Наши уже не придут 4

Глава восемнадцатая Дворцовый переворот

*30 марта 1928 года*

XIV-й Всесоюзный съезд Советов начался двое суток назад и с тех пор Аркадий метался между Большим Кремлёвским и Сенатским дворцами.

Население, к счастью для Немирова, восприняло перестановку на верхах спокойно. К нему у народа есть определённый кредит доверия — ещё свежи воспоминания о том, как он был на заголовках в каждой советской газете. И самое важное, что он должен был сделать — оправдать этот кредит доверия. Для этого он должен был сделать одно…

«Пахать, как негр на тростниковой плантации», — подумал Аркадий. — «Как Ленин пахал».

Ленин сейчас в Горках, отдыхает — кризис миновал, но работать он больше не сможет. Надежда Константиновна Крупская тоже покинула свой пост, чтобы ухаживать за Владимиром Ильичом, единственная задача которого — жить. Жить как можно дольше.

В кабинет вошли Сталин и Дзержинский.

— Есть разговор, — произнёс Иосиф Виссарионович.

— Проходите, садитесь, — кивнул им Аркадий.

Сталин сел на диван и сразу же достал свою трубку.

Дзержинский сел рядом и уставился на Немирова ничего не выражающим взглядом.

— О чём разговор? — спросил Аркадий, отодвинув от себя папку с результатами стрельб из экспериментальной 30-миллиметровой пушки.

Зенитные перспективы у этой пушки отличные — её сразу разрабатывают под ленточное питание и скорострельность 600 выстрелов в минуту. Длина ствола — 2,5 метра, калибр — 30×165 миллиметров. Сам ствол предполагается сменным, по причине ресурса 2500 выстрелов.

Новый снаряд, двусторонняя подача лент, высокая скорострельность, сменный ствол — всё это означало очень непростую разработку, что полностью подтвердилось в дальнейшем. Разработка идёт очень тяжело, всплывают неожиданные проблемы и «детские болезни» прототипов, автоматика капризничает, двойную подачу наладить не получается, ГАУ жалуется, что это будет очень тяжёлое в производстве оружие — проблем очень много.

— Разговор будет идти о ленинской реформе, которую ты уже начал проводить, — вздохнул Иосиф Сталин. — Партия очень недовольна решением Старика и тем, кого именно он назначил проводить его.

Он указал взглядом на газетную вырезку из «The Times», которую Аркадий повесил в рамке на стену за собой. На ней была его фотография и заголовок: «Убийца афганских детей дорвался до власти». Газетчики напомнили читателям старый нарратив о том, что Аркадий повинен в смерти тысяч детишек, а затем выразили обеспокоенность о других детишках, до которых он теперь может дотянуться…

— Зачем ты держишь это в рамке? — спросил Феликс.

— Эта вырезка напоминает мне, с кем мы имеем дело, — улыбнулся Аркадий. — Так что вам не нравится в ленинской реформе, которую он назначил меня проводить в жизнь?

— Мне? — удивился Дзержинский. — Мне всё нравится.

— Тогда в чём же дело? — этим вопросом Аркадий не дал Сталину выразить своё мнение.

— Дело в том, что зреет очень сильное недовольство в рядах партии, — заговорил Феликс Эдмундович. — Ты понимаешь, что значит эта реформа для всех нас.

— Давно уже понимаю, — кивнул Аркадий. — Это, буквально, на поверхности — Верховный Совет может назначать будто бы случайных людей на новые посты, а всем, кто сейчас при постах, никто никаких гарантий не даёт.

— Это хорошо, что ты всё понимаешь, — произнёс Сталин. — Что будем делать, если недовольство не ограничится только бурчанием на заседаниях?

— Феликс Эдмундович должен иметь целую серию протоколов на такие случаи, — пожал плечами Немиров. — Но я сомневаюсь, что кто-то посмеет открыто идти против воли Ленина. С Верховным Советом ещё ничего непонятно, могут ведь и сохранить старый пост, а вот после такого… Сомневаюсь я, что кто-то рискнёт.

— Тем не менее, — произнёс Иосиф Виссарионович. — Нужно принять предупредительные меры…

Он уже делал намёки, что есть «надёжные способы» решения имеющихся проблем.

Самое печальное — Аркадий ловил себя на мысли, что это может сработать и методы эти не так уж и неприемлемы для него самого.

Методы Сталина, несмотря на то, что они обязательно повлекут за собой жертвы, довольно-таки эффективны. Централизация власти, полная расчистка политического поля, а дальше директивное управление чётко отлаженной системой. Наркомы умирают от нервного истощения, вызванного переработками, но задачи выполняются с опережением графиков, что экономит жизни красноармейцев — это жестокая, но эффективная система.

Это называли тоталитаризмом, это даже рядом не лежало с тем, что назвали тоталитаризмом изначально. (1)

— Демонстративно покарать за недовольство? — криво усмехнулся Аркадий. — Это будет иметь непредсказуемые последствия.

— Непредсказуемые последствия будут, если тебя сместят в ходе государственного переворота, — усмехнулся Сталин.

— Я этим тоже обеспокоен, — кивнул Дзержинский.

— Если вы будете со мной — мне плевать, что они будут предпринимать, — ответил на это Аркадий. — Вы же со мной?

— Да, — без раздумий ответил Сталин. — Я не согласен со Стариком, но те, против кого он всё это задумал, уже начали проявлять себя.

— Я тоже с тобой, — произнёс Дзержинский. — Тебя я знаю давно, с тобой я работал, а вот другие…

— Уже приходили? — догадался Аркадий.

— Этого разговора бы не было, не приди ко мне кое-кто с «интересными предложениями», — вздохнул Феликс Эдмундович. — Сначала я зашёл к Иосифу, чтобы зайти к тебе вдвоём — было опасение, что одного меня ты слушать не станешь.

— Почему? — нахмурился Немиров.

— Дел у тебя много, — ответил на это Дзержинский и улыбнулся. — Но дело серьёзное — меня очень осторожно «прощупывали». Я даже не знаю, кто послал этого человека — конспирация очень серьёзная. За посланником следят мои агенты, но он просто сидит у себя дома и иногда выходит в магазин. И это странно.

— Вот и начала обнажать себя шаткость нынешней системы, — вздохнул Аркадий. — Они видят в моём лице вершину пирамиды власти, но худшее — я и есть эта вершина.

Ему хотелось поскорее учредить Верховный Совет СССР, чтобы этот непонятный период в его жизни закончился и он вернулся к своей главной цели…

Но быстро, увы, не получится. И теперь, после услышанного, ему стало очевидно, что мешать будут обязательно.

Первые, на кого он подумал — «старые большевики». Те люди, которые десятилетиями занимались подпольной деятельностью, начинали с Лениным, сидели по ссылкам. Такие как Сталин, Каменев, Зиновьев, Дзержинский…

Но Сталин и Дзержинский вне подозрения. Дзержинский, будь он в заговоре, мог бы провернуть всё уже очень давно — при поддержке в среде партии он может стать председателем СНК хоть сейчас. Сталин — этому пришлось бы постараться, но нарком обороны — это уже достаточно крепкая точка опоры, чтобы вырвать себе побольше власти в стране. Иосиф Виссарионович же этой опорой, почему-то, не пользуется. Это и есть свидетельство его лояльности общему делу.

— Прав товарищ Ленин — не ко времени это всё… — вздохнул Аркадий. — У меня тут успехи в серии проектов, новый бронетранспортёр в серию пускаем…

— Ты уж коль слово дал Старику — не причитай, а делай, — усмехнулся Сталин. — Теперь я понимаю, о чём вы двое толковали нам всё это время. Я не понимал, вернее, не хотел понимать, считал, что вы с Лениным избрали неверный путь, но теперь… Ко мне тоже приходил «посланник» — они собирают партийную группу. И если Феликса они просто «щупали», то ко мне пришли с конкретным предложением.

— Что предлагают? — поинтересовался Аркадий.

А ведь он всё это время просто делал свою работу…

— Все знают о наших с тобою разногласиях, — начал Сталин. — Предлагают решить их раз и навсегда — меня поставить председателем СНК, а при Политбюро учредить Президиум, в который, как я понимаю, войдут организаторы этого заговора. Это и будет то, что они понимают под «лучшей альтернативой» Верховному Совету СССР.

— Забавно… — изрёк Аркадий.

— Находишь это забавным? — нахмурился Иосиф Виссарионович.

— Забавно, что я ожидал названия в подобном духе — «президиум», — усмехнулся Аркадий. — А ситуацию я забавной не нахожу. От неё уже пахнет кровью.

— Поэтому я и предлагаю рубить голову заговору, пока он не вылился во что-то большее, — произнёс Сталин. — Мы ведь ещё не знаем, как со всем этим связан Троцкий…

— А уже видна эта голова? — спросил Аркадий, посмотрев на Феликса Дзержинского.

Тот лишь покачал головой.

— Итак, первое наше действие — СпН в максимальную боевую готовность, — после недолгой паузы заговорил Аркадий. — Части внутренних войск вокруг Москвы — в состояние повышенной боевой готовности. Первым ничего объяснять не надо, а вторым объясните, что-то в духе сведений о запланированных иностранными разведками террористических актах в столице.

Само по себе наличие лояльных сил ничего не даёт — дворцовые перевороты происходят с применением ограниченных контингентов. И если они уже начали искать сообщников, то это значит…

— И нужно перевести на охрану Кремля четыре охранные роты из 1-го гвардейского механизированного корпуса, — добавил Аркадий. — Нынешнюю охрану вывести на учения и тщательно проверить.

— Это разумно, — слабо улыбнулся Дзержинский.

Немиров начал испытывать острый кризис доверия — у него начала потихоньку просыпаться паранойя в отношении всех. Он знал, что не сможет долго работать в такой напряжённой обстановке. Рано или поздно у него появится желание заменить всех, с кем он взаимодействует, кем-то из своих бывших подчинённых. А дальше пойдёт ещё легче — окажется вдруг, что гражданские справляются с задачами «как-то не так», поэтому лучше доверить их работу военным…

Когда он копался у себя в голове, в ходе терапии ПТСР, психиатр «вытащил» из него именно это. От этого не избавиться — он всегда будет чувствовать себя комфортнее только в окружении таких же, как он, военных. Ленин относится к его опасениям снисходительно, но Аркадий считал такое отношение ошибочным. Это плохо, что его проблему недооценивают.

Проблема есть — он может, в течение следующих пяти или десяти лет превратить аппарат управления страной в милитократический. Военные будут везде и будут управлять всем.

И вместо того, что минимизировать риски Третьей мировой войны, он приблизит её на десятилетия…

Поэтому его главная, на данный момент, задача — как можно быстрее учредить и сформировать Верховный Совет СССР, после чего передать ему строго очерченные полномочия, предусмотренные самим Лениным.

Потери власти он не боялся, но его пугало то, что будет, если она попадёт в руки «старых большевиков», которые, судя по их предложению Сталину, хотят создать что-то вроде номенклатурной клики.

Аркадий очень дальновидно поддерживал близкие отношения со Сталиным — будь у них более холодные отношения, возможно, он бы сегодня не пришёл. Едва ли он согласился бы на предложение «кликуш», но всё равно очень приятно, что такой человек на его стороне.

— Ладно, это просто очередной кризис, который нам нужно разрешить, — вздохнул Немиров. — Работаем.

*15 апреля 1928 года*

— Зар-ра-за… — Леонид отодвинул бутылку газировки и взял салфетку, чтобы вытереть пролитую пену.

— Теряешь хватку, — усмехнулся Смутин.

— Да с такими новостями, м-мать его… — поморщился Курчевский.

— А что это меняет? — спросил Кирилл. — Какая разница, кто у власти? Наша работа от этого не меняется.

Но Леонид всё равно переживал — Центр, как оказалось, обрёл ещё больше власти в СССР, поэтому следовало ожидать каких-то более решительных действий за рубежом. Возможно, Немиров заставит их действовать более решительно.

Курчевского беспокоило то, что он вообще ничего не знает. Он не знает о политических раскладах в СССР, не знает, какие группировки там есть — ему не известно ничего. Поэтому он может только предполагать, а предположения — это очень плохая почва для хорошего анализа.

— Я даже рад, что так получилось, — продолжил Смутин. — То есть, не рад, что Ленин отошёл от дел, но рад, что вместо него пришёл шеф. С шефом у власти нам точно не будет скучно.

— Эх, это уж точно… — вздохнул Курчевский.

Они сидят за барной стойкой в «Летнем зале» его дома на острове Чимон — отдыхают после заключения очень серьёзной сделки со штатом Нью-Джерси.

Переговоры были напряжёнными: к Курчевскому домой приехала делегация переговорщиков в лице Артура Гарри Мура и представителей Сената Нью-Джерси.

Мафия никуда не делась — она обезглавлена и уничтожена только в трёх городах, где поработала «Царская стража». И более того, те, кто вовремя понял, что в этих городах больше нечего ловить, смылись со всеми своими движимыми активами в Атлантик-сити, что в Нью-Джерси.

Общепризнанно, что Атлантик-сити — это нынешняя цитадель бутлегерства, игорного бизнеса и разврата, перехватившая пальму первенства из ослабевших и побледневших рук Чикаго…

И штат официально предлагает «Царской страже» деньги, чтобы она разобралась с местной мафией и сильно улучшила криминальную обстановку.

Предварительно собранная информация показывала, что дела у города плохи — фактическую власть в нём проводит Энох «Наки» Джонсон, очень влиятельный политический деятель, знающий очень много людей в городском правлении. Уже известно, что он крышует местное бутлегерство, «держит» игорные заведения и имеет что-то с сутенёрства. Можно сказать, что он держит все три ветви местной власти…

Поэтому-то к Курчевскому пришёл штат, а не город — это слегка осложнит работу, ведь городская администрация почти полностью выкуплена или шантажирована Наки, прозванным «Царём Ритца», отеля «Ритц-Карлтон», с девятого этажа которого он управляет всем городом.

«Czar of Ritz сраный…» — подумал Леонид. — «Посмотрим, каково ему будет царствовать со дна залива…»

Возвращение контроля над городом обойдётся штату в 9 миллионов долларов — услуги «Царской стражи» стоят недёшево.

Первое предложение было на четыре миллиона, потому что штат хотел подешевле, но Леонид зарядил пятнадцать, после чего они постепенно сошлись на девяти и инвестициях с его стороны в уже освобождённый город, которые составят не менее пяти миллионов. Атлантик-сити — это популярный курорт, поэтому деньги точно отобьются. При условии, конечно же, что в городе будет всё так же много алкоголя и шлюх. С игорными заведениями придётся кончать, потому что это принципиальная позиция Мура.

Впрочем, «нечистоплотные» парни Парфёнова что-нибудь обязательно придумают…

Алкоголь точно станет дешевле — в Мексике развёрнуто массовое производство виски и текилы, способное удовлетворить любой спрос.

Со шлюхами ситуация почти не изменится — изменятся только хозяева.

Горожане хотят порядка, который не могут дать местные силы правопорядка и не хотят давать федералы. Последние отчётливо осознают, с чем им предстоит иметь дело, поэтому просто не впутываются — Атлантик-сити и его округ полностью отданы в руки мафии…

И тут ЧВК «Царская стража» достигает соглашения с Нью-Джерси. Леонид уже представлял, какими будут заголовки — «Дворцовый переворот», «Лейб-гвардия против царя», «Царская стража восстаёт против царя Ритца»…

— Нужно будет хорошо отработать заплаченные деньги, — произнёс Курчевский. — Парфёнов предлагал сделать что-то с полицией — подумайте, что можно сделать.

— У мафии очень много автоматов, — вздохнул Кирилл. — Полиция, вооружённая револьверами, уступает ей в огневой мощи. Ударные взводы везде использовать хлопотно и дорого, поэтому Гена предлагает обучить специальные подразделения из специально отобранных полицейских, чтобы они сами могли оперативно выезжать на места и разбираться с хорошо вооружёнными бандами. Они будут хуже, чем наши кадровики, но лучше, чем обычные копы.

— Это нужно будет договариваться с Сенатом… — поморщился Леонид.

— Слушай, они сказали тебе, чтобы ты делал то, что считаешь необходимым — делай, — произнёс Смутин. — Всех доконала эта история с мафией, люди доведены до предела, поэтому пользуйся уникальной ситуацией. Они сами передали тебе полномочия — действуй.

«Люди сверху», после того, как Курчевский очень красиво закончил с Мексикой, были очень довольны — их бизнесы тоже зашли на юг, а ещё они участвуют процентами почти во всех его компаниях, поэтому его успех — это частично и их успех тоже.

Да, он потратил очень много денег на эту войну, а сейчас тратит не меньше на послевоенное восстановление, но, в отличие от трат на войну, последнее — это возмездно. Это инвестиции в инфраструктуру, которые отобьются, если не пускать дело на самотёк. Тактически это, как минимум, безубыточно, а стратегически — это станет ещё одним городом, в который проник Курчевский.

— От вас требуется эффективность, — произнёс он. — Действуйте жёстко и решительно, а я улажу всё с законной частью. Но постарайтесь обходиться без жертв среди гражданских — улаживать иски становится накладно…

«Побочный ущерб», возникающий в ходе ожесточённых перестрелок с мафией и другими бандитами, уже стоил примерно двух с половиной миллионов долларов — выплаты раненым и компенсация семьям погибших. В большинстве случаев удаётся избежать судебных процессов, благодаря подразделению адвокатов, но иногда приходится отправлять некоторых оперативников в «долгосрочный отпуск» в элитные тюрьмы США…

— Можешь даже не задумываться об эффективности, — улыбнулся Смутин. — Не в первый раз занимаемся такими подонками. Кстати, Капоне сейчас в Атлантик-сити. И недобитки из ирландцев тоже там — теперь они работают сообща.

— Пусть, — кивнул Леонид. — Но в этот раз он не должен ускользнуть — эта сволочь попила достаточно моей крови.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Кирилл. — Даже если для этого придётся сжечь половину города…

*27 апреля 1928 года*

— И какие успехи достигнуты? — спросил Владимир Ильич.

Сейчас он выглядел гораздо лучше, чем в прошлые разы — кожа лица стала румянее, а говорит он гораздо твёрже и членораздельнее.

— 83% областей и краев переведены на новую модель управления, — улыбнулся Аркадий. — То есть, почти заканчиваем доводить до ума областной уровень. А дальше, если я всё правильно рассчитал, дело техники. Областные Советы изберут из своих рядов народных депутатов на республиканский уровень, а уже те изберут представителей в Верховный Совет.

— Аппарат? — уточнил Ленин.

Он сидит в мягком кресле, расположенном справа от письменного стола. За самим столом есть кресло для писаря — сам Ленин писать уже не может. Иногда в роли писаря выступает Надежда Константиновна, а иногда человек из обслуживающего персонала Горок.

Владимир Ильич замыслил большой труд по диалектическому методу — раньше на это просто не было времени, а теперь, когда оно появилось, он приступил к работе всеми доступными ему силами. Аркадий ждал этого труда с нетерпением, потому что сам не до конца разбирался в вопросе диалектического материализма, а из всего уже прочитанного извлёк не так много, как хотел.

Сталин советовал раз за разом возвращаться к уже прочитанному, потому что труды полноценно раскрываются только после многочисленного прочтения, но у Аркадия нет столько свободного времени. И у него была надежда, что свежие тематические труды Ленина помогут ему лучше понять этот предмет и, самое главное, начать лучше его использовать — это ведь не просто мёртвая теория…

— Аппарат сформировали, — кивнул Немиров. — Он готов к работе и с нетерпением ждёт нардепов.

На местах передача реальной власти Советам проходила… тяжело. Где-то охотно организовывались, а где-то не хотели брать на себя дополнительную нагрузку. В первом случае помогали всеми силами, а во втором — устраивали перевыборы.

Но вторые случаи были редки, потому что краснобаев и приспособленцев при прямых выборах во власть попадает существенно меньше, чем при административном назначении.

Партийное назначение — это самый страшный порок системы, с которым Аркадий был вынужден сталкиваться. Много непонятных людей, оказавшихся на посту непонятно как — советская власть существует всего неполные одиннадцать лет, а такие деятели от партии уже активно проникают во властные структуры. В армии он такого не допускал, а вот на гражданке это устойчиво цвело и густо пахло…

И каков был контраст с Советами: непонятных субъектов не ленились отзывать, разбирать на собраниях избирателей, после чего голосовать за новых народных депутатов — другое дело, что они не очень-то много и могли. До поры до времени.

Немиров видел в этом рабочую систему — отобранные через шесть этапов депутаты, которых избиратели могут отозвать на любом из этих этапов, проходят своеобразный положительный отбор. При партийном назначении отбор отрицательный — на основе личной лояльности, что приводит только к известно чему.

Это нормально, что уже зреет заговор партийных функционеров, которые совсем не уверены, что удастся сохранить свои посты. Но оставалось только ждать, пока они сделают первый шаг — Аркадий ждёт этого, параллельно крутясь, как хомячок в колесе.

— Я рад, — слабо улыбнулся Ленин. — До меня дошли сведения, что против тебя зреет заговор.

— Да? — изобразил Аркадий удивление.

— Я знаю, что ты запретил сообщать мне об этом, чтобы не нервировать, но у меня есть свои источники, — произнёс Владимир Ильич. — Если я верно всё понимаю, ты ждёшь их первого шага, который они сделают уже очень скоро. Тебе не хватает дипломатической тонкости, Аркаша — ещё три недели назад этот кризис можно было преодолеть без лишнего насилия, но ты сам ведёшь эту ситуацию к тому, что прольётся лишняя кровь.

— Я не знаю, как можно избежать крови, — пожал плечами Немиров.

— Поэтому я и утверждаю, что тебе не хватает дипломатической тонкости, — грустно улыбнулся Ленин. — Но я рад, что не ошибся в выборе лучшего из худших — по крайней мере, ты не стал рубить с плеча и физически истреблять всех потенциальных заговорщиков. Впрочем, твой метод лишь чуть лучше. Ты ведь хочешь легитимизировать репрессии?

— В каком-то смысле, да, — вынужден был согласиться Аркадий. — Но это лишь часть задачи, причём самая малая. Основная часть — это выявление как можно большего количества заговорщиков.

— Нужно было договариваться, — с сожалением изрёк Ленин.

— Вряд ли бы у меня получилось, — произнёс Немиров. — Да и поздно теперь.

— Да, — согласился Владимир Ильич. — Теперь уже слишком поздно.

Примечания:

1 — О тоталитаризме — в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — вообще, это интересная штука — тоталитаризм. Изначально его придумали, чтобы как-то обозвать явление, появившееся в Италии при Муссолини, а затем в Германии при Гитлере, но потом кому-то в голову пришла генитальная идея присовокупить к этому ещё и сталинский СССР — типа, это всё одного рода явления, социализм, фашизм, нацизм — это всё плохие дяди, тотально контролирующие вверенные им общества, чтобы люди там не могли ни вздохнуть, ни пёрнуть. Идея-то, на самом деле, простая: поискать схожие признаки, набрать их достаточное количество, после чего заклеймить какую-либо страну «угнетателем свобод», «тоталитарной цитаделью зла» и так далее. Западные демократии видели худшим проявлением тоталитаризма ущемление индивидуализма, частной собственности, дискриминацию по расовому или политическому признаку и так далее. Только вот если слегка поскоблить сами эти западные демократии, то сразу можно увидеть, что они и сами прекрасно подходят под критерии тоталитарных обществ. Например, США — как коммуниста тебя в уже в 20-е или 30-е могли неплохо так «отменить», а в 50-е и вовсе политически репрессировать, а если ты ещё и негр, то вообще вешайся. Расовая сегрегация — это то самое бревно, которое американцы до сих пор предпочитают не замечать у себя в глазу, но с готовностью ткнут пальцем в любой глаз, в котором видят угнетательскую соринку. По критерию угнетения индивидуализма и расизма США тех лет гораздо ближе к Третьему Рейху, чем может показаться. Факта политических репрессий в СССР это не отменяет, но, как бы, не надо подводить к мысли, что это вот была тёмная империя зла, где всё плохо, нет предпринимательства, чести и даже пива, а вот в США всё это есть и вообще лучший в мире страна, а в другой страна проживай… кхм-кхм. Так вот. Тоталитаризм, по большей части, верен в отношении Италии Муссолини и Германии Гитлера — там реально заглубляли контроль, а всякие конституционные права считали чем-то нехорошим и ненужным. То есть, ключевой момент — в этих странах какие-то права были, какие-то свободы имелись — их у населения отнимали «для общего блага», под радостное улюлюканье этого самого населения. В СССР же никаких прав и свобод не забирали — сравнивать можно с царскими временами. Царский режим, кстати, тоже отлично подходит под критерии тоталитаризма, ровно те, которые придумали в просвещённой Европе и чуть менее просвещённых США. И если отсчитывать со времён царя, то права и свободы в СССР только прибавлялись, становилось можно больше — уровень жизни, после устранения последствий Гражданской войны и интервенции (в том числе и с помощью НЭП), только рос, население резко пошло в плюс, и, как отметил Сталин, «жить стало лучше, жить стало веселей». Только вот в политику лезть было нельзя — это предполагалось оставить «разбирающимся дядям». Именно при Сталине начала отчётливо проявляться та самая номенклатура, которая потом переродилась и продала СССР с большим дисконтом, а не вдруг, ни с того ни с сего, при Хрущёве. Увы-увы, для свидетелей беспорочного Сталина, в том числе и при нём были заложены опорные точки для последующего развала СССР. Ну не мог Хрущёв просто взять и всё скорраптить за такой короткий срок — он был слишком тупым для такого. Но вернёмся к тоталитаризму. У меня есть любимый писатель-фантаст — Збигнев Казимир Бжезинский. В 1956 году он, вместе со своим наставникам Карлом Фридрихом, провёл «эмпирическое» сравнение тоталитарных режимов Италии, Германии и России, после чего выработал сначала шесть признаков тоталитаризма, а потом ещё два, но тема оказалась благодатной, поэтому их теперь четырнадцать. Предлагаю пробежаться по ним и проверить одну небольшую страну на соответствие с ними. 1. Наличие одной всеобъемлющей идеологии, на которой построена политическая система общества — сейчас это либо все, либо никто. Кто-то говорит, что сейчас ни у кого идеологии нет, но это неправда. В США есть неолиберализм и они ему следуют — больше там доминирующих идеологий нет. 2. Наличие единственной партии, — как правило, руководимой диктатором, — которая сливается с государственным аппаратом и тайной полицией — в США есть целых две партии, которые прямо максимально слиты с госаппаратом и тайной полицией. В принципе, под это тоже можно притянуть любую ныне существующую страну. 3. Крайне высокая роль государственного аппарата; проникновение государства практически во все сферы жизни общества — тут Бжезинского винить сложно, ведь в 1956 уже оформилась экономическая доктрина неолиберализма, подразумевавшая, что государство вообще никуда не лезет и даёт рыночку порешать, но сейчас Штаты, как государство, систематически лезут во все сферы жизни рядовых граждан, что этим рядовым гражданам очень не нравится. 4. Отсутствие плюрализма в средствах массовой информации — я бы мог рассказать здесь о «soft power», который практически полностью исключает плюрализм в СМИ, что нагляднее всего видно сейчас, но я не буду — политическая повестка у СМИ в США есть и это факт. И всегда была. 5. Жёсткая идеологическая цензура всех легальных каналов поступления информации, а также программ среднего и высшего образования. Уголовное наказание за распространение независимой информации — в период маккартизма было, а с программами образования в США история известная — даже сами американские политики высказываются, что история США — это какая-то рождественская история об отцах-основателях, а не что-то реальное. Уголовное наказание за распространение независимой информации — такого, пока что, нет, но давление на СМИ было и не раз. 6. Большая роль государственной пропаганды; манипуляция массовым сознанием — «Аборты — это коммунизм!», «Вакцинация — это коммунизм!», «Харрис — это коммунизм!», «Трамп — это коммунизм!» — не думаю, что я должен тут развёрнуто объяснять, как у них поставлена пропаганда и как сильно старая пропаганда отпечаталась в их культурном коде, что всё плохое — это коммунизм и, в принципе, всем всё понятно, хе-хе… 7. Отрицание традиций (в том числе — традиционной морали) и полное подчинение выбора средств поставленным целям (построить «новое общество») — что тут сказать-то? Повесточка ЛГБТРакамакафо+, поддерживаемая на государственном уровне, адмиралы-гомосеки, квоты на нетрадиционных субчиков — всё это прямо по Бжезинскому. 8. Массовые репрессии и террор со стороны силовых структур — при маккартизме были репрессии, а террор от силовиков — вспоминаем «Патриотический акт», пытки террористов и «террористов», тайная слежка за любыми людьми — это же почти недавно было. 9. Уничтожение индивидуальных гражданских прав и свобод — от государства в США такого прямо в массовом порядке нет, но от тоталитарного общества — сколько угодно. Жони Деппа «отменили» и ещё кучу народу, причём некоторые из них, как Жони, были вообще не при делах. 10. Централизованное планирование экономики — тут без комментариев, потому что слабо понятно, как это само по себе относится к тоталитаризму. 11. Почти всеобъемлющий контроль правящей партии над вооружёнными силами — это очень зыбкая херня, которую непонятно кто придумал. Конгресс США состоит то из республиканцев, то из демократов, но он контролирует вооружённые силы, а КМП США находится под контролем президента США, который тоже то республиканец, то демократ — значит ли это, что партия контролирует вооружённые силы США? 12. Приверженность экспансионизму — надо ли мне рассказывать об экспансионизме США, ха-ха⁈ 13. Административный контроль над отправлением правосудия — недавно выяснилось, что это тоже есть, что сломало жопы и лица целому каскаду либералов — Джо Байден воскликнул: «Сынку!» и помиловал Хантера Байдена, которого, вроде как, никто даже не судил. 14. Стремление стереть все границы между государством, гражданским обществом и личностью — ну, социальная реклама в США прямо под кожу лезет со своей «У вас родился гомосек!», но вообще, этот пункт докинули на сдачу — этого не было даже у Муссолини с Гитлером, не говоря уже об СССР. Это просто либералы проецируют так свои страхи. Но к чему этот разбор? Да к тому, что США железобетонно подходит под большую часть признаков тоталитаризма, разработанных моим любимым писателем-фантастом. И вообще, если пройтись по этому списку, тоталитарной можно объявить любую страну, где есть хоть какая-то идеология и руководящая партия. Похоже, Збигнев этим списочком сильно заранее готовил почву для 12-го пункта — приверженности к экспансионизму… Моё мнение по поводу тоталитаризма — такого явления, в том смысле, в котором его подавали на западе, в том числе и через моего любимого писателя-фантаста, в природе не существовало. Даже в Третьем Рейхе и в Италии при Муссолини. Даже у Франко в Испании. И причина тому одна, но она очень веская — заманаешься соответствовать этому списку. Это же надо специально что-то делать, организовывать контроль и слежку за людьми, тогда как проще было бы их просто не трогать и они бы сами как-то прожили спокойно, потому что 99,9% населения любой страны ничего не надо, а хочется просто прожить спокойно и, если получится, достойно. И, кстати, не надо думать, что я тут такой американофоб, качу бочку только на Штаты — в этом вопросе я очень демократичен. Как говаривал генерал Даниель Джеймс-младший: «У морпехов не существует расовых проблем. Они относятся ко всем как к черным».