! Вы понимаете, что это значит?

— Ты эту детскую игрушку никому не показывай. Комедию развел!

— У меня свидетель.

— Жулик он, а не свидетель.

— Прыгунов? Жулик. Но и свидетель.

Начальник нахмурился.

— От твоей политики у меня холецистит разыгрался. Ты не лезь в политику!

— Это не политика вовсе.

— Самая что ни на есть политика! Смотри: с огнем играешь!

Этого высказывания начальства Комов не понял и со всё той же горячностью продолжил:

— Тут и без политики дело опасное. Вы материалы о происшествии у бензоколонки читали?

— Да это вообще фуфло какое-то! Сказки о Дюймовочке.

— Там вещдок приложен.

— Это вещдок по-твоему? Вещдок — это знаешь что?..

"Топор окровавленный, конверт с героином…"-успел Комов про себя предвосхитить мысль Копалыча, прежде чем тот сказал:

— Молоток со следами мозгов, спичечный коробок с алмазами…

Копалыч внушительно помолчал, а потом укорил:

— И вообще: что за малохольность, не можешь найти какого-то паршивого профессора!

— Он продал квартиру и выписался.

— Так найди, где прописался.

— Нигде не прописался.

— Может, ты еще скажешь, что он исчез?

— Для нас пока исчез. Снимает где-нибудь угол по-тихому…

— Квартира-то у него ничего была? — поинтересовался Копалыч.

— Ничего. На улице Фотиевой.

— Надо же! Уважали науку… Огреб он наверное за нее…

— Я думаю, он ее продал, чтобы иметь средства на эксперименты с… — Комов запнулся, но, служа истине, завершил:-со своими зверьками.

Копалыч снова нахмурился.

— Ты этими тварями всех затерроризировал! Уже из правительства запросы пишут…

— Значит, дело вправду серьезное, — рискнул предположить Комов, которому стало ясно, откуда в лексиконе начальника взялось слово "политика".

— Это еще выяснить надо: серьезное ли… — пробурчал Копалыч. — Прекращай розыск своего лауреата премии надкушенной булки и переключайся на прапорщика с индусом. А то не знаю, чего начальству докладывать. Не буду же я ему про зверьков излагать! Загонят кое-что… по самое "не хочу". Точнее, загонят мне, а я — тебе.

М-да, непросто порой уйти от начальника, не расплескав гордость.

— Яков Павлович! Дайте еще дней десять! Есть уже зацепки.

— Три дня, — отрезал тот.

— Так ведь завтра суббота!

— Хорошо. Начинай считать с понедельника. И помни мою доброту… На рубку "Спартака" с "Аланией" в воскресенье идешь?

Алексей Комов виновато потупился.

— Нет, Яков Павлович. В театр иду, на "Трубадура" Верди.

— М-да… Ты у нас известный звукоман. А у меня в балете всегда почему-то спина чешется.

— "Трубадур" — опера, Яков Павлович.

— Невелика разница… — Копалыч спохватился и поправился:-Театр — штука хорошая. Отдыхай. По выходным я тоже люблю немного распустить шнурки…

Загрузка...