Наши уже не придут 4

Глава тридцатая Незаменимых у нас нет!

*11 августа 1931 года*

Пётр Столыпин вошёл в зал заседаний самого бесполезного, на его взгляд, учреждения Парагвая — Национальный Конгресс.

Заняв своё место, Пётр стал слушать, что говорит президент Эусебио Айяла, выступающий перед сенаторами и депутатами. А говорил он ровно то же, что и на предыдущих своих выступлениях.

«Сплочение народа для победы в войне».

«Великая война во имя Парагвая».

«Светлое будущее после войны».

«Доблестные союзники, бок о бок с нами сражающиеся за свободу Парагвая».

«Вся Южная Америка сражается против нас».

«Экономический расцвет после войны».

«Война».

«Война».

«Война».

Его слушают предельно внимательно — его нарратив предельно близок почти каждому присутствующему, ведь все здесь осознают, что назад дороги нет. Это самое главное — теперь возможна только блистательная победа или унизительное поражение.

А Пётр думал о том, что он положил шесть с половиной тысяч отличных солдат за интересы Парагвая.

Да, выгода есть: 116-я Парагвайская Александровская пехотная дивизия сформирована из местных добровольцев. РОА становится больше, но потери основных сил…

Но у Столыпина тоже нет дороги назад. Эту войну придётся доводить до конца, иначе все его надежды и чаяния тщетны. Напрасны. Зря.

Только вот ситуация становится хуже.

Выяснилось, что Курчевский — это очередной циничный делец, наживающийся на русской крови. Он продаёт оружие не только Парагваю, но и Боливии, Бразилии, Уругваю.

Его оружие составляет конкуренцию большевистскому — теперь американские самолёты и броневики есть не только у Парагвая, но и у остальных. А ведь Петру казалось, что Курчевский — это патриот России, но это не соответствует действительности. Бороться за Россию Леонид Васильевич не стал, а предпочёл сбежать практически сразу.

Мало того, что сбежал без борьбы, так ещё и снюхался с Марфой Бочкарёвой и Пахомом Семёновым, которые даже свои настоящие имена забыли…

От этих двоих тоже помощи почти никакой — Бочкарёва прислала «на помощь русскому делу» двадцать тысяч долларов, а Семёнов купил, по дешёвке, тридцать тысяч патронов 7,92×57 миллиметров и передал их РОА.

«Что ещё было ждать от этих мещан?» — подумал Столыпин. — «С паршивой овцы хоть шерсти клок…»

Несмотря на то, что они могли дать многократно больше, Пётр был им благодарен, поэтому поручил адъютанту написать им серию благодарственных писем, а также позаботился, чтобы об их благотворительности узнали газеты Европы и США.

— … Гран-Чако — это первый шаг на пути к великому Парагваю! — продолжал вдохновенно вещать Айяла. — Мы смоем все унизительные пятна прошлого и больше никогда не позволим никому посягать на нашу свободу, независимость и наши суверенные границы!

В паузах между словами президента слышалось что-то ещё. «Унизительные пятна прошлого» — это, несомненно, война Тройственного союза, нанёсшая Парагваю непоправимый ущерб. Столыпин должен быть благодарен этой войне за то, что его разместили именно в этой стране — Антанта считала, что какая-либо другая страна Южной Америки могла бы использовать «дармовую армию» в своих интересах, а Парагвай для этого слишком слаб.

Увы, но случились непредвиденные события и теперь РОА разбивает в щепки форты на боливийской границе, неся при этом потери ниже ожидаемых. Генерал Валуев честно предупреждал, что они легко могут потерять в этих джунглях половину армии, но его прогноз не оправдался — оказалось, что боливийцы совершенно не умеют воевать, даже несмотря на помощь немецких офицеров и добровольцев.

Бои идут на границе с Боливией, что заставило её президента, Даниэля Саламанку, начать срочные переговоры с Бразилией и Уругваем.

Бразильские и уругвайские добровольцы в Боливии уже давно, но сейчас речь идёт о полноценном участии.

К сожалению, для Саламанки, воссоздать Тройственный союз не удастся — Аргентина заинтересована в нефтяных преференциях со стороны Парагвая, поэтому кредитовала его на очень большие, по местным меркам, деньги. Точную сумму президент Петру не сообщил, но, судя по оборонным закупкам, речь идёт о полутора-двух миллионах долларов.

От размышлений Столыпина оторвали внезапные и бурные овации от конгрессменов, коими они отреагировали на завершение речи Эусебио Айялы. Тот довольно улыбался.

«Военные новости тут принято сообщать только хорошие — русские гусары заходят на территорию Боливии и уничтожают конвои снабжения и подкрепления противника», — подумал Пётр, вставая со скамьи. — «Айяла, наверное, очень доволен тем, что ему даже не пришлось лично договариваться со мной об участии РОА — к началу его президентства, Гуггьяри уже позаботился обо всём».

Единственное, что его беспокоило во всей этой ситуации — если боливийцы договорятся с бразильцами и уругвайцами, то Парагваю грозит война на два фронта с тремя государствами.

«Нужно ускорять подготовку большого наступления на Санта-Крус», — подумал Столыпин. — «Риски высоки, но преференции, в случае успеха, переоценить просто невозможно».

План, предложенный генерал-майором Беляевым, заключался в отрезании горной части Боливии от равнин. В горах воевать тяжело и боливийцы это умеют лучше, чем русские, но, если отрезать снабжение, воевать в горах и не придётся. Беляев прогнозирует сдачу боливийцев в течение двух-трёх недель. А даже если нет, не будет войны на два фронта.

*4 сентября 1931 года*

— И какое же решение вы выработали, товарищ генеральный секретарь? — поинтересовался Калинин.

Внеплановое заседание Президиума ВС СССР началось в девять тридцать утра, по запросу Аркадия.

Причина суеты одна — июльское наводнение на юге Гоминьдановского Китая. Янцзы, Хуайхэ и Хуанхэ вышли из берегов и начали сеять хаос и разрушение.

Поначалу в СССР никто не удивился — подумаешь, наводнение, а вот когда счёт жертвам пошёл на десятки тысяч…

Это катастрофическое наводнение случилось, как говорят, из-за двухлетней засухи, начавшейся ещё в 1928 году. Эта засуха затронула не только Китай, но и Европу, и СССР — проблемы начались у всех.

О наводнении в Китае Аркадий по прошлой жизни не знал, но вот о засухе слышал и понимал её немаловажную роль в голоде 1932–1933 годов.

В голоде, в его прошлой жизни, было принято винить исключительно советское руководство, зачастую лично Сталина, но то, что в 1931 году в СССР были наводнения, вызванные ровно теми же причинами, что и в Китае — за зиму 1930-го года выпало аномальное количество снега, было принято опускать, как маловажный факт.

Всё это снизило урожайность, из-за чего в уязвимых регионах начался голод. И в это время началась коллективизация, в самый неудачный момент из возможных. Но если допустить, что советское правительство и лично Сталин сделали это намеренно, то придётся допустить наличие у советского правительства и лично Сталина экстрасенсорного дара ясновидения, потому что предсказать засуху и голод иным способом было невозможно.

Но ещё более непонятно следующее — «чтобы что?»

Какой смысл был целенаправленно устраивать голод? Чтобы что?

«Это был факап, а не злой умысел», — заключил для себя Аркадий. — «Это бритва Хэнлона, (1), а не какие-то злые большевики, которые потом вдруг всё осознали и начали гнать в пострадавшие регионы составы с зерном».

Сам он предвидел, точнее, знал, поэтому голода не случилось — логистические маршруты в уязвимые регионы налажены уже лет семь как, а государственные продовольственные резервы самые большие в мире.

Впрочем, из-за сельскохозяйственных артелей и коммун, работающих по всему СССР, являющих собой очень крупные коллективные хозяйства, сильно много зерна отгружать не пришлось — по состоянию на начало августа 1931 года израсходовано лишь 7,3% запасов госрезерва. А Аркадий ожидал, что они потратят минимум половину.

В пострадавшие регионы было отгружено около 400 тысяч тонн зерна, тогда как в госрезерве хранится 5,5 миллионов тонн. Ежегодно, в процессе хранения, теряется 4,1% зерна, из-за технологического несовершенства хранения, но каждый год этот недочёт устраняется за счёт урожая.

— В качестве временного решения мы безвозмездно отправим на юг Китая два миллиона тонн зерна, — произнёс Немиров. — Товарищ Чичерин уже наладил контакт с Чаном Кайши, поэтому скоро в Гоминьдановском Китае появится советское посольство, через которое мы и наладим поставки зерна.

— Почему только сейчас? — нахмурил брови Калинин.

— А потому, что к началу всех этих событий на юге Китая, мы не успевали оценить влияние засухи и наводнений на нашу собственную продовольственную безопасность, — ответил за Аркадия Сталин, председатель СНК. — Теперь мы уверены, что народ СССР в безопасности и голода точно не будет, а это значит, что мы можем позволить себе эту щедрость за народный счёт…

Он относится к подобной международной благотворительности негативно, чего не скрывает. У него в этом есть сторонник — Анастас Микоян, состоящий в Президиуме.

— Это имеет огромный репутационный потенциал, — произнёс Аркадий. — Польза от этого шага — недвусмысленный сигнал пролетариям всего мира. Ни одна буржуазная страна в мире никогда не оказывала другой стране помощь в таком объёме — мы будем первыми. И когда мы растиражируем эту благотворительность, в чём нам, невольно, поможет Гоминьдан, весь мир узнает, что мы последовательны в своих мирных намерениях.

— Одной рукой мы дарим зерно нуждающимся, а другой продаём оружие всему миру, — произнёс Микоян. — Пролетарии не знают, что и думать о нас…

— И всё же, мы должны работать на репутацию, — покачал головой Немиров. — Впрочем, решать Верховному Совету, а не мне.

— А что прикажете делать с беженцами? — спросил Михаил Иванович Калинин. — Николай Александрович выражает серьёзную обеспокоенность положением дел с тифом и холерой — в Китае свирепствует эпидемия. Не затронет ли она нас?

— А что он предлагает? — поинтересовался Аркадий.

— Он предлагает организовать фильтрационные лагеря в Маньчжурии, — ответил председатель ВС СССР. — Что-то говорил о двухнедельном либо трёхнедельном карантине — чем дольше, тем лучше. Но это всё очень серьёзные траты, а у нас индустриализация в самом разгаре…

— Потенциальные выгоды от этого гораздо больше, — покачал головой Немиров. — Это всё рабочие руки, талантливая молодёжь, опять же, репутационная выгода для СССР — не отвернулся, поддержал и, тем самым, спас.

— А что мы будем делать с этими рабочими руками? — спросил Сталин. — У нас их и так много.

— Не надо, Иосиф Виссарионович, оперировать таким понятием, как «много», — попросил его Калинин. — Есть регионы, до сих пор испытывающие острую нехватку квалифицированных кадров. Если мы распределим новую рабочую силу по имеющимся мощностям, это позволит рациональнее использовать высвободившиеся квалифицированные кадры. Это точно поможет индустриализации.

— Верно, — согласился с ним Немиров. — Этим я и руководствуюсь, когда предлагаю потратить наши средства и ресурсы на помощь беженцам. К тому же, вне зависимости от нашей воли, они будут идти на север — ведь в Гоминьдановском Китае уже сложилось мнение, будто бы в Китайской ССР жить лучше и легче.

— Мне докладывают, что в страдающих районах уже замечены случаи детоубийства и каннибализма, — произнёс задумчивый Дзержинский. — С этической точки зрения я полностью поддерживаю предложение товарищей Немирова и Калинина. Возможно, стоит организовать и централизовать процесс эвакуации беженцев из страдающих от наводнения районах. Предложение товарища Семашко я тоже полностью поддерживаю — трёхнедельная фильтрация беженцев поможет и моей профильной деятельности.

— Вижу, что вы всё уже решили, — вздохнул Сталин.

— Мы ничего ещё не решили, — покачал головой Калинин. — Сейчас мы выбираем вопросы для повестки заседания Верховного Совета — в этом и состоит работа Президиума. Предложение товарища Немирова будет выставлено на голосование — решение примут народные депутаты путём открытого голосования.

— А кто займётся организацией переселения? — спросил Иосиф Виссарионович.

— Феликс Эдмундович и Лаврентий Павлович, — ответил Калинин. — А политическое сопровождение возьмёт на себя Аркадий Петрович. Он предложил — ему и рассказывать всем, почему именно мы этим занимаемся.

— От председателя СНК что-то требуется? — уточнил Иосиф Виссарионович. — Какие будут задачи моему ведомству?

— Экстренное строительство временных лагерей для фильтрации, обеспечение медицинской помощи, а также ведение квотами по регионам, которые примут беженцев на постоянное размещение, — перечислил Михаил Иванович. — У вас достаточно наркомов, чтобы блестяще выполнить эти задачи.

Аркадий, на посту председателя СНК, практически злоупотреблял этой возможностью — он распределял все поступающие задачи между наркомами, по профилям их деятельности, а сам занимался исключительно контролем.

— Верно, — согласился Сталин. — Что ж, раз уж принципиальная договорённость достигнута, то предлагаю завершить заседание.

— Сегодняшняя повестка исчерпана, — кивнул Калинин. — Товарищ Немиров, прошу вас зайти ближе к 16:00, по вопросу Испании. Товарищ Груздева, подготовьте протокол заседания для подписей.

Когда заседание Президиума окончательно завершилось, что символизировало подписание протокола заседания всеми участниками, Немиров направился в свой кабинет, где его уже должен был ждать заведующий Южноамериканским бюро Американского кабинета Иностранного отдела Секретно-оперативного управления ОГПУ. Это бюро возглавляет подполковник ОГПУ Николай Семёнович Варшавский.

— Какие новости, товарищ Варшавский? — спросил Аркадий, севший за свой письменный стол и принявший из рук визитёра красную папку.

— Интересные, товарищ генерал-лейтенант, — улыбнулся заведующий бюро. — Специалистами в Боливии был завершён анализ статистики повреждений советской бронетехники. Это первая часть моего рапорта.

— И что показывает анализ? — уточнил Немиров, раскрывая папку. — О, НН-2 анализировали?

— На бронеавтомобиле НН-2 выявлено шесть уязвимых мест, о которых точно знают солдаты РОА, — ответил Варшавский. — Схематичные изображения в лобовой и бортовой проекции приложены к рапорту. Только два уязвимых места устранимы в полевых условиях, а остальные требуют заводской модернизации.

— Хорошо, что НН-2 уже сняты с производства, — усмехнулся Аркадий и перелистнул страницу с описанием каждой уязвимости.

— И оказалось, что тропическая система фильтрации решительно недостаточна, но боливийские специалисты закупают американские фильтры, показавшие себя лучше, — добавил заведующий бюро.

Немиров внимательно изучил первую часть рапорта и дошёл до БТР-1.

— Как так получилось, что бронетранспортёр столкнулся с гренадерами? — удивился он. — «Забросали гранатами РГ-14 и пробили днище»?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант, — кивнул Варшавский. — Описание боестолкновения сообщает, что у боливийского экипажа закончились боеприпасы, поэтому противник сумел подобраться на дистанцию броска гранаты. Вероятно, знание уязвимостей нового бронеавтомобиля связано с захватом нескольких единиц в минувшем сражении за форт Бокерон.

— Скорее всего, — согласился Аркадий. — Видимо, испытывали на них всё, что у них есть. Нужно будет составить рапорт в КБ ВАЗ — пусть подумают, как усилить бронирование днища или, возможно, изменить его геометрию для отклонения взрывной волны. Пусть подумают.

— Принято, товарищ генерал-лейтенант, — козырнул Варшавский.

Аркадий продолжил изучение рапорта.

Следующая часть касалась анализа статистики потерь самолётов. Тут данные были гораздо скромнее, по причине того, что подбитые самолёты удаётся эвакуировать далеко не всегда. Впрочем, есть сведения о наблюдаемых боестолкновениях И-1 и И-2 с американскими К-3.

— Что, прямо на таран пошёл? — поднял взгляд на подполковника Немиров.

— Лётчики у боливийцев неопытные, к сожалению, — ответил тот. — Но данных о мотивации того лётчика у нас нет — сейчас он в плену у парагвайцев.

— Размен один к одному… — пришёл Аркадий к выводу, когда прочитал общую статистику воздушных боёв. — По истребителям мы лучше, но с ТБ-1 надо что-то делать…

— Огневой мощи оборонительного вооружения сильно не хватает, — сообщил подполковник Варшавский.

Это было известно Аркадию ещё задолго до Чакской войны, но поделать с этим ничего нельзя — ограничения по массе имеют решающее значение.

Тут либо устанавливать на самолёты больше пулемётов, но в ущерб бомбовой нагрузке, либо использовать больше истребителей сопровождения. Увы, последнее себя показало не очень — боливийцы иногда пренебрегают сопровождением бомбардировщиков, по причине нехватки материальной части на аэродромах. То у них самолёты нечем заправлять, то в момент вылета нет достаточного количества истребителей…

То есть, если бы они применяли их правильно, такого разрыва в потерях истребителей и бомбардировщиков не наблюдалось бы.

— Анализ показывает, что истребители И-2 вполне успешно конкурируют с американскими К-3, даже в одиночном противостоянии, — добавил подполковник ОГПУ. — Если бы было количественное превосходство, то боливийцы бы уже господствовали в небе.

— У нас нет такой задачи — выигрывать боливийцам эту войну, — усмехнулся Аркадий. — Мы нарабатываем бесценный боевой опыт. А самый лучший боевой опыт нарабатывается в примерно равных противостояниях.

Он вернулся к рапорту. Третья часть освещала лёгкое ручное вооружение, а также опыт эксплуатации станковых пулемётов.

Судя по всему, никто ещё не понял, что именно СССР продаёт за такие небольшие деньги всем желающим. ДП-25, первый в истории единый пулемёт, используется боливийцами как угодно, но не в этом качестве.

Рапорт показывает, что с броневиков их снимают и передают в пехоту, а на броневики устанавливают Браунинг М1919 и Браунинг М1921. Но последние — это крайняя редкость, по причине острого дефицита патронов и малого количества самих крупнокалиберных Браунингов.

Был указан эпизод, когда парагвайцы, то есть, служащие им русские националисты, взяли оборонительный узел, оснащённый тремя пулемётами Браунинг М1921, по причине исчерпания боеприпасов к этим пулемётам. Примечательно, что первый этап обороны, когда боеприпасов было в избытке, закончился для РОА очень печально — крупнокалиберные пули насквозь прошивали деревья, грунт, людей, лёгкую бронетехнику и камни, поэтому потери среди личного состава 1-го гренадерского полка оказались неприемлемо высоки. А вот когда у боливийцев закончились крупнокалиберные боеприпасы…

Исходя из этого, можно утверждать, что боливийцы концепцию единого пулемёта не поняли и не приняли. Впрочем, то же самое можно сказать и о РОА — ПФ-25, под американский патрон 7,62×63 мм, точно так же снимаются с броневиков М-3 и передаются в пехоту, для усиления её огневой мощи, а на броневики устанавливаются те же Браунинг М1919.

И Аркадий легко объяснял для себя такое поведение обеих воюющих сторон. М1919 слишком тяжёл, по сравнению с ПФ-25 и ДП-25, поэтому логично, что солдаты хотят себе именно их, а на бронетехнику передают то, что тяжелее, то есть, Браунинги М1919 и М1921.

Также указывается, что идея применения крупнокалиберных Браунингов в пехоте поддержки не нашла — офицеры РОА передают их в части второй линии, чтобы использовать в обороне. Это тоже находит у Аркадия понимание.

Для защиты от бронетехники этих пулемётов всё равно уже недостаточно, а другие их качества, такие как абсолютный пробой бруствера и лёгких оборонительных сооружений, ещё не распробованы и не осознаны.

«Не то, чего я ожидал от этой войны», — мысленно заключил Аркадий. — «Впрочем, это Латинская Америка — банановые республики, банановые президенты и банановые армии…»

— Будут ли какие-либо указания в контексте дальнейшего сбора информации моим бюро? — уточнил подполковник ОГПУ Варшавский.

— Сфокусируйтесь на авиации, — приказал Немиров. — Слишком мало информации… Ах, да, я собираюсь сделать армии Боливии подарок от лица Верховного Совета СССР — двадцать бомбардировщиков ТБ-1 и сорок истребителей И-2. В рамках помощи дружественным режимам.

В Боливии какой угодно, но не дружественный СССР режим — в 1920-е там был замечен антикоммунистический террор, устроенный из опасения революции. Но она воюет против Столыпина и Ко, поэтому может считаться более дружественной страной, чем тот же Парагвай, приютивший эту махровую контрреволюцию у себя.

Отправка новой партии самолётов уже одобрена — Верховный Совет СССР проголосовал и издал резолюцию. Боливийцы уже знают и счастливы. Самолёты будут доставлены в Боливию через Бразилию, в течение следующих трёх недель.

Всё это нужно для наработки боевого опыта, который сейчас взять просто неоткуда. «Поддерживаемые» войны идут только в Гран-Чако и Мексике, но последняя — очень неоднозначная война. Там профессионалы воюют против профессионалов, поэтому результаты получаются специфические.

Например, первый этап Мексикано-гватемальской войны охарактеризовался манёвренной фазой, в ходе которой ЧВК «Чёрная стража» стремительно захватила юг Мексики, а вот вторая фаза стала полностью позиционной, так как «чёрные стражи» основательно окопались и принудили мексиканцев к тому же. Но всё изменилось в третью фазу — прибыла ЧВК «Царская стража» и, вместе с мексиканцами, демонтировала вражескую линию обороны, вновь вернув войне характер манёвренной.

Результаты эксплуатации советской техники в этой войне тоже обобщаются и анализируются, благодаря чему советские КБ получили уйму замечаний и предложений.

Благодаря двум этим войнам, перспективные истребители ЭИ-3, ЭИ-4, а также бомбардировщики ЭБ-2 и ЭБ-3 получатся совсем не такими, какими их задумали изначально.

ЭБ-2, к слову, разрабатывает лично Туполев, поэтому Аркадий склонен рекомендовать принимать его на вооружение как Ту-1, при условии, что он пройдёт войсковые испытания, конечно же.

— Что ж, — завершил Аркадий изучение рапорта. — Благодарю за информацию. Сформируйте на основе этого рапорта информационные записки для КБ.

После того, как подполковник Варшавский покинул его кабинет, Немиров выпил пару чашек чая, параллельно изучив доклад от Рабкрина.

Есть жалобы на очковтирательство со стороны некоторых артелей, что требует разбирательства. Это очередное подтверждение того, что нужно реорганизовать артели в народные предприятия, архитектуру которых следует тщательно проработать, чтобы, во-первых, не создать лишней бюрократии, а во-вторых, обеспечить нужную прозрачность процессов.

Сейчас контроль над артелями проводит Рабкрин, который вступает с ними в конфликты, причём постоянно. Фактически, это один непрерывный конфликт, в котором Рабкрин решительно проигрывает.

Но это проблема Верховного Совета, который уже усиленно думает о народных предприятиях, а Аркадий в этом процессе лишь как сторонний наблюдатель и ненавязчивый советчик.

После доклада и чая, он изучил ещё несколько десятков документов, привезённых Степаном, а затем, когда рабочий день начал близиться к концу, пошёл к Калинину, заседающему на два этажа ниже.

В кабинете председателя Президиума был также и Григорий Фёдорович Гринько, нарком финансов СССР.

— Здравствуйте, Григорий Фёдорович, — поздоровался с ним Аркадий.

— Аркадий Петрович, проходите, — указал Калинин на кресло перед своим столом. — Разговор предстоит серьёзный.

— Здравствуйте, — кивнул Гринько.

— Итак, Испания… — начал Михаил Иванович. — Но сначала — Германия и Великобритания.

— Да, — произнёс Григорий Фёдорович. — Недавно поступили новости, что президент США издал мораторий на выплаты репараций Веймар. Обосновывается это тем, что сейчас кризис и Германия всё равно не способна их платить. В ответ на это, Рейхсбанк, по решению канцлера Брюнинга, понизил процентную ставку до 10%.

«Видимо, больше не хотят гробить свои малый и средний бизнесы», — подумал Аркадий. — «В мае, вроде бы, было аж 15%».

— Это просто для информации, — произнёс Калинин. — Теперь к Великобритании.

— США и Франция выделили Великобритании кредит в 25 миллионов долларов США, — сообщил Гринько. — Это косвенное свидетельство того, что экономика Британии переживает худшие времена. И возможен коллапс.

«Вряд ли», — подумал Немиров. — «Не дадут старушке Англии сдохнуть просто так — too big to fail».

— Что думаете об этом, товарищ Немиров? — поинтересовался Калинин.

— Да что тут думать? — усмехнулся Аркадий. — Дела у них идут не очень, экономики переживают стремительный упадок, но возлагать на это какие-то надежды я бы не стал. Запас прочности у них достаточно велик, чтобы пережить подобный кризис. Максимум — сдерут остатки жира с мелких частников. Крупный бизнес останется на плаву, как и всегда.

— Но что мы можем сделать в этой ситуации? — спросил Калинин.

— Скоро они, в том числе и в ответ на нашу агрессивную экономическую политику, откажутся от золотого стандарта, — произнёс Аркадий. — Поэтому я рекомендую начинать прорабатывать альтернативные способы расчёта. В чистом золоте, в бартере или через надёжных посредников — иначе мы будем продавать реальный продукт, а получать нарезанную бумагу. Я бы не хотел подобного развития событий.

— Это слишком смелый прогноз, — покачал головой нарком финансов.

— Просто начать проработку — это ещё никогда не вредило, — вздохнул Аркадий. — Даже если прогноз не сбудется, мы получим опыт, который может пригодиться в будущем.

— Я поставлю этот вопрос на повестку, — пообещал Калинин.

Вот это концептуально отличает нынешнюю модель управления от той, что была при Ленине, а затем и при Немирове — все ключевые вопросы решают нардепы, а не какие-то отдельные лица.

Пришли Сталин и Дзержинский.

— Мы ничего не пропустили? — поинтересовался Иосиф Виссарионович.

— Мы обсуждали вероятную отмену золотого стандарта в ряде стран, — произнёс Аркадий.

— Тогда сразу переходим к главной теме, — улыбнулся Дзержинский.

— Испания, — произнёс Михаил Иванович. — Что думаете, товарищи?

В Испании, 13 апреля этого года, случилась революция. Альфонсо XIII был свергнут, а власть передана Временному правительству. В конце июня произошли выборы в Учредительное собрание, на которых победила коалиция республиканцев и социалистов, взявшая 79% мест в Конгрессе депутатов.

Это, естественно, побудило Верховный Совет обратить пристальнейшее внимание на Иберийский полуостров — кто-то увидел там аллюзию на 1917 год в России. Корниловцы тоже поначалу носились со своим Учредительным собранием, которое так и не провели, по причине того, что Корнилов был разбит.

Но в Испании выборы прошли и всё выглядело так, будто революция прошла бескровно и без Корниловых…

Только вот Аркадий не то, чтобы опасался, а просто ждал их аналога Корнилова. И этот Корнилов придёт, в своё время.

— Я думаю, что сейчас в Испании затишье перед бурей, — поделился своим мнением Аркадий. — Вопрос с землёй они перенесли на следующий год и крестьяне находятся в подвешенном состоянии — похоже, что испанским социалистам недостаёт решимости начать конфискацию помещичьих земель.

— Агентура докладывает, что испанские националисты в растерянности, выжидают, — произнёс Феликс Эдмундович. — Зато анархисты почувствовали вольницу и резвятся…

— Анархисты никогда не были серьёзной проблемой, — усмехнулся Сталин и достал свою трубку.

Они с Дзержинским заняли диван слева от рабочего стола Калинина. На журнальном столике стояла пепельница — её поставили специально для Сталина. Сам Михаил Иванович курит редко — во всяком случае, Аркадий видел его с папиросой всего пару раз за всё время.

— Анархия предполагает своей сутью, что самоорганизация будет иметь место только на самом низовом уровне, — продолжил Иосиф Виссарионович. — Крупных объединений анархистов можно не ждать, но если они и будут, то понесут лишь формальный характер.

— Я бы, на месте коалиционного правительства, опасался националистов, — произнёс Аркадий.

Впрочем, он знал, что советы со стороны СССР будут для испанских революционеров бесполезны — они их просто не послушают. Испанские социалисты публично дистанцируются от СССР и его опыта, что обусловлено их коалицией с либералами. Последние — это своеобразный аналог кадетов, которые уже начали попытки лавировать между социалистами и консерваторами, чтобы провести умеренные реформы: и нашим, и вашим.

История революции в России показала, что придётся выбирать.

Полной аналогии между испанскими либералами и российскими кадетами не провести, потому что кадеты опирались на элиты и стремились к конституционной монархии, что было нежизнеспособно в тех реалиях, а испанские либералы опираются на антиклерикалов и население, настроенное прореспубликански.

Зато вот анархисты — это зеркальное отражение русских эсеров, но без единой партии. Вроде как, всё выглядит красиво: землю крестьянам, заводы рабочим, буржуев на фонари, а короля на бутылку, но внутренние противоречия анархистов слишком велики, поэтому они уже начали ругаться между собой, практически сразу после революции.

Немиров внимательно следил за происходящим в Испании, а также знал кое-что об этом по своей прошлой жизни.

Лучшей стратегией для испанских революционеров сейчас является… умеренность реформ в отношении церкви. Именно их радикальные антиклерикальные действия настроят население против революции, и откроют дорогу таким людям, как Франко.

Сейчас ситуация даже хуже, чем в его прошлой жизни: из-за действий Курчевского в Мексике, Ватикан приобрёл политический вес, утраченный когда-то очень давно, (2) поэтому крестьяне в Испании с ожиданием смотрят на Папу, который ещё не выработал своего мнения на тему революции в Испании.

В России всё было просто и понятно: Русская православная церковь, к началу революции, себя окончательно дискредитировала, народной поддержки у неё практически не было, наоборот, ОГПУ нередко приходилось пресекать самосуды — «благодарные» крестьяне не привыкли верить властям, поэтому не стали оставлять свои «внутренние вопросы» с церковью на откуп Советам и ЦИК…

Тем не менее, народ приходил только за самыми кончеными представителями церкви, а нормальные попы, помогавшие общинам по мере своих сил, продолжили функционировать на селе, до определённого момента.

Затем, конечно же, приходы были официально расформированы, из-за чего многим священникам пришлось либо уехать за рубеж, либо встраиваться в новую социалистическую реальность.

Церковный вопрос в СССР надёжно закрыт. Больше никаких официально разрешённых попов и церковных сановников, а исключительно безбожные школы, красные избы, продолжающие повышать образование в отдалённых районах, а также партия, занимающаяся агитацией населения.

В Испании же позиции Римско-католической церкви гораздо сильнее, чем когда-то у Русской православной церкви в России, поэтому местные священники могут серьёзно влиять на морально-идеологическое состояние населения и, соответственно, на исход революции. Чем-то это напоминает Аркадию то, что он видел в Афганистане, где Кабул управлял сам собой, а в отдалённых кишлаках реальную власть, духовную и материальную, проводили муллы, старейшины и вожди. Тут ситуация в чём-то сложнее, но в чём-то проще — приходы благочинно слушают падре, делают то, что он советует, а также вырабатывают своё мировоззрение на основе его слов. Можно сказать, что это тоже своего рода управление, пусть и непрямое, но зато более организованное — у церкви есть мощный административный аппарат, насчитывающий полторы тысячи лет непрерывной работы.

И если кто-то в Испании пойдёт против Папы, то Папа найдёт среди реакции наиболее подходящих ребят, к которым и направит свою паству. Испанская фаланга, которой ещё даже нет, будет выглядеть, как подходящая группа по интересам. Аркадий даже не сомневался в том, кого именно будет поддерживать Святой престол в грядущей Гражданской войне в Испании…

— Они разрознены и не знают, что делать, — покачал головой Калинин. — Я считаю, что испанские товарищи делают всё правильно — нужно выбить табурет из-под ног Римско-католической церкви и вырвать народ из её морщинистых лап. Им необходимо вызволить страну из этого опиумного притона.

— Это гарантирует гражданскую войну, — вздохнул Немиров. — Впрочем, что мы можем? Они нас не послушают, поэтому мы тут в роли сторонних наблюдателей. А вот когда им потребуется помощь…

— Должны ли мы вообще им помогать? — спросил Сталин.

— Они близки нам идеологически, — произнёс Дзержинский. — Если мы покажем всему миру, что не готовы поддерживать восстающих социалистов и коммунистов, то подорвём свою репутацию.

— Посмотрим, что покажет время, — вздохнул Аркадий.

— Тогда перейдём к теме второго пятилетнего плана… — решил Калинин. — Товарищ Сталин, вам слово.

— Прежде всего, я должен сказать, что я ознакомился с предварительными результатами первой Пятилетки и ими очень доволен, — заговорил Иосиф Виссарионович. — Вторая же Пятилетка, по моему скромному мнению, должна быть расширена в масштабе минимум на 15%, потому что мы слишком сильно осторожничали с первой и поэтому сделали несколько меньше, чем могли. Предлагаю обсудить отрасль чёрной металлургии.

— Что ж, — улыбнулся Михаил Иванович. — Товарищ Немиров, как вы смотрите на предложение товарища Сталина?

*14 сентября 1931 года*

— Проходите и садитесь, товарищ Ежов, — указал Аркадий на кресло.

Николай Иванович, одетый с иголочки, в гражданский деловой костюм британского фасона, носящий лакированные туфли, в которых можно увидеть собственное отражение, прошёл через весь кабинет и сел в кресло для посетителей.

Выглядел он довольным и что-то в его поведении или взгляде выдавало в нём тщательно сдерживаемое нетерпение.

— Здравствуйте, товарищ Немиров, — поздоровался он.

— Здравствуйте, — улыбнулся ему Аркадий. — Как добрались?

— Благополучно, — коротко ответил тот.

— Итак, не буду отнимать ваше время, Николай Иванович, — произнёс Аркадий и раскрыл папку. — Для вас есть одна из важнейших задач этого десятилетия…

Он подвинул папку и дал Ежову изучить лежащую в ней стопку документов, содержащих в себе подробное описание заданий.

Николай начал внимательно читать.

Работа ему предстоит нелёгкая, но крайне важная для планов Немирова и… Ленина.

В партии до сих пор не до конца определились с тем, что делать с революцией. Троцкий всё так же баламутит партийцев с экспортом революции в Европу, а Ленин загадочно молчит. И причина этого загадочного молчания — подготовка серии специальных операций внедрения.

Об Индии Аркадий не забывал никогда, как и Ленин. Сейчас, в самый разгар мирового кризиса, особенно важно усилить работу по этому направлению.

Агентура в Северную Индию заслана уже давно, ещё в середине 20-х годов — собственно, благодаря ей удавалось узнавать много интересного о действиях британцев в сфере местной политики.

Но нужен кто-то особенный, способный организовать иной уровень агентурной работы. И полковник ОГПУ Николай Ежов выглядит именно таким особенным человеком.

Ленин дал указание Политбюро — СССР якобы берёт курс на построение социализма в отдельно взятой стране, но реальные его планы крутятся вокруг азиатских и африканских колоний ведущих европейских стран. И Ежов — это лишь первый камешек в фундамент тотального разгрома колониализма.

Европейские колонии — это экзистенциальный для СССР вопрос, от которого зависит весь дальнейший ход истории. Если удастся освободить все эти территории от европейского и американского колониального гнёта, если удастся сформировать там свободные и устойчивые государства, необязательно, но желательно, социалистические, то это будет ударом, который не переживёт ни одна колониальная держава.

Например, если прямо сейчас от Великобритании каким-то образом отсоединится Индия, то дальше начнётся неизбежный распад британской колониальной империи. Но провернуть такое за прошедшее время было нереально, поэтому единственное, чего сумело добиться ОГПУ — организация ячеек подполья.

— Так вот зачем меня потчевали всей этой информацией по кастам и общественному укладу Индии? — криво усмехнулся Ежов. — Значит, я всё верно понял.

— Первые два года придётся встраиваться в местную жизнь и становиться её неотъемлемой частью, — произнёс Аркадий. — Легенда — русский предприниматель, решивший, что ну её, эту советскую власть и поехавший на этой почве в Индию. Вам нужно будет организовать предприятие по производству каш из риса и бобовых. Есть дополнительный ряд инноваций, разработанных советской наукой, но их внедрять будете только после массовых каш.

Центр заготовил для Ежова ряд технологий, которые в мире ещё неизвестны и даже никем не запатентованы. И пусть каши — это епархия Курчевского, но с Индией он не работает, потому что это невыгодно, ведь всю возможную прибыль уничтожит британский протекционизм, который, по отношению к колониям, был всегда.

Самая убийственная технология — это антимикробная пищевая тара, пропитываемая хитозаном, заново открытым советскими учёными. Получается этот аминополисахарид посредством деацетилирования обыкновенного хитина — впервые его получил Шарль Роже в 1859 году, но никого это новое вещество сильно не взволновало.

А вот советские учёные, пребывающие в перманентном поиске, выкопали эти сведения из архива и начали пристально изучать «новинку». Обнаружилось, что у вещества имеются антимикробные свойства, а также кое-какие свойства аграрного характера — всестороннее изучение вещества показало, что оно как-то усиливает противогрибковую защиту растений, что особенно актуально в Индии.

Технологию промышленного производства уже разработали, поэтому Ежову нужно будет лишь связаться с подпольем, у которого всё готово. Промышленное предприятие по производству хитозана позволит плавно и косвенно проникнуть на аграрный рынок Индии. Британских землевладельцев потеснить не получится, но точно получится стать поставщиком очень ценного удобрения. А чтобы спрос на хитозан точно был, Ежову, в нужный момент, отправят особые грибковые штаммы, которые сделают его просто незаменимым…

В общем-то, работать предполагается по схеме проекта «Полезность», но с упором на подпольную деятельность — перед Ежовым ставится задача сформировать крепкое марксистское подполье, опирающееся не только на крестьян и рабочих, но и на местную интеллигенцию.

Идеи Ганди Аркадию не нравятся — непротивление злу насилием приводит лишь к тому, что колонизаторы упражняются в стрельбе по живым мишеням. Марксизм же учит, что для собственного освобождения придётся применять насилие — так гораздо эффективнее, чем просто словами.

Непонятно, сколько лет потребуется Ежову, чтобы объединить индийцев под стягами Маркса, но Немиров готов ждать.

— Я ведь могу применять там свои, к-хм, особенные методы? — уточнил Николай Иванович.

— Можете, — кивнул Аркадий. — Но только против британской администрации и выявленных преступников.

— Да, Антон Кириллович говорил… — поморщился Ежов.

Его наставник от психологического управления, работающий над проблемой психики готовящегося к нелегальной работе агента, провёл смелую акцию — попытался перевести акценты психического недуга Ежова на рельсы морального превосходства.

Непонятно, получилось ли у него, но выглядит всё так, будто Ежов принял это новое правило. Только вот проследить, чем именно и с кем он будет заниматься в Индии — это проблема. Так что Немиров посчитал, что сделал необходимый минимум, чтобы понизить число возможных жертв. Но не только число, а ещё и качество — на британскую администрацию Аркадию было плевать.

— Готовы, товарищ Ежов? — спросил он.

— Меня готовили к этому слишком много лет… — произнёс Николай Иванович, неопределённым взглядом посмотрев на портрет Ленина, висящий за спиной Аркадия. — Я просто не могу быть не готовым.

— Что ж, тогда ждите сигнала — отправка произойдёт в течение следующей недели, — кивнул Немиров.

*11 октября 1931 года*

— В Глазго, Манчестере, Ливерпуле и Лондоне рабочие на улицах — митингуют, — произнёс Феликс Дзержинский. — Британия шлёт ноту — утверждается, что это мы.

— Вините во всём Немирова, Дзержинского и Сталина, истинных закулисных правителей СССР… — грустно усмехнулся Аркадий Немиров, наливающий себе чай. — Дебилы, б…

— Пусть болтают, — пренебрежительно махнул трубкой Иосиф Сталин.

Причина для митингов простая и понятная — государство сокращает рабочих ряда предприятий, от дефицита бюджета. Деньги, которые Британия взяла в кредит у США и Франции, уже потрачены, но проблема не решена.

Самым забавным для Аркадия в этой ситуации было то, что Великобритания не может сокращать государственную социальную помощь — она настолько смехотворна, что это ни на что не повлияет.

— В колониях тоже неспокойно, — произнёс Дзержинский, принявший из рук Аркадия чашку чая. — Надеюсь, это не наш «Бонд»?

Проект «Бонд» — это Николай Ежов, отправившийся в Индию. Он уже успешно интегрировался в местное общество и даже завёл несколько ценных знакомств в эмигрантской среде города Бомбей.

— Нет, — покачал головой Немиров. — Наш человек ещё только осваивается на местности. И он, по его же сообщению, переживает сейчас культурный шок.

Ежов честно признался, что Бомбей не на шутку напугал его. В сообщении были отмечены: скученность, дикость нравов, антисанитария, а также полное неприятие местной еды.

Именно поэтому Аркадий и дал ему два года на интеграцию — он знал об уникальности жизни в Индии ещё по прошлой жизни. Сам он там никогда не был, но некоторые его сослуживцы там бывали и он знал о тамошних нравах и особенностях из первых уст.

Оказалось, что сейчас положение вещей ещё хуже — медицины, как таковой, нет, о санитарии есть лишь отдалённое и смутное представление, а отсутствие вменяемого транспорта вынуждает рабочих селиться в ими же возводимых хибарах. На улицах Бомбея стоит умопомрачительная вонь, создаваемая полутора миллионами жителей — они там, прямо на этих улицах, едят, гадят, размножаются и умирают.

— Ему там очень тяжело, но я думаю, что он справится с акклиматизацией, — произнёс Аркадий. — На него уже нападали четыре раза, в двух из которых он был вынужден применить летальные методы.

— Проблем не возникло? — спросил Дзержинский.

— Нет, это были неприкасаемые, — покачал головой Немиров. — Напали на белого, в надежде обогатиться, но связались не с тем человеком. Совсем не с тем…

Ежов также отметил своё удивление тем, что убитых им даже не похоронили — их просто оставили гнить под жарким бомбейским солнцем, будто это в порядке вещей. Так они лежали несколько дней, а затем за ними пришли другие неприкасаемые.

— Суровые условия, — произнёс Сталин. — А он точно справится с возложенной на него задачей?

— Это наш самый подготовленный агент — никто в СССР не проходил столь длительной и интенсивной подготовки, — ответил на это Аркадий. — Если не справится он, то больше не справится никто.

— Кстати, что значит это «Бонд»? — поинтересовался Иосиф Виссарионович.

— Просто случайный набор букв, — пожал плечами Аркадий. — Чай наливать?

— Давай, — кивнул Сталин.

Рассказывать им о Джеймсе Бонде, которого ещё даже не придумали, Аркадий счёл неуместным.

А так, из Ежова получился отличный агент 007 — он владеет всеми известными видами огнестрельного оружия, приёмами рукопашного боя, является профессиональным шофёром, механиком-водителем, наводчиком, радистом, химиком, криптографом, актёром и поваром. Он умеет всё, что только может пригодиться в нелегальной разведывательной деятельности. 11 лет подготовки — это совсем не шутка.

Но Бомбей — это вызов даже для такого профессионала. Курчевский, если сравнивать, начинал в тепличных условиях, даже несмотря на то, что у Ежова есть всесторонняя поддержка агентуры. Действуй Николай в одиночку, его тело уже бы нашли в устье реки Улхас…

«Вот кто бы мог подумать, что это заведёт его так далеко?» — подумал Аркадий. — «На неправильном месте он бы наломал очень много окровавленных дров, а там, в Индии — кто знает, к чему приведёт его деятельность?»

Тревожным знаком было то, что он начал убивать прямо с первых дней. Психолог из него отличный, провокатор тоже, поэтому возможно, что он так «выпустил пар», использовав для этого тех, кого местные даже не считают людьми.

— Чай попьём и поеду в Горки, — предупредил Аркадий, разливающий чай. — Ильич зовёт.

— А что у вас за разговоры такие, что на них больше никто не присутствует? — нахмурился Сталин.

— Ревнуешь, что ли? — усмехнулся Аркадий.

— Нет, просто интересно, — покачал головой Иосиф Виссарионович. — Мало ли? Вдруг моей деятельности касается?

— Он бы позвал, касайся оно твоих тематик, — ответил на это Немиров.

— А меня вот он никогда не звал… — произнёс Феликс Эдмундович.

Сталин разразился хохотом, а затем рассмеялся и Немиров. Дзержинский же обиженно насупился.

— Да меня он, с момента болезни, звал-то всего пару раз, — произнёс отсмеявшийся Иосиф Виссарионович, после чего кивнул на Немирова. — А этот — как на вторую работу в Горки ездит.

— Теорию обсуждаем, — объяснил Аркадий. — Марксизм-ленинизм. Правые и левые уклоны, понимаешь…

— Значит, точно на вторую работу, — усмехнулся Дзержинский.

Они допили чай, в ходе обсудив вопрос событий в Польше и Германии, после чего Сталин и Дзержинский разошлись по рабочим местам, а Немиров поехал в Большие Горки.

В усадьбе Ленина было тихо и спокойно — Аркадия встретила Надежда Константиновна, уже давно отошедшая от дел и всецело отдавшая себя уходу за Владимиром Ильичом. Также тут жил и Дмитрий Ульянов, младший брат Ленина, с семьёй.

Сам Ленин ждал Аркадия в беседке на заднем дворе усадьбы.

— Я принесу чай, — сообщила Надежда Константиновна.

— Здравствуй, Аркадий Петрович, — улыбнулся Ленин, отвлёкшийся от чтения знакомой стопки бумаг. — А я вот твой чистовик читаю — увлекательное произведение получается.

— Здравствуйте, Владимир Ильич, — кивнул ему Аркадий и сел в плетёное кресло напротив. — Я рад, что вам понравилось.

«Иго погибели», наконец-то, закончено. Он дописал последнюю главу буквально неделю назад и сразу же передал чистовик Ленину — тот очень просил.

— Есть какие-нибудь пожелания? — уточнил он.

— Да какие могут быть пожелания? — усмехнулся Владимир Ильич. — Это ведь метафора на Российскую империю, на мир, в котором все мы когда-то жили. И будто бы в лоб, но подано очень красиво — у тебя талант. Зря ты губишь его среди рапортов и приказов…

— Мои рапорты и приказы спасают жизни, а вот книги — нет, — покачал головой Немиров.

— Как знать, как знать… — по-отечески снисходительно улыбнулся Ленин.

— Хотели что-то обсудить? — спросил Аркадий.

— Иначе бы и не позвал, — кивнул Ленин. — Германия и Западная Польша.

— Всё идёт по плану — это по Германии, а вот с Польшей — это непонятно, — произнёс Немиров.

Ситуация с Польшей абсолютно уникальна для него — в его прошлой жизни не было ничего подобного. Никакого разделения Польши в результате Советско-польской войны и никаких диктаторств Пилсудского, кроме режима санации…

— Польша — это мне абсолютно понятно, — вздохнул Ленин. — Пилсудский — диктатор и его пытаются убрать. А вот с Германией мне решительно непонятно, как вообще возможно происходящее прямо сейчас.

События с Пилсудским подняли на уши всю Восточную Европу — на «временно бессрочного» президента совершено жестокое покушение, из-за которого погибло целых два генерала Войска польского, а также целый главный командующий польской государственной полиции.

Естественно, в этом почти открыто обвинили СССР — основным аргументом было применение АФ-18–3 со стреловидными боеприпасами. Стрелок был убит на месте, а Пилсудский получил ранение в правое колено, из-за которого больше не сможет нормально ходить.

Самое удивительное — это стреловидные боеприпасы к АФ-18–3 — на вооружении РККА таких нет. Есть они в Японии — разработаны для винтовок Арисака Тип 30.

Убийца действовал наверняка — он знал, что высокопоставленные чины Польской Республики поголовно носят толстые шёлковые бронежилеты, поэтому существовал риск, что жертву не удастся убить наповал даже из винтовки. Поэтому им были применены бронебойные патроны, которые прошили торжественную колонну насквозь. Пилсудский, шедший в окружении телохранителей, получил в колено пулю, отклонившуюся после попадания в тело бригадного генерала Малевского.

— По Польше — они пытаются подражать нам и ищут что-то своё, — произнёс Немиров. — Это был смертник — у него был только один магазин, никаких документов, опознавательных знаков и прочего. Две зацепки — наш автомат с выпиленными серийными номерами, а также японские стреловидные патроны.

— Меня не волнует ни исполнитель, ни заказчик, ни Пилсудский, ни сама Польша, — покачал головой Владимир Ильич. — Ты говорил, что в Германии всё идёт по плану. Это по тому плану, где война, та самая?

— Да, — кивнул Аркадий. — Гитлер набрал критическую концентрацию депутатов в Рейхстаге — теперь мы официально в интербеллуме.

— Мы успеваем? — посмотрел на него Ленин испытующим взглядом.

Он сильно переживает за исход грядущей войны — сам он до неё дожить и не надеется, но хочет уйти, твёрдо зная, что сделал всё.

— В нынешней ситуации мы многократно сильнее того СССР, который я изучал, — заверил его Аркадий. — Когда всё пойдёт по предсказанному сценарию — мы будем готовы. При поддержке Союзников нам не составит труда быстро разгромить Третий Рейх, без тех ужасающих потерь.

— Надеюсь, — вздохнул Владимир Ильич. — Каким ты видишь постбеллум?

— Я думаю, что Холодная война неизбежна, — ответил Немиров. — Но даже к ней мы готовы — ни одна из стран Союзников, ни Франция, ни Британия, ни даже США, не сможет наверстать то, чего мы добились в технологическом плане. Мы просто уже оторвались от них на несколько десятилетий. Нас уже не догнать без ядерных бомбардировок, которые сравняют всех нас в развитии.

— Опустив на дно? — уточнил Ленин.

— Да, — улыбнулся Аркадий. — На самое глубокое и тёмное дно.

— Что дальше по Германии? — спросил Владимир Ильич.

— Ничего, — развёл руками Немиров. — Мы просто наблюдаем и ждём.

Гитлер уже выиграл в Германии по всем фронтам — коммунисты сбежали в 20-е, в Рейхстаге подавляющее большинство, Гинденбург назначил его рейхсканцлером, а штурмовики уже стали официальной полицией.

Риторика его сразу же изменилась: началось обвинение евреев в начале Великой депрессии, в краже у Германии победы в Великой войне, в загрязнении немецкой расы и прочих грехах.

Единственное, что он оставил из своей предыдущей риторики — все немцы должны жить дома, то есть в Германии. А если так получилось, что у них дом в Австрии, то Австрия должна стать Германией. Вероятно, он уже задумал аншлюс…

Рейнская демилитаризованная зона уже, де-факто, ремилитаризована — бельгийские, английские и французские войска оттуда окончательно ушли, а рейнские заводы уже производят товары «однозначного» назначения, то есть, военную продукцию.

Это значит, что та встреча Гитлера с послами Великобритании и Франции закончилась полным удовлетворением сторон и будущему Третьему Рейху дали зелёный свет на милитаризацию. Война была неизбежна уже очень давно, но теперь она начала стремительно приближаться к своему началу.

— На сегодня достаточно неприятного, — произнёс Ленин. — Давай вернёмся к твоей книге.

— Пожалуй, — улыбнулся Аркадий. — Самое главное — всё идёт по плану.

*18 декабря 1931 года*

— И как отнеслось население? — поинтересовался Аркадий.

— В целом — спокойно, — ответил на это Степан. — В газетах и по радио сообщили, что это запланировано давно и сделать следовало тоже давно, но всё откладывали. Агентура ОГПУ сообщила, что всё спокойно — народ воспринял произошедшее с равнодушием, без явного неодобрения.

А Немирова интересовала реакция населения Москвы на снос Храма Христа Спасителя — его, как верно отметили в газетах и по радио, планировали снести уже давно.

Теперь же, когда проект Дворца Советов завершён, пришло время освобождать площадь под новое здание, которое станет монументальным памятником эпохи СССР, какая судьба ни ждала бы его в будущем…

Инфраструктура для грядущего грандиозного строительства уже налажена, поэтому некоторые москвичи уже обо всём догадались. Снос будет завершён в течение троих суток — здание уже взорвали и осталось лишь увезти обломки.

Сам Дворец Советов будет строиться в течение следующих трёх лет — по сравнению с проектами схожего масштаба в США, очень медленно, но в СССР свои условия…

Здание «Эмпайр-стейт-билдинг» в Нью-Йорке построили в период с марта 1930 по апрель 1931 года. То есть, строительство заняло тринадцать месяцев.

Дворец Советов запланирован меньше по высоте — 85 этажей против 102 этажей в «Эмпайр-стейт», но больше по ширине — 200 метров против 140 метров в «Эмпайр-стейт». В таком контексте три года — это даже как-то быстро.

100-метровую статую Ленина в проект даже не предлагали — вместо него будет установлен огромный герб СССР из гранита. А над гербом будет огромное полотнище флага СССР.

Это эпическое здание, самое высокое в Москве, станет символом могущества Советского Союза, поэтому оно должно быть построено.

— И это хорошо, что восприняли спокойно, — улыбнулся Аркадий. — А то я переживал, что будет как в Мексике или Испании.

В Испании уже началась реакция — народ недоволен тем, что из школьных программ убирают аналог «Закона Божьего», именуемый «Катехизмо» или «Религион». Если бы коалиция социалистов и либералов начала взрывать храмы и соборы, возможно, уже началась бы гражданская война…

— К вам скоро должны подойти товарищи Чичерин и Гринько, — сообщил Степан Ванечкин.

— Сразу ко мне запускай, — кивнул Аркадий. — И чай подготовь — мы засядем надолго.

Его книга «Иго погибели» уже вышла в тираж — напечатали сразу 150 000 экземпляров. Всё-таки, это было ожидаемое общественностью событие — больше в СССР печатают только Ленина и Маркса.

Сам он считал, что его «Иго» художественно послабее, чем «Проклятый и забытый», но первые отзывы показали, что аудитории всё очень понравилось. Возможно, всё дело в том, что для читателей это одинаково фантастично — и мир 2050-х годов, и далёкое мрачное будущее холодного космоса.

Степан принёс поднос с чаем и десертами, а спустя несколько минут вошли Георгий Чичерин и Григорий Гринько.

— Итак, — Аркадий подвинул к рассевшимся перед ним визитёрам чашки с чаем. — Самая свежая новость — золотой стандарт и отказ от него.

— Вы о Японии? — уточнил Чичерин. — Или в целом?

— Конкретно о Японии, — кивнул Немиров. — Наша торговля с ней теперь должна быть пересмотрена — нам не нужна их резаная бумага, которую больше нельзя конвертировать в золото.

Торговля с Японией — это одно из важнейших достижений Наркомата иностранных дел и Наркомата внешней торговли. Это можно было назвать насильственным изменением линии поведения Японской империи и очень тонкой дипломатической игрой — без единого выстрела геополитический противник стал ценным торговым партнёром.

В Японию поставляются нефть, лес, железная руда, цветные металлы, зерно и другие продукты. Торговые корабли, построенные для СССР в США, курсируют между Владивостоком и Йокогамой практически безостановочно.

У Японии практически неограниченные потребности в топливе для флота и армии, поэтому нефть СССР стала для неё настоящим спасением в условиях кризиса.

Обратно из Японии везут текстиль, морепродукты, изделия лёгкой промышленности и даже патроны 6,5×50 миллиметров. Последнее нужно, чтобы прекратить советское производство этих патронов и плавно переходить на новый калибр — 6×40 миллиметров.

— Какие варианты? — спросил Аркадий. — Какие ваши предложения?

— Я склоняюсь к тому, что нам нужно переходить на бартер, — произнёс Григорий Гринько. — Йена теперь непредсказуема — в план её колебания не включить и своевременно реагировать не получится. В то же время, боюсь, что японская сторона не захочет торговать рублём — это будет очень большой уступкой с их стороны и может быть воспринято как слабость администрации Японской империи.

— А я предлагаю доллар, — произнёс Георгий Чичерин. — Насколько я знаю, США не собираются отказываться от золотого стандарта, поэтому их валюта может рассматриваться, как эквивалент золоту.

— А просто в золоте не получится? — уточнил Аркадий Немиров.

— Боюсь, что нет, — покачал головой наркоминдел. — Просто представьте, что это мы на месте Японии — мы бы тоже отказались.

Доллар — это не одно и то же, что золото, поэтому расстаться с ним гораздо легче.

— Ещё возможно использовать франк, — предложил Чичерин. — Судя по всему, французы тоже не собираются просто так отказываться от золотого стандарта.

— И как быть? — спросил Аркадий.

— Есть два варианта, — произнёс Георгий Васильевич. — Политический и экономический.

— Так, — кивнул Немиров.

— Политический — мы предлагаем торговлю за золото, отвергая их йену, — начал Чичерин. — Это нанесёт существенный урон престижу Японской империи. Я предполагаю, что такие действия с нашей стороны серьёзно охладят отношения между нашими странами. Последствия непредсказуемы.

— А экономический? — спросил Немиров.

— Гибридная система взаиморасчётов, — произнёс наркоминдел. — Мы проводим рядовые сделки за йену и рубль, а крупные — за золото.

Пикантность ситуации придаёт то, что рубль изначально не привязан к золотому стандарту, а его стоимость формируется исходя из внутренних экономических процессов. То есть, Японская империя в этой ситуации «падает» на один уровень с СССР.

— Если они откажутся от этого варианта, то остаётся только бартер, — произнёс Григорий Гринько. — От варианта валюты третьей стороны я предлагаю отказаться сразу же, так как это не выгодно ни нам, ни Японской империи. Конвертация будет «съедать» часть прибыли, а ещё это поставит нашу торговлю в зависимость от какой-то третьей стороны.

— Когда планируются переговоры с японцами? — уточнил Аркадий.

— В начале января, — ответил Чичерин. — И до этого времени нужно принять принципиальное решение.

— Хорошо, — кивнул Немиров. — Я поставлю этот вопрос перед Верховным Советом.

*21 декабря 1931 года*

В главном здании НИИ «Корунд» царила суматоха.

Аркадий наблюдал за носящимися учёными с лёгким недоумением — видно, что все возбуждены и глупо улыбаются.

«Может, утечка химиката какого-нибудь?» — подумал Немиров, двигающийся по коридору к кабинету Николая Дмитриевича Зелинского.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! — браво козырнул ему генерал-майор Удальский, стоящий у двери кабинета.

— Здравствуй, товарищ генерал-майор, — кивнул ему Аркадий. — А ты здесь какими судьбами?

— Тоже получил уведомление от «Корунда», — улыбнулся Бронислав. — Так что примчал быстрее всех.

— Можешь не переживать — 1-я гвардейская стоит первой в очереди на оснащение, — усмехнулся Аркадий. — Что тут происходит?

— Собираются праздновать, — ответил Удальский. — Но сначала испытания.

— Повод для празднования веский, — согласился Немиров. — Заходим.

В кабинете Зелинского было многолюдно — научные сотрудники, с фужерами в руках, сам заведующий НИИ, щедро разливающий шампанское, а также патефон, играющий «Первый день осени» в исполнении Изабеллы Юрьевой.

— Здравствуйте, товарищ Немиров! — увидел Николай Дмитриевич Аркадия. — Проходите! Дайте ему фужер! И вы тут, товарищ Удальский! Присоединяйтесь!

Аркадию и Брониславу вручили фужеры, которые Зелинский сразу же наполнил шампанским.

— Я произношу этот тост за наш трудолюбивый коллектив! — заговорил Николай Дмитриевич, подняв фужер. — Только благодаря непревзойдённому таланту и трудолюбию наших сотрудников мы пришли к сегодняшнему дню! К триумфу! Ура, товарищи!

— Ура!!! — закричали восторженные учёные.

Немиров тоже выпил, хотя к шампанскому относился с особой настороженностью.

Причина для праздника особенная — официально осуществлена наладка промышленного выпуска нейлона. Годы работы целого НИИ и опытного производства при нём, миллионы рублей, отправляемые будто бы в никуда — всё оказалось не зря.

— А теперь, дорогие товарищи, в испытательный цех! — провозгласил Зелинский торжественным тоном. — Все за мной!

Аркадий и Бронислав присоединились к шествию и прошли в соседнее здание, где и проводились испытания синтетических материалов.

Нейлон требуемых характеристик получен лабораторно ещё полтора года назад, но обнаружились трудноразрешимые проблемы, препятствовавшие его промышленному производству. Немиров не вдавался в подробности, хотя Зелинский и Порай-Кошиц были готовы рассказывать ему о формулах, несовершенстве реактора и прочих проблемах часами.

Но вот, полтора года спустя, промышленное производство налажено, а первая партия продукции не просто получена, а ещё и пущена на изготовление пробных изделий.

По дороге Зелинский принимал поздравления от сотрудников других отделов, поэтому шли к испытательной зоне они не меньше получаса.

— В приёмном зале накрывают стол, — предупредил Аркадия Николай Дмитриевич. — Поэтому прошу задержаться после завершения первого этапа испытаний — мы будем рады, если вы разделите с нами этот триумф.

— Обязательно, — улыбнулся тот.

— Нас ждёт первый этап, — сообщил Зелинский. — Испытание нейлонового бронежилета осколками.

Они прошли в безопасный зал, из которого можно наблюдать за ходом испытаний.

В испытательной комнате стояла имитация человека, изготовленная из баллистического геля, свиных костей и наполненных красной жидкостью полых шариков из баллистического геля, предназначенных для имитации внутренних органов.

На «испытателя» был надет полный комплект штурмовика «Корунд-2К». Защита обеспечивалась с ног до головы — по всей площади костюма вшиты нейлоновые пакеты, имеющие толщину 35 слоёв. Помимо костюма на нём и бронежилет «Корунд-1Б», имеющий толщину в 30 слоёв нейлона, а также дюралевые вставки толщиной от 2 до 6 миллиметров. На голове его шлем СШ-26Н, отличающийся от оригинального СШ-26 наличием подклада из 15 слоёв нейлона.

— Будем взрывать РГУ-1, на дистанции пять, три и один метр, — сообщил Зелинский. — Посмотрим, как себя покажет весь комплект и сколько пропустит осколков.

— А гранату будете взрывать в оборонительном или наступательном варианте? — уточнил Аркадий.

РГУ-1 — это ручная граната универсальная, разработанная Рдултовским на основе «идей Немирова». По сути, это адаптированная под современные реалии граната DM51, с готовыми поражающими элементами. Корпус бакелитовый, готовые поражающие элементы стальные. Граната разбирается на три части — корпус, контейнер с взрывчаткой и запал.

— Исключительно в оборонительном варианте, — ответил Николай Дмитриевич. — Фугасное воздействие будут проверять в другом НИИ. Приступим.

Специально обученный научный сотрудник вошёл в зону испытаний и закрепил на специальном шесте гранату. Он расслабил усики предохранительной чеки, после чего аккуратно размотал леску и вышел в безопасный зал.

— Пять метров, начинаем! — скомандовал Зелинский.

НИИ «Корунд», помимо поисков методов выработки нейлона и капрона, также занимается и средствами индивидуальной бронезащиты. Пусть шлемы они не разрабатывают, не тот профиль, но вот все бронежилеты и бронекостюмы полностью на них.

Научный сотрудник дёрнул за леску и привёл гранату в действие. Спустя четыре секунды произошёл взрыв, который все зрители пронаблюдали через бронестекло.

«Хана костюму…» — подумал Аркадий, когда дымок развеялся.

В РГУ-1 примерно 6500 стальных шариков, которые, в идеальных условиях, разлетаются равномерно. Установка гранаты на штатив создала эти идеальные условия.

— Может, в следующий раз следует просто бросать гранату на пол? — предложил Немиров.

— Видимо… — произнёс Николай Дмитриевич.

«Испытателя» изорвало осколками в клочья — правая рука лежала отдельно, в двух метрах позади него, а весь пол под ним был залит красной жидкостью, вытекшей из пробитых органов.

— Одно утверждать можно точно — от наших собственных гранат этот бронекостюм защищает очень плохо, — заключил Зелинский. — К счастью, мы предполагали что-то подобное, поэтому у нас есть два запасных макета.

Программу испытаний пришлось изменить, поэтому второй «испытатель» перенёс взрыв гранаты РГУ-1, упавшей в трёх метрах от него.

Но и тут сильно лучше не стало — видно даже отсюда, что осколки не удержаны.

— Вот теперь есть смысл подходить и смотреть, — произнёс Николай Дмитриевич.

Изучение повреждений показало, что есть пробития, причём существенные. Бронежилет удержал больше осколков, но и у него имеются критические пробития.

— Бронежилет мне нравится, — произнёс Аркадий, рассматривая мятые дюралевые пластины. — Но нашей гранате он не помеха.

Немиров переключил внимание на освобождённое от брони туловище «испытателя» и увидел, что в туловище проникло не меньше четырёх стальных шариков. Зашли они глубоко, сантиметров на пять-шесть, что можно считать фатальными повреждениями.

А всё дело в том, что это двухмиллиметровые осколки, разогнанные 150 граммами гексала до скорости близко к 1500 метрам в секунду — в нынешних условиях такое способна остановить только стальная броня.

— Мне всё понятно, — вздохнул Зелинский. — Пропускаем остальные испытания с РГУ-1 — эта граната слишком хороша для нас. Сразу переходим к немецким, британским и французским гранатам.

И вот здесь подорванная репутация «Корунда» была восстановлена: немецкая Stielhandgranate 24 не сумела нанести третьему «испытателю» какого-либо урона, даже в версии с самодельной осколочной рубашкой из чугуна. Все осколки были удержаны нейлоновыми пакетами, показавшими свою жизнеспособность. Впрочем, это, в первую очередь, фугасная граната, поэтому подобное испытание мало о чём говорит.

Вторая граната — французская F1, показала себя получше — с дистанции пять метров она сумела обеспечить пробой пакета на бедре. Но остальные попавшие осколки не нанесли никакого ущерба.

Третья граната — английская граната Миллса No. 36 Mk. I, показала схожие с французским аналогом результаты — на дистанции пять метров было достигнуто целых два пробития.

Тем не менее, ни одна из зарубежных гранат не сумела пробить бронежилет, а это было главное, что требовал Аркадий — чтобы у красноармейцев появилась надёжная защита от большей части шальных осколков.

Далее бронежилет и бронекостюм испытывали артиллерийскими минами разных калибров, на дистанциях свыше 10 метров. Нейлоновая броня показала себя неплохо — отлично удерживала лёгкие и сравнительно медленные осколки, а вот что-то тяжёлое пробивало даже дюралевые пластины.

В целом, Аркадий был доволен результатами — это лучшее, что можно получить в современных условиях для повышения выживаемости личного состава.

Пара-арамидное волокно получить не представляется возможным, по причине того, что не позволяет современная химия, а сам Немиров даже не представляет, в каком направлении нужно двигаться. Это путь длиной в десятилетия, который никак не ускорить и не сократить. Но даже нейлон — это огромный рывок вперёд.

Осталось только доработать дизайн серийного бронежилета, наработать статистику для его дальнейшего улучшения, а также пустить его в массовое производство.

Всё это обходится СССР очень дорого, но полностью соответствует целям Аркадия. А его цель — как можно сильнее уменьшить потери среди личного состава в грядущей войне.

1-я гвардейская тверская механизированная дивизия получит новые бронежилеты и шлемы первой, причём произойдёт это очень скоро — год-полтора и серия будет налажена.

А дальше больше — в планах Немирова есть оснащение средствами индивидуальной бронезащиты всей Красной Армии.

На фоне нейлона незамеченными прошли успехи с капроном — новый синтетический материал тоже готов к серийному производству. И бронежилеты из него получаются прочнее, но он дороже в производстве, поэтому его даже не рассматривали в качестве альтернативы нейлону.

— Значит, точно держит пистолетную пулю 45-го калибра… — заключил Зелинский и дал знак ассистенту. — Запротоколируйте и сделайте фотографии бронепакета с разных ракурсов…

Испытания на прочность против огнестрельного оружия не показали Аркадию ничего нового. Пистолетные калибры держались уверенно с дистанции от пяти метров, а винтовочные не удерживались ни с какой дистанции. Зато происходило серьёзное замедление пули, что напрямую влияло на степень повреждений туловищ «испытателей».

Когда весь комплекс испытаний был завершён, что случилось только к позднему вечеру, научные сотрудники и представители армии направились в актовый зал, где их уже ждали блюда и напитки. Товарищ Зелинский решил серьёзно отметить достижение своего НИИ, поэтому на столах было много алкоголя, а также разных недешёвых яств — видимо, на это мероприятие ушёл весь «представительский» бюджет НИИ.

*22 декабря 1931 года*

— … калибра 85 миллиметров, — продолжал Рдултовский доклад. — И я вам скажу, товарищ Немиров, что в настоящий момент просто нет самолётов, способных летать на недостижимых для этого орудия высотах. Одиннадцать километров по высоте!

Владимир Николаевич Сидоренко, старший конструктор КБ Рдултовского, трудящийся над 130-миллиметровой зенитной пушкой, хмыкнул.

— Да, не спорю, твоё детище метает снаряды гораздо выше, — произнёс Владимир Иосифович. — Но я не вижу на нём полуавтомат!

85-миллиметровая зенитная пушка системы Рдултовского оснащена полуавтоматическим затвором, позволяющим развить скорострельность до 17 выстрелов в минуту. И благодаря тому, что Владимир Иосифович разработал снаряд повышенной мощности, близкий по характеристикам к 107-миллиметровому, что достигнуто за счёт удлинения гильзы, а также тому, что ствол зенитки достигает длины в 4715 миллиметров, получилось превзойти высотные характеристики ещё даже не существующей 88-миллиметровой Flak 18.

Но почти все эти характеристики меркнут на фоне того, что удалось достигнуть Сидоренко — его 130-миллиметровая зенитная пушка уже способна донести свой снаряд до 19-километровой высоты, что сильно за пределами высотных возможностей современной авиации.

Два этих орудия — это жирное многоточие, поставленное после вопроса о высотных бомбардировщиках, способных летать над СССР и бомбить его промышленность.

Сидоренко уже завершает свою работу — осталось дополнительно оптимизировать массу орудийной системы и увеличить ресурс ствола, но это чисто технические вопросы.

130-миллиметровая пушка уже стреляет, успешно поражает аэростаты, поднятые на высоту 15 километров, поэтому для пуска в серию, после доработки, нет никаких препятствий.

Всего их Аркадий запланировал произвести в количестве не менее полутора тысяч единиц. Да, это дорогое удовольствие, зато оно гарантирует полное прикрытие стратегически важных участков промышленности и ключевых городов СССР.

Не будь в разработке радаров и радарных ПУАЗО, для такого же эффекта потребовалось бы втрое больше орудий, поэтому радары и зенитные директоры обещают очень большую экономию не только на количестве орудий, но и на количестве расходуемых снарядов.

— Это технически неосуществимо, — произнёс Сидоренко. — Полуавтоматический затвор на орудие такого калибра не установить.

— Тем не менее, моя пушка — это шедевр! — заявил Рдултовский. — Ни у кого в мире нет ничего подобного!

— Согласен, — улыбнулся Аркадий. — А что по 30-миллиметровому орудию?

— С ним всё хорошо, насколько мне известно, — сказал Владимир Николаевич. — Доведут до ума сменные стволы — можно будет начинать серию.

Идею со сменными стволами придумал Владимир Иосифович Рдултовский — эта концепция уже реализована на его 85-миллиметровом орудии. И придумал он это не от хорошей жизни — ресурс ствола составляет всего две с половиной тысячи выстрелов, что обусловлено высоким давлением пороховых газов. Поделать с этим ничего нельзя, нужны какие-то другие марки оружейной стали, поэтому решение оказалось единственно верным.

А дальше концепцию распространили на весь парк пушек — на 30-миллиметровую, 45-миллиметровую, 57-миллиметровую и 130-миллиметровую.

Это удорожает производство каждой отдельной пушки, но зато обеспечивает существенную экономию на дальнейшей эксплуатации — замена исчерпавшего ресурс ствола может производиться в условиях специализированных мастерских, пригодных для размещения в прифронтовой зоне.

— Фугас хороший у тридцатки… — произнёс Владимир Иосифович. — Если бы в мой фугас разрешили гексал…

— Это слишком дорого, — покачал головой Аркадий. — Внутренний объём вашего фугасного снаряда слишком велик — с гексалом они получатся золотыми. А вот в бронебойные снаряды — это пожалуйста.

Гексал, как сейчас называется смесь Ледина, то есть A-IX-2, в СССР производят совсем не в тех количествах, на которые рассчитывал Аркадий. В год производится 4 тысячи тонн гексала и 3 тысячи тонн гекфола. Производить их тяжело, гораздо тяжелее, чем тротил, поэтому наращивание масштаба идёт медленно.

— Я понимаю, — кивнул Рудлтовский.

— И как, кстати, Грабин? — поинтересовался Аркадий. — Я слышал, что он очень ловко перехватил проект 45-миллиметровой пушки у Гельвиха.

— Если бы только её… — вздохнул Владимир Иосифович. — Товарищ молод и рьян, отчего очень продуктивен. 45-миллиметровую зенитную пушку он хочет развить в противотанковую, танковую и морскую…

— Я считаю, что лишним не будет, — пожал плечами Немиров. — Если хочет — пусть занимается. Выделите ресурсы.

— И ещё он просит нанять в КБ врача-физиолога… — добавил Сидоренко.

— Дело нужное, — улыбнулся Аркадий.

— Но зачем? — нахмурился Владимир Николаевич.

— Эргология, — пояснил Немиров. — Или эргономия, если по Войцеху Ястшембовскому. Товарищ Грабин знает, а вы не знаете. А ведь последние тематические выкладки наших учёных я рассылал во все КБ…

— А я читал, — произнёс Рдултовский. — Только вот орудия разрабатываются не так. Разработка орудия — это постоянный поиск компромиссов между характеристиками, среди которых нет удобства.

— В конце концов, использовать их будут люди, — ответил на это Аркадий. — Поэтому надо разрабатывать их для людей. Товарищ Грабин всё это прекрасно понимает, поэтому и просит себе врача-физиолога.

— Но методы работы у него, конечно… — с неодобрительным тоном изрёк Рдултовский. — Так никто не работает — он ведь и 30-миллиметровую пушку увёл у Дурляхова. А мы всё ждём, когда же он надорвётся…

Только вот Аркадий знал, что Грабин не надорвётся. Они обменялись несколькими десятками писем — через них Немиров ненавязчиво подал несколько идей, а затем понял, что ничего нового для Василия Гавриловича не открыл.

Оказалось, что по состоянию на 1930-й год Грабин уже осмысливал метод скоростного проектирования и единственное, что мешало ему — это недостаток влияния в КБ Рдултовского.

Теперь, как понял Аркадий, Грабин решил брать дело в свои руки, потому что, по его мнению, орудия в КБ разрабатывают неправильно. Идеи Грабина включают в себя унификацию некоторых узлов, чтобы их можно было адаптировать при разработке других пушек, разработку типовых решений, динамические испытания в условиях, превышающих эксплуатационные нагрузки, чтобы тратить меньше времени — Грабин уже додумался до всего этого.

Первым желанием Немирова было дать Грабину отдельное КБ, чтобы он собрал там лучших конструкторов-артиллеристов и начал выдавать стране артиллерию. Но потом он подумал, что ещё слишком рано. Грабин молодой, поэтому нуждается в проверке.

Старые конструкторы его и проверяют — легко отдают ему свои проекты, ожидая, что он надорвётся и с позором вернёт им их проекты.

— Время покажет, — улыбнулся Аркадий. — Но если он успешно завершит все эти проекты, то быть ему начальником отдельного КБ.

— Я буду внимательно смотреть за тем, как он будет справляться, — усмехнулся Рдултовский.

*19 августа 1932 года*

— … поэтому нужно смотреть в лицо реальности, — продолжал президент Эусебио Айяла. — Либо вы принимаете эти условия, либо война продолжается. Наши национальные войска ещё даже не вступали в бой, а ваша армия практически уничтожена. Лишь наше миролюбие удерживает нас от полной оккупации Боливии.

Столыпин, присутствующий на мирных переговорах между Парагваем и Боливией, с трудом сдерживался от сардонической гримасы.

Ситуация с войной не такая радужная для Парагвая, как пытается показать президент Айяла.

Во-первых, в рядах обеих армий свирепствуют малярия, дизентерия и желтая лихорадка — с декабря по март, летом и в начале осени, (3) шли тропические дожди. Жара, очень высокая влажность — в полевых условиях это просто должно было вызвать вспышки заболеваний.

С малярией кое-что предпринимается — в Перу закупается хинин, который теперь обязателен к употреблению в РОА.

С холерой тоже есть решение — хлорирование и кипячение питьевой воды частично решают проблему, но случаи заражения всё же есть.

А вот с дизентерией проблема, но в основном среди местных солдат, которые потом заражают ею подразделения РОА.

Наступление на Санта-Круз сопровождалось тяжелейшей эпидемией дизентерии. Это были самые тяжёлые бои в истории РОА, потому что в бой шли практически небоеспособные подразделения.

Но у противника дела были не сильно лучше, поэтому город был успешно взят штурмом.

Большая часть потерь была нанесена болезнями, но это всё равно потери.

Если до взятия Санта-Круз у Петра Аркадьевича были иллюзии о возможности полного захвата Боливии, то вот после штурма они развеялись по ветру — этот край будто бы вовсе не предназначен для ведения войны. Даже в Сибири не было так тяжело, а ведь там против них выступала РККА…

— Предлагаете нам посмотреть в лицо реальности? — усмехнулся Даниэль Саламанка, президент Боливии. — А как вы смотрите на собственные реалии? Например, на вашу экономику?

Столыпин был склонен согласиться с Саламанкой — экономическое положение у Парагвая очень плохое.

Хуже всего то, что в Гран-Чако нет никакой нефти. Слухи не подтвердились, «Шелл» потратила эту прорву денег совершенно зря — британская компания уже абстрагировалась от этой войны, как и «Стандарт Ойл Нью-Джерси»…

А ещё на Парагвае тяжким ярмом висит кредит от Аргентины — предполагалось, что его будет очень легко выплатить за счёт нефтяных доходов.

Но нефти нет, никаких баснословных доходов не будет, а война идёт.

Оружие и бронетехнику закупать больше не на что, как и боеприпасы, поэтому, если не удастся договориться, война продолжится, но очень бедно и менее интенсивно.

Впрочем, у Петра есть намёки на связь с Германией, которая заинтересована в том, чтобы помочь Парагваю в этой войне. Рейхсканцлер Гитлер благожелательно настроен к РОА и Столыпину, по причине того, что ему, почему-то, нравится идея освобождения России от большевиков.

В личном письме Петру рейхсканцлер обещает материальную помощь — экономике Германии срочно нужны военные заказы. Но это всё ещё вилами на воде написано, ведь Столыпин видел лишь одно сердечное письмо с наилучшими пожеланиями и намерениями. И пока не будет отгружена первая партия военных поставок, Пётр будет считать, что никакой поддержки от Германии нет…

Переговоры продолжались ещё два часа и почти полностью состояли из взаимных завуалированных угроз, но видно было, что Саламанка сдаёт позиции.

Откровенно говоря, Боливия пострадала в этой войне гораздо сильнее, чем Парагвай, который, действительно, ещё не пускал в ход свою национальную армию.

Да, парагвайская армия сильно пострадает от эпидемий и иных небоевых потерь, но она будет способна наступать, некоторое время, тогда как боливийская армия практически исчерпала свой боевой потенциал.

Второй раунд переговоров было решено назначить на понедельник, 22 августа — и там будет содержаться основной конструктив.

Эусебио Айяла хочет оставить за собой Санта-Круз и прилегающие к нему пахотные земли, которые сильно помогут экономике Парагвая, когда минует депрессия.

Но гораздо сильнее Парагваю помогут залежи нефти в департаментах Санта-Круз и Тариха. С их потерей Боливии придётся смириться, ведь эти территории находятся под контролем армии Парагвая.

Когда Саламанка примет эти условия, что будет означать конец его карьеры, Айяла окажется на седьмом небе от счастья — у него очень трепетное отношение к победам и поражениям Парагвая, что напрямую связано с его матерью, которая вынесла на себе все тяготы войны Тройственного союза.

И Столыпин даже не сомневался, что Айяле станет слишком мало этого куска Боливии. Ему очень хочется отомстить за национальное унижение, причём Пётр его вполне понимал.

Только вот ещё одна война — это губительно для Парагвая и для… РОА.

— Следующая наша цель — Бразилия, — произнёс президент Айяла во время ужина, состоявшегося после переговоров.

— Глупо, — ответил на это Столыпин.

— Единственно верно, — не согласился президент. — Бразилия уже участвовала в этой войне на стороне Боливии — она враждебна нам. Лишь вопрос времени, когда она нападёт на нас.

— Последнее, что нам сейчас нужно — это ещё одна крупная война, — вздохнул Пётр. — К тому же, мы уже «оплатили» своё место в Парагвае.

— Нет, — покачал головой Айяла. — Вам может казаться, что этого было достаточно, но я так не считаю. Вы обходитесь нам слишком дорого и оказанные вами «услуги» не покрывают даже половины наших расходов. Я рассчитывал, что вы легко захватите всю Боливию, а вы показали себя, мягко говоря, вдвое хуже моих ожиданий.

— Мои договорённости с бывшим президентом Гуггьяри касались только Гран-Чако, — нахмурившись, напомнил ему Пётр. — И свою часть этих договорённостей я не просто выполнил, а кратно перевыполнил. Санта-Круз и Тариха в сделку не входили, но они под вашим контролем.

— Меня мало волнует то, о чём вы договорились с Гуггьяри, — покачал головой президент Айяла. — Я — действующий президент Парагвая. Договаривайтесь со мной.

— Это чёрная неблагодарность, — покачал головой Столыпин.

— Это требования, согласующиеся с интересами Парагвая, — отрезал Эусебио, абсолютно уверенный в своей правоте.

Пётр хорошо знал, что у Айялы есть полная поддержка военных кругов — вся парагвайская армия стоит за него горой. Эусебио далеко не единственный человек в Парагвае, который жаждет отомстить Бразилии за то ужасающее унижение…

Промышленники, крупные латифундисты, военные — такой тотальной поддержки не было ещё ни у одного президента Парагвая.

Неожиданный успех с Боливией уверил всех в способности Парагвая сокрушить кого-то покрупнее — пусть и с помощью РОА.

«Маленькая и победоносная война…» — подумал Столыпин с горечью. — «Глупец…»

— Но я обещаю вам, что после победы над Бразилией вы получите дополнительные средства, достаточные для расширения вашей армии вдвое, а то и втрое, — решил подсластить горькие условия президент.

Только вот у Петра было мало веры обещаниям человека, который только что нарушил ранние договорённости с предыдущим президентом.

«Парагвай нужно спасать от тяжёлой войны, которая может стать второй войной Тройственного союза», — сформулировал Столыпин мысль. — «Айяла ведёт его к мучительной гибели. И всех нас вместе с ним».

*6 ноября 1932 года*

— Что с вашим лицом, мистер Палмер? — спросил Леонид, довольно улыбаясь.

Брэдли Палмер, представляющий «United Fruit Company», сидел с выражением дикого отвращения на лице — ему очень не нравилось то, что он вообще вынужден вести переговоры с Курчевским. Но больше всего ему не нравилось то, к чему пришла его компания в ходе этой бизнес-войны…

— Ничего… — ответил Палмер. — Что вы предлагаете?

— Я? — удивился Леонид. — Ничего!

Мексикано-гватемальская война, которую корректнее назвать «войной царской и чёрной страж», проходила с переменным успехом.

Потери обеих сторон велики, причём не только в людских, но ещё и в материальных ресурсах.

Но, благодаря этой войне, Курчевский сильно продвинулся в вопросах аэродинамики и боевой живучести своих самолётов.

Очень несвоевременно, в самый разгар боёв за Тапачулу, выяснилось, что недостаточно просто изготавливать самолёты из высокопрочного материала. Оказалось, что многие повреждённые самолёты рассыпались в воздухе уже после боестолкновения, в ходе возвращения на аэродром, причём дело было не только в повреждённых двигателях.

Это навело Курчевского на мысль, что нужно усиливать фюзеляж самолёта так, будто в него точно попадут сотни пуль или десятки малокалиберных снарядов…

В КБ «K-Aircraft» разрабатывается истребитель К-5, обещающий непревзойдённую живучесть, а также рекордную скорость и дальность полёта. Для серийного военного самолёта, конечно же.

К-4, разработка которого была начата до вторжения в Гватемалу, был отменен, в связи с открывшимися обстоятельствами, поэтому происходит пропуск номера.

— Но тогда зачем вы организовали эту встречу? — спросил недоумевающий Палмер.

— Я организовал её, чтобы услышать ваше предложение, — охотно пояснил Леонид. — Согласно известным мне данным, вы очень близки к банкротству. Эта война вам не по карману, а я могу продолжать её годами и очень хорошо с неё зарабатывать. Так что я не буду вам ничего предлагать — вы предлагайте мне.

ЧВК «Чёрная стража», нанятая «Юнайтед Фрут», показывает себя отлично — это очень опытные наёмники, умеющие воевать по самым свежим правилам современной войны. Только вот она стоит примерно столько же, сколько стоит ЧВК «Царская стража», а это очень дорого.

Генерал Гурский очень высоко оценивает квалификацию вражеской военной компании и считает, что война идёт на равных.

— Прекратите этот фарс, — попросил Палмер. — Чего вы хотите?

— Я хочу дать вам достойную цену за ваши активы в Гватемале, — ответил Курчевский. — Я могу получить их двумя путями — либо уже озвученным, либо сразу после того, как вам станет нечем платить «Чёрной страже».

— Что вы понимаете под «достойной ценой»? — уточнил представитель «Юнайтед Фрут».

— Я дам довоенную стоимость ваших гватемальских активов, — сделал предложение Леонид. — Это компенсирует вам финансовый ущерб, который вы понесли в ходе этой войны. Или же я получу всё это гораздо дешевле, через год-два… Да даже если через три — для меня эта война очень выгодна.

Палмер всё это понимает не хуже, чем он. Положение «Юнайтед Фрут» близко к плачевному, поэтому предложение Курчевского выглядит очень выгодным. Да, оно положит конец доминированию компании на американском рынке фруктов, но этот конец уже неизбежен. Даже если они каким-то образом выиграют эту войну, что выглядит сейчас чем-то малореальным, финансовые потери будут слишком велики, чтобы компенсировать их просто восстановлением былых позиций. Особенно в свете депрессии, которую уже называют Великой…

Но последним гвоздиком в гроб гватемальского подразделения «Юнайтед Фрут» станут выборы, которые начнутся через два дня.

Торговцы фруктами уже посылали своих представителей к Гуверу и умоляли его «восстановить честные рыночные отношения», но он уже бессилен повлиять хоть на что-то. А Рузвельт — это человек Курчевского. И в победе этого человека на выборах уже никто не сомневается.

После выборов «Юнайтед Фрут» не сможет помочь никто.

— Нужно обсудить детали, — произнёс Брэдли Палмер.

— Я только что услышал принципиальное согласие? — уточнил Леонид.

— Да, мистер Курчевский, — совершив над собой насилие, подтвердил представитель «Юнайтед Фрут».

— Я рад, — улыбнулся Леонид. — В отеле «Уолдорф-Астория», сразу после окончания президентских выборов, состоится встреча моих юристов с вашими — не вижу причин оттягивать сделку.

Настроение у него было просто отличным — Парагвай кредитовался у «Стандарт Ойл Нью-Джерси», которая пересмотрела свою позицию и теперь видела сотрудничество с Парагваем очень выгодным, ввиду того, что нефтяные запасы Боливии теперь под его контролем. На кредитные деньги Парагвай заказал у Курчевского четыреста истребителей, сто бомбардировщиков, двести броневиков, тысячу пятьсот пушек и тысячу пулемётов.

Выглядит всё так, будто Парагвай затевает следующую большую войну в Южной Америке. Вероятно, ему уже слишком мало почти половины Боливии…

А бомбы, снаряды и патроны ко всему этому — это, то, с чего будет кормиться Леонид в течение всего времени грядущей большой войны.

Ещё одна приятная для него новость — Эндрю Меллона, не так давно являвшегося негласным лидером «людей сверху», отправили послом в Великобританию. Гувер свалил все свои и чужие грехи на этого бедолагу, поэтому политическая карьера Меллона закончилась навсегда.

А уже это значило, что теперь можно многое. Остальные «люди сверху» недовольны тем, что Гватемалу он ни с кем не согласовывал и это не вопрос денег, которые они зарабатывают с переданных им акций, а вопрос контроля.

Ввиду того, что они его не контролируют, что вскрылось относительно недавно, а человек, которого он побаивался, больше не представляет какой-либо угрозы, Леонид обрёл уверенность в свободе действий.

После того, как в Белом доме засядет его человек, неформальная власть Курчевского обретёт дополнительную крепость. Уже сейчас очень многие власть имущие в США едят с его руки, а Рузвельт даст ему ещё больше возможностей для «прикормки» новых людей.

Но есть кое-кто, мешающий реализации его самых главных планов. Рокфеллер-младший.

У них возникли проблемы в Нью-Йорке — Рокфеллер захотел построить крупнейший офисный центр. Всё у Джона было хорошо, он всё продумал, но забыл об одном — надо было предварительно договориться с крупнейшим землевладельцем Нью-Йорка. У Леонида в безраздельном владении весь Гарлем, большая часть Бруклина и примерно две трети Бронкса.

Негры уехали в Леонтауны, где живут новой жизнью. Центр оказался прав — если дать неграм нормальную работу, социальные гарантии и свою среду, они, внезапно, живут как нормальные люди. Масштабный социальный эксперимент оказался успешным, что уже вызвало бурю негодования в американском обществе — у негров есть гарантированные рабочие места на предприятиях Курчевского, тогда как белые люди никаких гарантий не имеют и выкидываются на улицу при первом же признаке плохого хода дел у их работодателей.

Но Леониду плевать на общественное мнение — он делал это не ради негров, а ради земли, на которой они жили.

Да, их уровень жизни поднялся до уровня среднестатистических американцев, но Курчевский выручил с этого тысячекратно больше — один только 100-этажный небоскрёб «K-Air-Building», возводимый сейчас в Гарлеме, принесёт ему больше, чем он потратил на все Леонтауны.

А есть ведь 120-этажный небоскрёб «K-Vertigo» в Бронксе…

… не говоря уже о сотнях зданий, сооружаемых вместо снесённых трущоб Гарлема, Бруклина и Бронкса. Теперь эта земля стала престижной и, соответственно, очень дорогой. Неприемлемо дорогой.

И Рокфеллер, вместо того, чтобы договориться с Леонидом, который, вообще-то, весьма договороспособный, начал подключать административный ресурс и делать дела без Курчевского. Но в Нью-Йорке так уже очень давно никто не делает…

Теперь Джон Рокфеллер-младший стал проблемой, от которой нужно срочно избавляться. И единственный адекватный способ — попросить помощи у Центра. Уж там-то точно знают, как правильно обращаться с неугодными…

Повторения истории как с Морганами Леонид не хотел, а история с Рокфеллерами идёт именно к этому. Экономическими методами бодаться с ними можно, но итог у этого только один — всё сведётся к очень грязным методам. Гораздо надёжнее будет ударить первым, причём так сильно, чтобы ответного удара не последовало.

Это поставит точку во внутренних дрязгах бизнесменов в Штатах — крупнее Курчевского никого не будет и никто больше не посмеет рыпнуться на него.

*10 ноября 1932 года*

— Поздравляю, мистер президент, — протянул Леонид руку Франклину Рузвельту.

— Благодарю вас, мистер Курчевский, — улыбнулся ему новоиспечённый президент и ответил на рукопожатие. — Если бы не ваша поддержка…

— Да разве это поддержка? — усмехнулся Леонид. — Это я так, чем смог.

— Вы смогли очень многое, — произнёс Рузвельт. — Насколько я помню, мы должны были обсудить некий приватный вопрос…

— Да, — кивнул Курчевский. — Но…

Тут к президенту подошёл губернатор штата Висконсин, Альберт Шмедеман, растёкшийся в старательных поздравлениях. Рузвельт принял их, после чего поехал прочь из зала, а Леонид последовал за ним.

Они вошли в сигарную комнату, где Леонид сразу же распечатал пару сигар.

— И что за вопрос? — поинтересовался Рузвельт, задымив сигарой.

— Он касается «Нового курса», о котором вы говорили на своих предвыборных речах, — ответил Курчевский, выпустивший колечко дыма. — Да, программа выглядит очень смело, но мне видится, её можно улучшить. Есть у меня несколько идей…

— Например? — нахмурился президент.

Критику он не любил, как и все, но, в отличие от многих, был способен воспринимать её — это очень редкое качество.

— Необходимо больше социальных реформ на первом этапе, — сделал предложение Курчевский. — Всё то, что дали своим рабочим наши, скажем так, конкуренты, и ещё чуть-чуть сверху. И нужно действовать сразу и смело. Зачем ограничиваться парой проектов по борьбе с безработицей, когда можно начать десяток? У меня есть много идей, но самая главная, по моей теории, может оживить нашу застывшую экономику…

— Что за идея? — поинтересовался Рузвельт.

В дверь деликатно постучали.

— Да? — спросил президент.

— Виски, сэр? — заглянул чернокожий дворецкий.

— Неси, Джеральд, — кивнул Рузвельт.

Дворецкий закрыл за собой дверь.

— Так что за идея? — спросил президент.

— Инфраструктурные проекты, — улыбнулся Леонид. — Как я это вижу? Строим, скажем, длинную автомагистраль, по которой будут ездить сонмы грузовиков. Вдоль неё мелкие предприниматели обязательно откроют магазинчики, закусочные и заправки. Малый бизнес начинает оживать. Проводим магистрали до стратегически важных городков, в самих городках строим больницы, школы, полицейские участки, инвестируем в местные предприятия — туда потянутся люди, людям социальные гарантии, а дальше всё заработает…

Придумал он всё это не сам. Он просто выполняет программу Центра — отсюда такие странные, на первый взгляд, идеи. Центр ещё никогда не ошибался, поэтому Курчевский сам верил в то, что говорил…

Он рассказал об идеях массового жилищного строительства, о льготных ипотеках с государственной гарантией, о талонах на еду, о закупочных интервенциях и государственном контроле цен товаров первой необходимости.

— Вы говорите, как большевик, — усмехнулся Франклин Рузвельт.

— Я же не предлагаю национализацию предприятий, — парировал Леонид. — Я предлагаю незначительное ужесточение контроля, чтобы выправить критическую ситуацию. Когда кризис спадёт, государственное участие можно будет радикально сократить.

— Это интересный подход, — после недолгой паузы изрёк президент. — Впрочем, нечто подобное я обдумывал и сам…

— Сейчас вам может показаться, что я ещё больший большевик, но… — начал Курчевский. — … следующим шагом должны стать массовая электрификация и массовое образование.

— Ха-ха-ха! — засмеялся Рузвельт. — Не владей я информацией о вашем финансовом состоянии, я бы заподозрил в вас коммуниста…

— Это то, что нужно для спасения Америки, — заявил Леонид.

— И, разумеется, эти все проекты предполагают ваше непосредственное участие? — уточнил президент.

— Необязательно, — покачал головой Курчевский. — Но было бы неплохо.

Рузвельт удовлетворённо улыбнулся. Видимо, предыдущие слова породили в нём крохотную толику сомнения — всё-таки, коммунистов очень боятся, ведь их в США немало…

— Я бы хотел поучаствовать в строительстве дамб, — добавил Леонид.

— Это можно устроить, — кивнул президент. — При условии, что ваш финансовый вклад составит не менее 20% в каждой дамбе. Тогда я не вижу никаких препятствий вашему внеконкурсному участию в их строительстве.

— 15%, — сделал предложение Курчевский.

— 17,5% — сделал контрпредложение Рузвельт.

— Сделка, — улыбнулся Леонид.

Это очень большие деньги, ведь дамба — это крайне дорогое удовольствие, но зато последующий «выхлоп» оправдает все затраты. И у Курчевского есть средства, чтобы вкладываться в столь крупные проекты.

Дворецкий Джеральд прикатил сервировочную тележку, на которой стояли бутылка виски, стаканы и несколько блюд. Мастерскими движениями он разлил напиток по стаканам и расставил блюда на столике, после чего удалился.

— Подробности проектов можем обсудить позднее, — произнёс президент, нюхая напиток.

— Тогда я должен сказать о «Бонусной армии», — озвучил следующую тему Леонид, взяв свой стакан. — Я уже начал решать проблему за Гувера — я расширил набор в свои строительные компании, с приоритетом для участников марша.

Марш «Бонусной армии» — это шествие ветеранов Великой войны и их семей, а также сочувствующих, состоявшееся в конце июля этого года. По сути, это был голодный марш, ведь ветераны вышли не просто так — многие из них остались без работы, что ставило их перед лицом голодной смерти.

Закон от 19 мая 1924 года обещал им выплаты пособий от государства, но только после 1945 года — они вышли на марш с требованием выплатить эти «бонусы» немедленно. Естественно, никто ничего выплачивать не собирался, поэтому Гувер применил силу. Генерал Макартур подавил это невооружённое выступление с помощью пехоты, кавалерии и танков.

Объяснялась такая острая реакция администрацией Гувера очень просто: это всё заговор коммунистов, желающих поднять восстание в каждом городе США и захватить власть в Капитолии. Но будь это правдой, Курчевского бы, наверное, предупредили…

И он увидел в этом отличную возможность. Ветераны зарубежных войн, лишённые работы и поставленные на грань выживания. Он решил отобрать лучших из них и нанять в «Царскую стражу», у которой, как ему кажется, скоро появится очень много работы…

Ну и стройки, заводы — эти люди готовы работать почти за любые деньги.

Конечно, рабочих рук сейчас полно повсюду, но конкретно эти доведены до отчаяния. И это самая лучшая аудитория для придирчивого работодателя.

— Я намекаю ребятам, что это никакой не Гувер… — произнёс Леонид. — У них складывается впечатление, что это делает Рузвельт, уже сейчас, до вступления в полномочия…

— М-м-м, — протянул президент. — Я рад, что мне не придётся решать эту проблему после 4 марта.

Инаугурация и вступление в должность президента США в этот раз будут по-старому, то есть 4 марта, но в марте этого года Конгресс предложил 20-ю поправку к Конституции США, которая существенно сократит период «хромой утки», (4), а также регламентирует, наконец-то, случаи безвременного выбытия избранного, но ещё не действующего президента. Когда поправка будет принята, закроется окно неопределённости — если того же Рузвельта пристрелят до 4 марта, то за него в должность вступит его вице, а до этого было решительно непонятно, что делать.

— И ещё один вопрос, — произнёс Курчевский, долго колебавшийся, нужно ли поднимать эту тему.

Он сделал глоток горячительного напитка из стакана.

— Какой вопрос? — посмотрел на него президент.

— СССР и его золото, — решился Леонид.

— Кто о чём, а мистер Курчевский о деньгах… — усмехнулся Франклин Рузвельт. — Ваши выгоды понятны — вы хотите получить их золото, но каковы выгоды для США?

— Все эти масштабные инфраструктурные проекты нужно будет чем-то оплачивать, — пожал плечами Леонид. — Сотни тонн золота, которое они готовы отдать нам за заводы и различную технику — это средства, за счёт которых мы сможем профинансировать всё необходимое и даже больше. Не находите, мистер президент?

Президент США задумался. Он посмотрел на тлеющий камин и начал медленно покручивать стакан виски.

— Это невыгодно политически, — произнёс он.

— Нам с самого начала нужно раз и навсегда определиться, — вздохнул Курчевский, — мы думаем о политике или о бизнесе?

— Вы — бизнесмен, — улыбнулся Рузвельт. — А я — политик.

— Великая депрессия — это не политическое явление, — произнёс Леонид. — Это бизнес. И чтобы преодолеть это, нужно быть трезвомыслящим бизнесменом.

— Я обсужу это со своей командой, — пообещал президент.

*12 февраля 1933 года*

Андрей Робертович Конотопцев, прибывший в Нью-Йорк из Саутгемптона, что в Великобритании, на RMS «Аквитания», уже четвёртую неделю вёл наблюдение за Джоном Рокфеллером-младшим.

Погода сегодня не очень, сырость и слякоть, а воздухе запах угольного дыма. Тротуары в жидкой грязи, машины грязные, а некоторые прохожие выглядят не сильно лучше тротуаров и машин. Витрины магазинов пусты, как и во многих городах Испании, иногда тут митингуют — как вчера вечером, под окнами его номера.

Атмосфера депрессивная, хотя в местных подпольных кабаках бывает порой очень весело…

Чтобы попасть сюда, в Нью-Йорк, ему пришлось ехать из Саламанки в Лиссабон, а оттуда плыть в Саутгемптон, где он ждал неделю до прибытия «Аквитании». А потом ещё неделю он слонялся по всем четырём палубам, убивая время.

Будь у него лишние деньги, он бы просадил их в казино лайнера, но отсутствие денег — это единственная причина, почему он вообще согласился на очередное предложение от неизвестных.

После устранения того британского борова он поехал в Испанию, где осел в Саламанке. Там он встретил Клаудию, с которой у него загорелся бурный роман, закончившийся горьким расставанием, но вот после этого он встретился с Ариадной, с той женщиной, ради которой стоит умереть…

Он построил большую фазенду, женился на Ариадне, они завели двоих детей, Роберта и Изабеллу, Андрей устроился егерем, но заработанные когда-то деньги, постепенно, закончились. Наверное, третья машина была лишней… И жену нужно было баловать поменьше…

Так или иначе, но когда у него осталось лишь двести фунтов на всю оставшуюся жизнь, обещавшую пройти очень мрачно, поступил сигнал, на который он отреагировал.

За это «турне» он запросил двадцать тысяч долларов, чтобы точно хватило надолго. Сказали, что дадут семнадцать тысяч, что тоже, в принципе, неплохо.

Но сказали, что из снайперской винтовки стрелять его нельзя. Можно как угодно, но только со 100% гарантией и не из снайперской винтовки.

А раз можно как угодно, но надо гарантированно, то у Андрея есть одно надёжное решение…

Если он верно определил график Рокфеллера, где-то через двадцать с лишним минут этот бедолага подъедет к церкви «Риверсайд» и тогда его судьба решится.

Конотопцев скурил ещё три сигареты, прежде чем Рокфеллер подтвердил свой график — кортеж из трёх машин подъехал к церкви, ровно туда, куда и обычно.

Андрей дождался, когда откроется пассажирская дверь центральной машины, после чего крутанул рычаг детонатора. Разряд промчался по замаскированному в стыке бордюра проводу, добрался до инициатора и подорвал 150 килограмм самодельной взрывчатки на основе удобрений, спрятанных в салоне арендованного Форд Т.

В лобовое стекло его машины прилетел металлический обломок от «Жестяной Лиззи», но он заблаговременно пригнулся.

Когда все возможные осколки уже разлетелись, он поднялся и посмотрел на результат.

Расстояние от заряда до машины Рокфеллера было чуть больше восьми метров, поэтому выжить он не должен был. Но как-то выжил, потому что его куда-то тащили охранники. Андрея такое решительно не устраивало.

Он взвёл MP28, выскочил из Кадиллака и начал расстрел жертвы и её охраны. Рокфеллер получил кучную серию попаданий в левый бок, что гарантировало его смерть, а это значило, что работа выполнена. Только вот охрана…

В долгую перестрелку Конотопцев вступать не планировал, поэтому прикончил двоих, после чего бросил вперёд дымовую гранату и побежал к машине.

Несколько пуль пролетело очень близко — он так давно не ощущал этого, что успел забыть…

Кадиллак взревел мотором и умчал его прочь.

Охрана бросилась в погоню, что Андрей предвидел при планировании акции.

«Эх, будь у меня тротил — не было бы сейчас ничего…» — посетовал он и резко свернул на пирс.

У него тут стоит катер, на котором он должен проплыть 14,5 километров до следующей пристани, расположенной на противоположном берегу Гудзона, а там уже другая машина, которая позволит безопасно покинуть город.

Но, прежде чем сесть на катер, Конотопцеву нужно сделать одно действие…

Он остановил машину прямо на въезде на пристань, выскочил из неё, открыл багажник и с напряжением вытащил из него станину с пулемётом ПФ-25.

Взведя пулемёт, он стал ждать.

Машины преследователей появились спустя два десятка секунд. Не раздумывая ни секунды, Андрей зажал спусковой крючок.

Град пуль врезался в, несомненно, бронированные Роллс-Ройсы.

Только вот среди обычных пуль в ленте есть и бронебойные 7,62×63 миллиметра, оснащённые закалёнными стальными сердечниками. В ленте они встречаются раз в три выстрела, поэтому эффект почувствовался сразу — закалённые лобовые стёкла взорвались крупными осколками, после чего смерть пришла за водителями и пассажирами.

Андрей отстрелял лишь четверть ленты, а дело уже было закончено.

Несколько дней назад он раздумывал о том, чтобы напасть на Рокфеллера в пути, организовав засаду с пулемётом, но потом понял, что это недостаточно надёжно.

Взрыв тоже, как оказалось, недостаточно надёжное решение, поэтому он и не знал, что теперь думать.

«Хорошо, что наниматель продумал вариант с пулемётом…» — подумал Конотопцев, направившись к причалу.

Он запросил себе что-нибудь скорострельное и мощное, после чего неизвестный наниматель дал наводку на схрон близ Кранберри Лейк, где обнаружились ПФ-25 и MP28.

«Надо было попросить пятьдесят килограмм тротила или мелинита…» — подумал Андрей, заводя двигатель катера. — «Но кто же знал? Кто же знал?»

*22 мая 1933 года*

— Выглядишь паршиво, — произнёс Аркадий.

— Ты тоже не лучшим образом, — усмехнулся Дзержинский. — Особенно эта твоя вечно довольная ухмылочка…

— Я серьёзно, — покачал головой Немиров.

Феликс Эдмундович начал сильно сдавать — это заметно уже несколько лет. Несмотря на строгий режим, отряд личных врачей и частые поездки в санатории, здоровье у него всё равно слабое.

— Я знаю, — вздохнул он. — Пора мне уходить на покой.

— А есть кто-нибудь на примете? — поинтересовался Аркадий.

Очевидно, что Дзержинскому давно пора на пенсию, но он сам оттягивал этот момент до последнего. Но сейчас, видимо, стало совсем невмоготу…

— Есть — Наум Исаакович Эйтингтон, 1899 года рождения, — кивнул Феликс. — Член РСДРП с января 1918 года, но с марта 1917 года числился среди эсеров — молодой был, наивный… В порочащих связях не замечен, с 1919 года в рядах ОГПУ, участвовал в уничтожении бандитских группировок на Украине и проявил себя очень компетентным оперативником. В 1924 году закончил Военную академию РККА и заступил на службу в Китайский кабинет Иностранного отдела ОГПУ. Участвовал в борьбе с бандитизмом в Синьцзяне, затем в Маньчжурии, а после и в Пекине. Сейчас он возглавляет Иностранный отдел — я считаю, что он потянет мою работу.

— Годится, — кивнул Аркадий. — А что там с тем примеченным мною юношей?

— Ты о Пашке Судоплатове? — улыбнулся Дзержинский. — Он настоящая находка — самородок разведывательной деятельности. Очень хорошо показал себя в Нуристане — благодаря его действиям удалось переманить в Совет старейшин целых восемь пуштунских родов. Пример, который я буду приводить, когда ты будешь говорить мне, что хорошо продуманные физические устранения не способны решить никаких проблем…

— Какие перспективы? — нахмурился Немиров.

— Он займёт должность начальника Иностранного отдела, вместо Эйтингтона, — ответил Дзержинский. — А ты сможешь провести Эйтингтона через Верховный?

— Передай мне его биографию и выжимку из проведённых операций, — кивнул Аркадий. — Меня интересуют успешные и неудачные операции. Я должен буду дать полный обзор на кандидата, прежде чем Верховный Совет примет решение. А Судоплатова он пусть сам назначает, куда хочет.

Просто так выставить кандидата на должность нельзя — предварительно его биографию изучает кадровая комиссия при Верховном Совете СССР, поэтому важно дать всю полноту информации. Затем идут прения, в ходе которых устанавливается наиболее выгодный для Союза кандидат, а затем проводится итоговое голосование. Выборы нового человека на ключевую должность могут занимать до полутора недель, но, как правило, всё проходит быстрее.

— Ладно, с этим разобрались, — кивнул Аркадий. — Что думаешь по нашему «британцу», ну или уже «американцу»?

Сработал он грязно, но эффективно: коронер извлёк из тела Рокфеллера-младшего семь осколков, два из которых были смертельными, а также семь пуль калибра 9 миллиметров.

— Он снова в Испании, — вздохнул Дзержинский. — Считаю, что его нужно применять пореже — судя по тому, как он убрал Рокфеллера, ему вообще всё равно на побочный ущерб.

В ходе уничтожения преследователей, «британец» применил пулемёт ПФ-25, приехавший в США аж из Либерии несколько лет назад. Да, были убиты все охранники Рокфеллера, преследовавшие его на своих машинах, но пули попали в окна здания в конце улицы, в результате чего четверо случайных людей ранены, а один убит.

В США объявили недельный траур по Рокфеллеру-младшему, а убийц обещали найти и наказать. Увы, но никого не нашли — «британец» успешно смылся из страны в день убийства.

— Согласен, — кивнул Немиров. — Я рассчитывал, что он сработает потоньше.

— Но это ладно — дело минувшее, — махнул рукой Феликс.

— Да, — улыбнулся Аркадий. — Теперь по Испанскому вопросу…

В Испании происходит что-то нехорошее — популярность блока либералов и социалистов сильно упала, население их поддерживает гораздо слабее, чем раньше, поэтому голову поднимают националисты и консерваторы.

Грядущий ноябрь знаменателен выборами, на которых у социалистов и либералов очень плохие шансы.

И если социалисты с либералами настроили против себя крестьянство Испании, то националисты с консерваторами настроят против себя её рабочих. А уже это неизбежно приведёт к Гражданской войне. Раз уж Гражданская война в Испании неизбежна, то СССР нужно к ней подготовиться.

— Социалисты плохо поддаются координации, — пожаловался Дзержинский. — Они якшаются с анархистами, заигрывают с либералами — у них там хаос и минимум партийной организованности. Но наши люди занимаются наведением порядка и дают советы местным коммунистам.

Коммунисты в Испании в меньшинстве, население их не поддерживает, потому что они для них что-то вроде отдельного типа социалистов. Но, в отличие от социалистов и, уж тем более, либералов, коммунисты прислушиваются к советам специалистов из СССР.

А специалисты дают ценные советы и подкрепляют их оружием. Наиболее удобными локациями для поставок оружия сочтены Каталония и Астурия, где очень сильно рабочее движение. Туда-то и везут под нейтральными флагами винтовки, автоматы, пулемёты, миномёты и боеприпасы ко всему этому.

— Переброска специальных частей затруднена — тяжело проводить это скрытно, — пожаловался Дзержинский. — Есть подозрение, что британцы уже знают.

Небольшие подразделения осназа ОГПУ перевозятся малыми партиями, после чего их прячут местные коммунисты.

Прямое участие в боевых столкновениях для осназа не предусматривается — основная идея их заключается в подготовке комбатантов из местных добровольцев. Это те самые специалисты, что готовили китайских добровольцев, нуристанских «избранных воинов», ставших потом гвардией Совета Нуристана и прочих формирований.

— Да и чёрт с ними, с британцами, — махнул рукой Аркадий. — На прямую конфронтацию они уже не пойдут.

Общий градус напряжения в мире чрезвычайно высок, разведки западных стран замазались в десятках сомнительных операций против СССР, разведка СССР замазалась в чём-то подобном, но уже против западных стран, поэтому все всё понимают и невольно стремятся к повышению общего градуса.

То, что раньше могло сойти за повод для международного скандала, сейчас воспринимается философски.

Например, СССР вынужден был «проглотить» потерю Венгрии — тот отморозок, Пал Пронаи, теперь официальный «законно избранный» президент Венгерской Республики. Видно, он уже забыл, что начинал как непримиримый монархист…

Верховный Совет даже пожурил Аркадия за такой просчёт: теперь-то, когда «стало можно», его действия воспринимаются как полумеры и нерешительность. Но, когда это началось, ещё «было нельзя» и если бы он начал действовать как сейчас, это легко могло привести к открытой конфронтации с Антантой…

Зато с Испанией его решительность нашла живейшую поддержку — после серии подробных докладов о диспозиции в Испании, Верховный Совет поддержал аккуратные действия по поддержке братского народа добрым словом и оружием.

— Я, наверное, пойду, — произнёс Дзержинский. — Что-то не очень хорошо себя чувствую. Надо полежать.

— Когда ты передашь дела Эйтингтону? — спросил Аркадий.

— На днях, — ответил Феликс. — Давно пора уже на покой…

— Не затягивай, — попросил его Немиров.

Дзержинский улыбнулся и кивнул, после чего покинул его кабинет.

Аркадий, оставшийся в одиночестве, подумал о том, что ему очень жаль. Вряд ли найдётся ещё один такой человек, как Дзержинский. Непонятно, как покажет себя Эйтингтон.

Да, ему известно, что Эйтингтон и Судоплатов сделали очень многое для СССР. Например, организовали Троцкому судьбоносную встречу с ледорубом. Только вот сейчас ОГПУ занимается не только устранениями…

Ещё он посчитал, что уход Феликса на покой именно сейчас — это символично. Примерно через полгода ОГПУ преобразуют в Комитет Государственной Безопасности, что будет сопровождаться серьёзной реструктуризацией и расширением полномочий службы разведки и контрразведки.

Наконец-то появится чётко оформленное управление специальных операций, которое и возьмёт на себя всю теневую деятельность, тесно связанную с вооружённым насилием.

Надзор за госаппаратом, на который Дзержинский тратил немалую часть рабочего времени, будет распределён между другими ведомствами, а в ведение КГБ будет передана охрана государственных границ, что ранее было функцией НКВД.

Общий мотив реорганизации госбезопасности — акцент на окружающий мир.

У КГБ будет восемь основных управлений: первое управление — разведка, второе — контрразведка, третье — военная контрразведка, четвёртое — специальные операции, пятое — внутренняя безопасность, шестое — пограничная служба, седьмое — оперативно-техническое и восьмое — радиоразведка.

Внутри управлений будут специализированные отделы и службы. Но сам список управлений не конечный — по мере возникновения потребности, будут учреждаться новые.

Подчиняться КГБ будет непосредственно Верховному Совету СССР, поэтому Немиров, как генсек, прямого влияния на него оказать не сможет. Председатель КГБ, коим станет Эйтингтон, если его кандидатуру примут, будет отчитываться Президиуму.

Это принципиально новый подход к формированию государственной спецслужбы — такого нет ещё ни у кого и появится подобное нескоро…

— Дела… — вздохнул Аркадий и задумчиво посмотрел на портрет Ленина.

Кое-кто предлагал обязательно установить в каждом кабинете по портрету Немирова, но ему такая идея не понравилась. Культ личности и всё такое — ему это не нужно.

Тем не менее, кое у кого он уже висит, рядом с Лениным и Свердловым.

Помимо КГБ, в течение полугода будет учреждён Государственный Комитет СССР, который возьмёт на себя функцию межотраслевого взаимодействия — это не нравится Сталину, потому что возьмёт он это у СНК. По рекомендации Аркадия, чтобы не расстраивать Иосифа Виссарионовича, Верховный Совет СССР учредил при СНК Главное Аналитическое Управление. Сталин воспринял это как какую-то подачку, но больше недовольства по этому вопросу не проявлял.

Аркадий, как никто другой, знал, что Сталин — это один из ценнейших активов СССР. При нём СНК заматерел — оказалось, что если к заведённой Немировым системе добавить тонкий, но твёрдый гиперконтроль, свойственный Сталину, то наркоматы начнут работать ещё эффективнее. Там и так всё было неплохо, но теперь все отмечают, что быстродействие системы стало лучше, чем при Немирове…

У Иосифа Виссарионовича есть чёткое видение, как должна работать бюрократия, и он его строго придерживается — тщательное отслеживание процессов, что стало легче, благодаря системе Аркадия, дезинтеграция необоснованно замедляющих процессы бюрократических элементов, а также безжалостная выбраковка кадров. В СНК тяжело устроиться, но ещё тяжелее удержаться — если не соответствовать высоким стандартам Сталина, конечно же.

— Товарищ генерал-лейтенант, — заглянул в кабинет Степан. — К вам назначено у товарища Нгуена Ай Куока.

— Ах, точно! — вспомнил Аркадий. — Заводи! И чай с десертами заноси!

В кабинет вошёл мужчина лет сорока, одетый в европейский деловой костюм, но на лицо выглядящий как коренной житель Юго-Восточной Азии. Собственно, это вьетнамец, которого в будущем будут знать, как Хо Ши Мина.

Аркадий узнал о нём почти случайно — при чтении «Правды», ему на глаза попались фотографии участников очередного съезда Коминтерна, среди которых был Нгуен Ай Куок, лицо которого он узнал. Так-то он не знал, что его зовут именно так, но было понятно, что Хо Ши Мин не обязан был зваться именно так.

— Здравствуйте, товарищ Немиров, — заулыбался Нгуен Ай Куок. — Я признателен вам, что вы нашли для меня немного времени.

— Здравствуйте, товарищ Нгуен, — улыбнулся ему Аркадий и пожал его руку. — Присаживайтесь — скоро принесут чай.

Вьетнам — это преждевременная акция. Если и лезть туда, то только после войны, потому что портить отношения с французами сейчас очень неуместно. Но никто не мешает начать готовиться к порче этих отношений заранее…

Ванечкин принёс чай и десерты.

— Итак, товарищ Нгуен, — произнёс Аркадий. — Я наслышан о том, как страстно вы ищете помощь везде, где её, пусть и только теоретически, могут предложить. У меня есть сведения, что вы были даже у Чана Кайши…

— Положение вьетнамского народа уже давно пересекло пределы отчаянного, — произнёс вьетнамец. — Мы ищем помощь везде, где можем.

— Я ждал вьетнамских, лаосских и камбоджийских коммунистов все двадцатые годы, — вздохнул Аркадий. — Но никто не пришёл. Признайтесь честно — вы коммунист, товарищ Нгуен?

Он доподлинно знал, что Хо Ши Мин, на нынешнем этапе, не совсем коммунист. Скорее, он националист, желающий, чтобы его народ обрёл свободу от господства французов, обращающихся с вьетнамцами как с животными. Винить его в этом нельзя, желание хорошее, но тот же Чан Кайши — это тоже националист, желающий примерно того же, но для китайцев.

Смысл поддерживать националистов, если они потом, когда кризис минует, обратят против тебя переданное тобою же оружие? Вот и Аркадий не видел в этом никакого смысла.

Только вот Нгуен Ай Куок уже состоит в Коминтерне, уже изучает Маркса, Энгельса и Ленина, а ещё, как говорят, почитывает Сталина, который тоже пишет весьма дельные вещи. То есть, он на несколько десятков шагов впереди любого националиста…

— Я считаю себя марксистом, — решительно заявил будущий Хо Ши Мин. — И идеи Ленина я разделяю полностью, особенно в той их части, которая касается деколонизации.

Тут Аркадий вспомнил, что товарищ Нгуен закончил Коммунистический университет трудящихся Востока имени Свердлова. Но само по себе это не говорит о том, что он стал ярым марксистом. Это требует определённой проверки.

— Имейте в виду, что для нас очень важно поддерживать идеологически идентичных нам людей, — предупредил его Аркадий. — Свобода народа Вьетнама нам очень важна, я испытываю почти физическую боль, когда думаю, каким страданиям его подвергают французские колонизаторы. Но я хочу быть уверен, что, когда нам удастся его освободить, им будут управлять народно избранные Советы, а сам он вольётся в дружное сообщество братских народов СССР.

— То есть, независимость нам предоставить вы не готовы? — уточнил будущий Хо Ши Мин.

— Вы неверно ставите вопрос, товарищ Нгуен, — улыбнулся Аркадий. — Мы не принуждаем ко вступлению в Союз ни одну страну. Если какая-то из союзных республик пожелает покинуть Союз, то для этого ей достаточно провести референдум — если большинство населения проголосует «за», тогда мы не будем этому препятствовать. Вступление в Союз проходит аналогично, путём референдума. И, с моей точки зрения, это самый честный способ определить желание самого народа. И если вы хотите прийти к власти во Вьетнаме за наш счёт, но при этом не готовы провести референдум о присоединении к СССР, то вы в моих глазах обычный контрреволюционный националист, который хочет для Вьетнама неизбежной реставрации французского владычества в будущем.

— Условия вступления в Союз такие же, как для остальных? — спросил Нгуен Ай Куок.

— В Конституции СССР всё написано и, насколько я помню, не менялось, — пожал плечами Аркадий. — Мы рады всем братским народам.

— От лица Товарищества революционной молодёжи Вьетнама — мы согласны на такие условия, — заявил Нгуен Ай Куок.

«Ай Куок» с вьетнамского переводится как «патриот» — это для Аркадия перевели востоковеды. Говорящий псевдоним, отражающий взгляды Нгуена.

— Нам нужны будут добровольцы для формирования профессиональной армии Вьетнама, — произнёс Немиров. — Оставьте свой адрес — к вам приедет специалист, который свяжет вас с нужными органами.

— Армия извне, как в Китае? — догадался лидер вьетнамских революционеров.

— А какие ещё способы вы видите? — усмехнулся Аркадий. — Нам нужно не менее двадцати тысяч молодых мужчин вьетнамской национальности, которые станут костяком будущей Вьетнамской Красной Армии. Готовить её мы будем дольше, потому что нам нужен 100% результат. И когда придёт нужное время… Вы понимаете?

Это время придёт, как минимум, после того, как решится вопрос с Гоминьданом. Иначе во Вьетнам можно попасть только морем, а там британский королевский флот.

— Я понимаю, — кивнул Нгуен Ай Куок.

— И это здорово, товарищ Нгуен, — улыбнулся Аркадий.

*8 февраля 1934 года*

— … и не могу я оставаться равнодушным, когда там, — Николай Иванович Ежов указал в метафорическом направлении куда-то себе за спину, — происходят бедствия! Не могу и не буду! Потому что это люди!

Местные журналисты восхищённо записывали его слова.

Он неплохо обустроился в Бомбее. Заводы по производству каш заработали, продукт, благодаря дешевизне, пользуется популярностью в народе, а он сам зарабатывает неплохие деньги, которые пускает на подпольную деятельность.

Колониальная администрация внимания на него не обращает — он исправно платит налоги и своевременно заносит, куда надо, пухлые конверты. Здесь нельзя вести никакого бизнеса, если не заносить, куда надо, конверты достаточной пухлости…

С этим у Ежова проблем нет — как и когда заносить он знает очень хорошо. И заносит, и остаётся из-за этого на хорошем счету у бомбейской администрации.

Но сам Бомбей — это ужас, к которому почти невозможно привыкнуть. Антисанитария, болезни, почти постоянный голод части населения…

«И британцы относятся к такому очень спокойно — бремя белого человека», — подумал Николай. — «Ничего, как установим тут власть Советов, иначе запоют».

Он уже «устранил» четверых низовых функционеров иностранной администрации, слишком жадных, чтобы не лезть в дела Ежова. Делал он это лично и ни о чём не жалел.

«Есть и у меня потребности», — подумал он, поднимая ящик с медикаментами и неся его в грузовик. — «Я же не железный, в конце концов».

Он закупил провизию и медикаменты оптом, потому что не мог упускать такой шанс, а шанс этот из тех, которые даются будто бы высшими силами — 15 января случилось разрушительное землетрясение в Непале и на севере Индии.

Народную любовь в Индии завоевать непросто, потому что индусы не доверяют белым. Поэтому Николай и старается использовать все возможности, чтобы убедить окружающих, будто он искренний благодетель без каких-либо секретных заданий от Центра…

Нет, на самом деле, он решал основную задачу вполне успешно — его марксистская ячейка насчитывает почти полторы тысячи человек. Точнее, никто не знает, что это марксистская ячейка, потому что он подаёт информацию очень тонко — он говорит о добром, светлом, о гуманизме, об общечеловеческом братстве и так далее.

При его «секте человеколюбов» очень вкусно кормят, а ещё он, за свой счёт, обучает детей «сектантов» у довольно-таки недешёвых репетиторов.

Это работа над репутацией. Делай людям добро, ничего не проси, а там они сами предложат тебе что-нибудь сделать…

Британцы воспринимают его как психа с мессианским вывертом в голове, но ему так выгоднее всего.

— Люди должны любить друг друга! — продолжал вещать Николай. — Любовь и добро — вот две вещи, которые могут спасти нас в это тяжёлое время!

Когда он получил описание своей задачи, ему стало понятно, почему ему дали почти 800 часов Закона Божьего от целого архиерея, а затем 800 часов Шариата от верховного муфтия Татарской АССР…

Он стал знатоком по вопросу двух религий, освоил характерные для них методики, поэтому знал и умел приковывать внимание толпы. Впрочем, с этим ему неплохо помогали пройденные 200 часов ораторского искусства.

Длинные и яркие речи на чистом маратхи, из уст явного иностранца, носящего местные одежды, сами по себе привлекали к себе пристальное внимание, но Николай наполнял их особым смыслом — он говорил о добре, о людских нравах, о том, как обрести мир через творение добра и так далее. Аудитории нравилось, поэтому-то у него в «секте» уже почти полторы тысячи мужчин и женщин. Говорят, что его речи пересказывают друг другу неприкасаемые…

С последними он связываться точно не будет. Не потому, что считает их какими-то недолюдьми, а потому что их таковыми считает остальная аудитория. Но эту «карту» можно будет использовать позже.

Честно загрузив грузовик медикаментами, Ежов хлопнул по кузову и отправил его прямо в Северную Индию.

Он потратил около четырёх тысяч фунтов стерлингов на это дело и за прошедшие две недели отправил в зону бедствия семьсот четырнадцать грузовиков. И все в Бомбее знают, как много он делает.

Когда журналисты ушли, чтобы начать набирать статьи с цитатами из его речи, Николай направился в свой дом, в котором жил он и ещё восемь его женщин из местных.

«Ну, есть у меня слабости…» — подумал он, хлопая по заднице Чандру. — «Ну, не железный я…»

Чандра, двадцатилетняя сирота, запавшая ему в душу красотой и сочными телесами, залилась краской, что вызвало у Николая очередной позыв. Он изменил свой план и увлёк её за собой в спальню.

Через полчаса он уже сидел на балконе и читал газету «Kesari», покуривая сигарету.

Британские господа, наверное, посчитали бы эту газету вредной для себя, умей они читать на маратхи. Николая поразило это презрение и пренебрежение к местной культуре — будь он на месте этих поработителей, заставил бы всех владеть местным языком, чтобы всегда знать, о чём говорят все эти смуглые…

Когда Николай затушил сигарету, он мельком глянул на следующую статью.

В статье шла речь о недовольстве среди местных рабочих —текстильщиков из района Махим, известного тем, что там много текстильных предприятий. Они требуют улучшения рабочих условий, но получат только розги от колониальных солдат…

«Вот оно», — подумал он. — «Готовая почва для новой проповеди».

Он уже видел себя стоящим на импровизированной сцене, объясняющим, как любовь к ближнему и единство может преобразить мир…

Записав в блокнот локацию, Николай дочитал статью, затем пролистал остаток газеты, в поисках чего-нибудь интересного, но нашёл только статью о Махатме Ганди.

Это его главный конкурент за сердца и умы индийского народа. Только вот реальных дел у этого философа гораздо меньше, чем у Ежова.

Николай берёт материальной помощью, а Махатма проповедями — вот и выяснится, чья возьмёт…

Следующей газетой была «The Times of India». Рассчитана она на англоязычное население, преимущественно британцев. И пишут там всякое про-британское.

Но первая же статья вызвала у него удивление: «Стотысячный марш голодных от Глазго до Лондона». Голодные рабочие, лишившиеся работы, требовали отменить «проверку нуждаемости», а также отменить «Акт об аномалиях 1931 года». Начали они в количестве 3000 человек в Глазго, но до Лондона дошло 100 000 человек.

«Забавная история», — подумал Ежов и перелистнул страницу.

А тут, конечно же, статья о том, как всё печально в СССР. Пишут, что Великая депрессия бьёт по отсталым большевикам чуть ли не сильнее, чем по развитым капиталистическим державам, но это писалось как-то слишком натужно.

Николай слишком хорошо знал марксизм, поэтому знал, что подобный экономический кризис если и сказывается на СССР, то лишь косвенно, на внешней торговле. А кризис перепроизводства в нём крайне маловероятен — должны быть специально созданы условия для подобного.

— Хватит отдыхать, — свернул он газету. — Люди ждут моей речи…

Его криптомарксистский кружок на полторы тысячи человек начнётся через двадцать минут — необходимо одеться в выходное, перечитать сегодняшние тезисы и морально приготовиться к трёхчасовому говорению.

*11 августа 1934 года*

Адольф дёрганым движением положил донесение на стол, после чего ничего не выражающим взглядом уставился в окно.

Хорошая новость — Энгельберт Дольфус убит и скоро отправится кормить червей. Его пристрелили, а потом дали умереть от потери крови.

Плохая новость — эта смерть не привела к успеху путча, устроенного прогерманским подпольем. Засланные бойцы не добились ни одной поставленной цели. Убийство Дольфуса целью не ставилось.

Это досадно, ведь Адольф уже давно хотел присоединения Австрии. Но Дольфус — это «Отечественный фронт», тоже нацисты, но не желающие объединения с НСДАП. Энгельберт был более склонен объединиться с Муссолини, как с, очевидно, более слабым партнёром, нежели Гитлер.

— Я всё понял, — произнёс Адольф, посмотрев на Рейнхарда Гейдриха испытующим взглядом. — Можете быть свободны.

— Хайль Гитлер! — выполнил нацистское приветствие начальник СД и покинул кабинет.

Адольф встал из-за стола и прошёл к радио. У него назначена одна встреча на сегодня, но до неё ещё полчаса.

Чтобы как-то убить время, он включил радио.

— … не хотим войны! — вещал в эфир Рудольф Гесс, заместитель фюрера по партии. — Посмотрите на меня, на фронтовика — как вы можете подумать, что такие, как я, могут захотеть снова пережить подобное⁈ Мы — нацисты, но мы — за мир!..

— Ха-ха… — посмеялся Адольф.

Главная задача НСДАП, на сегодняшний день — развеять сомнения французской стороны. Англичане уже согласны, что Версальский «мирный договор» окончательно утратил свою актуальность, поэтому нужно упразднять его, но французы сильно колеблются. Адольф решил, что насквозь мирная риторика из всех средств массовой информации усыпит их бдительность.

Атаковать Францию? Хотелось бы, но есть гораздо более опасный враг. СССР.

Жидобольшевики, возглавляемые криптожидом Немировым, судя по данным разведки, накопили большую военную и промышленную мощь, поэтому способны вести войну со всей Европой — ну, им так кажется.

Новая стратегия, разработанная при участии Манштейна, Клейста, Гудериана и Рундштедта позволит сокрушить жидобольшевицкую армию, которая устарела ещё в момент своего появления. Глубокие и молниеносные удары, рассечение обороны, добивание взятых в окружение подразделений противника — всё это позволит закончить войну в кратчайшие сроки.

Вермахт тренируется и оснащается — осталось только додавить французов, чтобы они сняли запреты на численность войск и разрешили официально иметь всю номенклатуру вооружения.

«Надоело уже всё это прятать…» — подумал Адольф.

Он рассматривал вариант испытать новую доктрину на французах, которые ничего с этим не поделают. Но это будет зависеть от того, как они себя поведут. Если будут паиньками, то он отложит их на потом, на «после СССР»…

И что-то подсказывало Адольфу, что они будут паиньками и отменят все ограничения. И это будет очень хорошо.

Но ещё лучше поднимало его настроение воспоминание о том, что случилось в Испании — на выборах в генеральные кортесы победили национал-консерваторы. Также националисты сформировали Испанскую фалангу, которая уже выглядит как идейно близкая НСДАП партия. С этими людьми можно будет работать…

— Герр фюрер, — открыл дверь секретарь. — Ваша машина готова.

Адольф выключил радио и кивнул.

На своём роскошном Мерседесе он приехал в Рейхстаг, где его уже ждала польская делегация, возглавляемая президентом Пилсудским.

Этого клоуна Адольф не ставил ни в грош. Имея такую поддержку от Антанты, потерять в боях против жидобольшевиков половину страны — это надо было сильно стараться. Как можно воспринимать этого «президента» всерьёз, после такого-то?

— Я ненадолго, — сказал Адольф водителю.

В приёмном зале он сел во главе стола и окинул польскую делегацию изучающим взглядом.

— Здравствуйте, герр фюрер, — разорвал повисшую тишину Юзеф Пилсудский.

Но Адольф молчал.

Очевидно, что этот огрызок Польши, оставшийся после Ленина, не стоит того, чтобы договариваться с ним о чём-то, но договариваться придётся — Лига Наций должна увидеть, что Третий Рейх мирная страна…

— Мы… — начал Пилсудский.

— Здравствуйте, герр Пилсудски, — перебил его Адольф. — Приступим же к обсуждению пакта.

Пакт о ненападении на десять лет — это сильный миролюбивый жест. Учитывая, что с Британией, Францией и Италией уже заключён пакт, названный «Пактом четырёх», Пилсудский обеспокоен тем, что его не пригласили.

Поэтому неудивительно, что обсуждение, неизбежно, было переведено к возможности присоединения Польши к «Пакту четырёх».

Но такая возможность даже не рассматривается, ведь это будет значить, что всякие территориальные огрызки окажутся способны на что-то влиять — такого допускать никак нельзя.

Единственное, что нервирует Адольфа — активизация дипломатических отношений между жидобольшевиками и французами. Криптоеврей Чичерин ездит во Францию, как к себе домой и о чём-то договаривается…

У всех, несмотря на формальное объединение общей целью, есть свои личные цели. Французы боятся Третьего Рейха, поэтому ищут какие-то альтернативные пути решения проблемы с СССР. Есть риск, что французы станут предателями общего дела…

Это не будет чем-то новым для Адольфа, но будет очень неприятно.

— Достаточно, — прервал Адольф обсуждение, когда потерял терпение. — Моё время истекло. Продолжайте без меня.

Он оставил всю работу Константину фон Нейрату, рейхсминистру по иностранным делам, а сам поехал домой — нужно погулять с Каролиной, его собакой…

Уже дома он переоделся и взял свою овчарку под поводок.

«Бенито, наверное, очень не рад, что его австрийский друг умер», — подумал Адольф, гуляя по парку.

Каролина степенно шествовала по дорожке, а он довольно улыбался — он любил свою собаку.

«Но пусть хорошенько подумает над тем, стоит ли вести какую-то свою игру», — продолжил размышлять Адольф. — «Если слишком долго играть, можно ведь и заиграться…»

*9 марта 1935 года*

— Это наши! — сообщил наблюдатель.

Всё началось внезапно.

Восстание анархистов в Хихоне, что в Астурии, сразу перетёкшее в вооружённое противостояние со штурмовыми отрядами Фаланги, вынудило социалистов и коммунистов начать борьбу.

Но националистическое правительство начало мобилизацию и вооружение фалангистов — вероятно, они решили покончить со всеми за раз, поэтому почти во всех городах началась бойня.

В том числе и в Барселоне, где сейчас и находятся Удальский с Толбухиным.

— Хорошо! — ответил на это Бронислав, после чего обернулся к офицерам. — Товарищ генерал-майор Толбухин, возьмите на себя северную часть города — выделяю вам 2-й батальон СпН и три батальона красногвардейцев.

— Есть! — браво козырнул генерал.

Переброска большого количества красноармейцев в Испанию была затруднена, поэтому в распоряжении у генерал-лейтенанта Удальского в Барселоне есть всего два батальона СпН КГБ, которые не должны были вступать в прямое боестолкновение с противником.

Но ситуация такова, что нет другого выхода — город необходимо отстоять любой ценой.

Ночью отряды СпН вырезали пронационалистический гарнизон, а утром из пригородов прибыли батальоны Красной Гвардии Каталонии.

Барселона — это важнейший порт, в который сейчас идёт крупный конвой из СССР. Наверное, он должен был прибыть гораздо раньше, но тут явный просчёт руководства — почему-то считалось, что активная фаза конфликта начнётся только в следующем году.

До этого в Астурию и Каталонию везли лёгкое ручное оружие, миномёты и боеприпасы, а тяжёлое вооружение назначили только на этот месяц — должны прибыть танки Т-14, броневики БТР-2 и 122-миллиметровые гаубицы. С этим уже можно будет серьёзно воевать…

Но надо как-то дожить до прибытия конвоя.

Если бы командование не колебалось, они бы встретили националистов во всеоружии, но сейчас Удальский вынужден работать с тем, что есть.

— Я беру на себя центральную часть — беру 1-й батальон СпН и четыре батальона красногвардейцев, — произнёс он. — Товарищ генерал-майор Малиновский — на вас юг. Вам я выделяю шесть батальонов Красной Гвардии и 5-й отдельный артиллерийский батальон.

— Так точно! — козырнул тот.

Контроль над Барселоной у них есть, но это только пока. К городу стремятся фалангисты, оснащённые пулемётными бронеавтомобилями «Бильбао». Это самоделки на основе грузовиков «Додж», но недооценивать их не стоит. На них стоят пулемёты Гочкис, а также есть какая-никакая противопульная броня.

Противотанковых пушек у защитников Барселоны нет, но зато есть бронебойные пули для пулемётов ДП-25М и два десятка СВВ-24 калибра 12,7×108 миллиметров.

Раздав указания, Удальский направился к своим подразделениям и повёл их на оборонительные рубежи. Националисты прибудут к городу в течение восьми-девяти часов, поэтому времени на подготовку очень мало.

Применив гражданские бульдозеры и ручную силу бойцов, они вырыли окопы и заблокировали западный въезд в город насыпями, а также перекрыли подступы колючей проволокой.

Фланговые обходы были усеяны противопехотными минами ещё утром — Бронислав сразу понял, что фалангисты обязательно попытаются взять город.

Их разведка заняла некоторые холмы и ведёт наблюдение за приготовлениями защитников Барселоны.

В идею перемещения противника по холмам он не верил, но, на всякий случай, установил на господствующих высотах пулемётные расчёты.

К восьмому часу ожидания «гостей», они были готовы к «торжественному мероприятию», но «гости» задерживались…

Прибытие их состоялось спустя ещё два часа, ближе к вечеру.

Проявив максимум самоуверенности, фалангисты начали штурм на закате.

Десяток «Бильбао» поехал прямо на оборонительные позиции, потому что противотанковой артиллерии противник не обнаружил, а против ружей у него есть противодействие — наваренные экраны.

Солдаты фалангистов пошли на штурм под прикрытием бронеавтомобилей, постреливая по окопам из карабинов Маузера.

«Бильбао» тоже подавляли огневые точки стрельбой на ходу, но точность у них была так себе — они ехали по бездорожью, цепью.

Когда противник приблизился на дистанцию не менее пятисот метров до окопов, заработали миномёты. Артиллерийских мин у них мало, поэтому применять их решили только наверняка.

В поле начали разрываться 82-миллиметровые мины, уничтожающие пехоту, но не наносящие серьёзного урона броневикам, а затем к ним присоединились пулемёты и бронебойщики.

Бронебойщики с СВВ-24 открыли огонь. Метили они в двигатели, расположенные у «Бильбао» спереди. Исходная лобовая броня у этих машин составляла жалкие три миллиметра, но наваренная навесная броня увеличила лобовое бронирование минимум до 15 миллиметров.

Только вот на дистанции до 500 метров противотанковая винтовка пробивает 21 миллиметр, поэтому есть шанс, что броневику не поможет даже разнесённая броня…

Испанские националисты начали подавлять пулемётные точки, а их пехота залегла в ещё не успевшей пожелтеть от летней жары траве.

Вдруг, сразу два броневика зачадили чёрным дымом, после чего бронедвери были распахнуты настежь и из них повыскакивали члены экипажей и десант. В «Бильбао» вмещается четыре члена экипажа и пять десантников — это, несомненно, перенятый опыт Гражданской войны в России…

Пулемётчики постарались положить как можно больше бронеавтомобилистов и десантников, потому что и те, и те являются элитой армии, а элиты всегда мало.

После остановки шести броневиков в течение десяти минут, фалангисты, не продвинувшиеся ближе двухсот метров до окопов, решили, что наступление провалено.

— Отбились, на сегодня, — заключил Бронислав, когда увидел в стереотрубу массово ползущих назад пехотинцев.

По флангам слышалась пулемётная стрельба и взрывы артиллерийских мин — видимо, кто-то из фалангитов всё-таки пошёл по крутым холмам…

— Что будет дальше? — спросил Андреу Нин, лидер каталонских коммунистов.

— Они доставят сюда артиллерию в течение трёх-четырёх дней, — сообщил ему Бронислав. — С её помощью они будут разбивать наш узел сопротивления и, время от времени, пробовать штурмовать его.

— И какие у нас перспективы? — спросил Андреу.

— Если будем просто сидеть, то не очень, — пожал плечами генерал Удальский. — Надо окапываться, строить глубокие блиндажи и переселять всех оставшихся жителей с окраин. Следующие недели будут очень опасными.

*21 марта 1935 года*

— Эй, коммунист! — окликнул Жукова полковник Коннор. — Вы собираетесь нам помогать или рассчитываете, что вынесете всю эту войну на наших горбах?

— Повежливее, наёмник, — попросил его недовольный Георгий.

Им на подмогу прибыло четыре полка наёмников из «Царской стражи» и «Чёрной стражи». Командование не побрезговало их услугами, но оформилось всё это через частную юридическую компанию в Португалии.

Наёмники и сидели всё это время в Португалии, но прибыли в Астурию сразу же после приказа.

У них есть своя артиллерия, свои броневики, очень много пулемётов, а также богатый боевой опыт. Часть этого опыта они получили в отчаянных битвах друг против друга — это было в Гватемале.

Но деньги не пахнут, поэтому «царевики» и «черновики» не имеют взаимных обид и, как ни в чём не бывало, сражаются плечом к плечу.

Их нанимают в десятках стран, их услугами пользуются колониальные державы, желающие «приватно» решить какие-нибудь проблемы с аборигенами, поэтому Георгий считал, что это бесчестные подонки, готовые сражаться за кого угодно, лишь бы платили хорошие деньги…

— Ты ответишь на мой вопрос? — нахмурился полковник Коннор.

— Мы пытаемся стабилизировать фронт, а вы этому ничуть не помогаете, — произнёс генерал-лейтенант Жуков. — Прекратите пытаться контратаковать — вы действуете алогично.

Он отчётливо понимает — если на тебя наступают, но у тебя нет подготовленных для контратаки резервов, не пытайся контратаковать любой ценой, а обороняйся и изо всех сил минимизируй получаемый ущерб. Вечно наступать нельзя, люди — это не фантастические военные машины из мрачного будущего «Ига погибели», поэтому любое наступление, рано или поздно, заканчивается. И к этому времени у тебя должны быть готовы резервы для твоего наступления. Так работает война.

Но полковник Рональд Эджер Коннор, видимо, воевал на какой-то другой войне, поэтому упорно пытается перехватить инициативу, что превращает битву при Овьедо в манёвренный хаос, без фронта, понимания и логики…

Мадридское правительство направило в Астурию три пехотные дивизии, чтобы подавить мятеж, но оно точно не ожидало такого — безумные наёмники ставят вражеское командование в тупик, превращая цивилизованную войну в драку в грязи.

— У генерал-майора Гурского есть своё видение, как должна проходить эта война, — ответил на это полковник Коннор.

— А у меня своё видение, — ответил на это Жуков. — И терять бойцов ни за что я не собираюсь — мы не будем наступать до тех пор, пока фалангисты не начнут выдыхаться. И если бы генерал Гурский был склонен слушать мои советы…

— Как нам помогут советы людей, в последний раз воевавших десять лет назад? — усмехнулся полковник Коннор.

Жуков лишь пожал плечами.

Он изучал опыт Мексикано-гватемальской войны и пришёл к выводу, что наёмники обеих сторон получили современные оружие и технику, но не поняли, как использовать их максимально эффективно. Это привело к тому, что они даже не пытались проводить глубокие операции, а лишь множили хаос, пытаясь переиграть друг друга в непрерывных манёврах. И приводило это лишь к значительным потерям с обеих сторон, без достижения какого-либо стратегического результата.

И они принесли этот хаос сюда, в Испанию, и считают, что делают всё правильно.

— Рад был беседе, — произнёс Георгий и пошёл обратно в штаб.

Их стратегическая задача — отразить наступление, разгромить армию мадридского правительства, после чего идти на объединение с восставшими басками, через территории которых можно будет объединить фронт с Каталонией.

Действия наёмников этому не способствуют, но и не мешают — напротив, генералы противника тоже не понимают, что происходит.

Георгию было плевать на наёмников — пусть гибнут, где и как хотят, но ему важно, чтобы их гибель не повредила фронту, который только-только начал оформляться.

Впрочем, он обязательно и подробно опишет происходящее в рапорте. За этих наёмников плачены народные деньги…

*30 марта 1935 года.*

— … недовольство политикой консерваторов побудило к восстанию Кастилию и Леон, Наварру и Уэску, — продолжал доклад Эйтингтон. — Генерал-лейтенант Жуков рапортует о неправильных действиях наёмников — он считает, что они напрасно губят своих солдат, без какой-либо пользы для фронта.

— Я уже слышал и предпринял ряд действий, — кивнул Аркадий.

Можно было обратиться напрямую к Гурскому, через Центр, но он решил, что лучше будет действовать через официального нанимателя — португальскую фирму «Осиденте Глобал». Приказа нанимателя, согласно контракту, наёмники ослушаться не могут.

— А что с конвоями? — спросил Немиров.

— На турок оказывают давление французы и англичане, — ответил Наум Эйтингтон. — Но Кемаль держится — не хочет терять торговые контракты с нами. Так что конвои проходят беспрепятственно.

Была опция с подставными фирмами, но это сложно, имеет временной лаг по доставке, поэтому было решено действовать напрямик.

Топить советские торговые корабли никто не смеет, а если посмеет, то обязательно начнётся полномасштабная война. Есть несколько правил, которые никто, пока что, не нарушает…

Танки и прочая военная техника уже поступают в Кастилию из Севастополя, а в Астурию из Петрограда — к ним в комплекте идут экипажи, поэтому скоро Жуков, Толбухин, Удальский, Василевский и Малиновский получат средства для ведения войны.

Испанию Аркадий проиграть не может — она началась раньше, чем он ожидал, но сейчас происходит очень много вещей, которые он видит впервые.

Тем более он был удивлён, когда Лига Наций официально исключила из своего состава СССР, мотивировав это «агрессивным расширением» в Испании. На его памяти, произойти исключение из этого нежизнеспособного органа должно было в 1939 году, из-за Советско-финской войны.

Ещё одним удивительным фактом было то, что Гитлер не объявил о выходе Германии из той же Лиги Наций — она ещё там и даже разводит какую-то активность…

По теме Испании: Гитлер выразил поддержку мадридскому правительству и собирается выслать добровольцев для защиты конституционного режима. Муссолини, конечно же, тоже «вписался».

— Это хорошо, что Кемаль всё понимает, — кивнул Аркадий. — Возвращайся к работе — и всегда срочно докладывай о любых критических изменениях.

— Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант, — козырнул Эйтингтон.

Немиров дождался, пока председатель новоиспечённого КГБ покинет его кабинет, после чего начал собираться.

В Верховном Совете голосование по Испании.

По изначальному плану весь март должен был стать «месяцем Пятилетки» — вторая Пятилетка благополучно закончена, поэтому нужно начинать третью, а тут случилась Испания…

Зато вторая Пятилетка прошла почти идеально — 98% плана выполнено, а кое-кому и кое-где даже удалось перевыполнить план, за что получили по шапке ответственные руководители.

Это очень обнадёживающий успех, существенно сокративший экономический разрыв между Западом и СССР.

А самое главное — Аркадий теперь был абсолютно уверен, что они готовы к войне чисто экономически.

Осталось только довести до ума первые прототипы портативных радиостанций и завершить несколько десятков критически важных проектов, на что потребуется не более 2–3 лет — наконец-то его работа начнёт давать плоды…

«Одни только массовые радиостанции изменят все расклады на поле боя», — подумал он, садясь в служебный ВАЗ-1100.

Это автомобиль класса «люкс», выпускаемый в качестве отечественного аналога британских Роллс-Ройсов. Труба пониже и дым пожиже, конечно, но гораздо лучше, чем Форд Т и прочие…

Цена для среднестатистического советского гражданина неподъёмная — 12 000 рублей, но это вполне доступно для артелей, коммун и заводов, которые покупают такие машины для премирования особо отличившихся.

При выезде с территории Кремля сразу же открылся вид на Дворец Советов — самое высокое здание Москвы.

Его строили три года и строительство ещё не завершено — строители доводят до чистовой отделки последние четыре этажа. А всё, что ниже, уже исправно функционирует.

Проект этот был амбициозный, но зримо доказавший всему миру, что разгоняемая в Британии и Франции телега, повествующая об «им даже тяжелее, чем нам», не соответствует действительности.

Аркадий улыбался и кивал встречающимся по пути мужчинам и женщинам, кому-то даже жал руку, а затем вошёл в скоростной лифт.

Ему нужно на пятидесятый этаж, где происходит заседание Верховного Совета. Вместе с ним поднимались Карл Радек, нардеп от Карело-Финской ССР, Роза Люксембург, нардеп от Германской ССР, Павел Попов, управляющий Центрального статистического управления, Лаврентий Берия, нарком обороны, а также товарищ Артём, нардеп от Украинской ССР.

— Есть какие-нибудь новые анекдоты? — спросил Немиров у Радека, чтобы нарушить неловкое лифтовое молчание.

— Мне уже в лицо говорят, что я больше не главный хохмач всея СССР, — усмехнулся тот. — Оказывается, товарищ Немиров в своих книжках разбил меня наголову и всё, что я могу — уйти с позором…

— Да, расскажите анекдот, товарищ генеральный секретарь, — попросила Роза Люксембург.

— Что ж… — задумался Аркадий. — А вот, вспомнил один… Журналист от «Правды» приезжает в сельхозартель «Первая Пятилетка» и спрашивает у проходящего артельщика: «Расскажите, пожалуйста, а как у вас прошёл год?» Тот отвечает: «Вы не поверите, но замечательно! Урожай зерна хороший — без хлеба не останусь, картошка удалась — опять-таки буду не голодный, а еще свинья опоросилась…» И тут журналист спрашивает: «А не хотите ли поблагодарить за это товарища генсека?» Артельщик отвечает: 'Да с чего ж? Пахал сам, сеял сам, растил и собирал опять-таки сам — в

чем тут его заслуга?' Журналист напрягается и произносит жёстким тоном: «А вы подумайте!» Артельщик отвечает, почесав затылок: «А, ну ежели подумать, то насчет свиньи не отрицаю, тут всяко могло быть…»

В поднимающемся лифте повисла напряжённая тишина, а Аркадий рассматривал присутствующих испытующим взглядом.

— Ха-ха-ха-ха!!! — заржал Карл Радек. — Ха-ха!!!

Он согнулся пополам, держа себя за живот. Его кепка упала на пол, но он этого не заметил. Роза Люксембург, пытаясь сдержаться, прикрыла рот рукой, но через секунду её лицо стало пунцовым, и она разразилась заразительным смехом. Даже Берия слегка улыбнулся, что выглядело почти пугающе в полумраке лифта.

— Возьмите, товарищ Немиров! — Карл Радек поднял с пола свою знаменитую кепку и вручил её Аркадию. — Признаю — не на пустом месте болтают!

— Не могу не отдариться, — улыбнулся тот и вручил Радеку свою форменную фуражку.

После этого он надел кепку Радека, а тот надел фуражку Немирова.

— А если в народ уйдёт? — неодобрительным тоном спросил Попов.

— Так пусть уходит, — усмехнулся Аркадий. — Если смешно, то чего бы не пошутить?

— С вами тут не до этажа доедешь, а от апоплектического удара помрёшь, — отсмеявшись, сказал товарищ Артём.

— Как думаете, какими будут итоги голосования? — спросила Роза Люксембург.

У неё недавно был какой-то жутко неприятный скандал с Троцким — некая давняя романтическая история, берущая корни из революционной Германии… Возможно, старые чувства не были забыты, поэтому не дают покоя ни одному из участников.

Сам Лев Давидович, увы, свой звёздный час безбожно упустил — надо было действовать раньше. На голосовании Верховного Совета его не будет, потому что он не прошёл выборы и в нём не состоит. Сейчас он нардеп в РСФСР, причём даже несколько раз менял область подачи…

Но всё равно, есть у Аркадия опасения, которые не дают ему покоя.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Вы же голосуете, а не я.

Наконец, они доехали до пятидесятого этажа и быстро прошли через фойе прямо в зал заседаний.

Несколько тысяч человек занимали свои места на трибунах, но Аркадию не туда — он должен сесть на специально отведённое для генсека место, что недалеко от трибуны Президиума и наркомов СНК.

Люди рассаживались по своим местам ещё минут двадцать.

Аркадий был в отдалении от других трибун, поэтому чувствовал себя одиноко — остальные общались между собой, а он тут один, полностью отданный собственным мыслям.

Он заметил, что многие обращают внимание на его головной убор — кепка Радека смотрится на нём неуместно. Сам же Радек сидит на своём месте с гордым видом великого полководца и через губу отвечает на вопросы о происхождении фуражки.

Сочтя, что это может выглядеть как оскорбление Верховного Совета, Немиров снял кепку и положил её себе на правое колено.

Наконец, когда все задействованные расселись по своим местам, Калинин постучал по доске деревянным молотком, призывая, тем самым, к тишине.

— Уважаемые товарищи! — заговорил он. — Сегодня выставляются на голосование четыре вопроса, с которыми вас подробно ознакомили в течение прошедших трёх заседаний. Первый вопрос: «О расширении материально-технической помощи братскому народу Испании». Голосуем!

Голосование Верховного Совета может считаться самым высокотехнологичным в мире. У каждого места есть пульт с зелёной, серой и красной кнопками — в результате нажатия на одну из них сигнал передаётся в сторону одного из табло.

Построено это всё на сложной системе из реле, а автором устройства для голосования является Конрад Цузе.

Народные депутаты начали нажимать на кнопки, а Аркадий внимательно смотрел на три табло.

Время шло, числа менялись, а спустя десяток минут они замерли.

«За» проголосовало 1339 нардепов, «Против» — 141 нардеп, а «Воздерживаюсь» — 336 нардепов.

Аркадий воспользовался блокнотом и подсчитал, что 1339 — это 73,7%. Для принятия положительного решения достаточно было 65%.

«Не дорабатываем в вопросе агитации…» — подумал Аркадий. — «И в вопросе разъяснения — воздерживаются обычно те, кто просто не понял…»

В зале поднялся шум, народные депутаты начали громко переговариваться, но Калинин снова застучал молотком.

— К порядку! — воскликнул он. — Следующий вопрос на голосование: «О расширении участия добровольцев из РККА в Гражданской войне в Испании»…

Примечания:

1 — Бритва Хэнлона — в нашем ненавязчивом и томном ночном эфире снова рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — презумпция, согласно которой, при поисках причин какого-либо неприятного события нужно сначала искать человеческую ошибку или глупость, а не злой умысел. У ошибки шанс стать причиной негативного явления просто статистически гораздо выше, чем у злого умысла. Люди на порядки чаще просто ошибаются, чем намеренно творят нечто со злым умыслом. Лучше сначала исключить более вероятную ошибку или глупость, чем сразу полагать, что это кто-то злой замыслил что-то злое. В ином случае, можно потратить кучу времени на поиск чёрной кошки в тёмной комнате, в которой её нет.

2 — О давней потере Папой политического веса — случилось это 6 мая 1527 года, во время войны Коньякской лиги, когда войска Карла V, короля Испании и будущего императора Священной Римской империи, «вышли из-под контроля» и разграбили Рим. Папа Римский, Климент VII, сидел всё это время в замке Святого Ангела и ждал, пока не станет тихо. И пока он ждал, венецианцы заняли папские Равенну и Червию. И потом Климент VII заплатил 400 тысяч дукатов выкупа, чтобы его выпустили из замка — безумные бабки, по тем временам. Да, все говорили, что это варварство, так нельзя, но это произошло, а Папа, получается, позволил такое, по причине того, что он всего лишь человек, поэтому его политический авторитет был утрачен навсегда. Если до этого Папа Римский ещё на что-то влиял, то после — отвалилась Англиканская церковь, протестанты получили стимул к интенсификации своей деятельности и вообще, для Римско-католической церкви настали очень тяжёлые времена. А всё дело было в том, что Папа Климент VII неверно оценил политическую обстановку и выбрал не ту сторону — надо было держаться Карла V, который пусть и главный бэд бой той эпохи, но также и самый биг бой Европы. В конце концов, Папе пришлось затерпеть и короновать Карла V императором СРИ в 1530 году — зачем метался всё это время, если исход всё равно один? Тем не менее, Папа сохранил влияние на всех правоверных католиков, поэтому даже спустя сотни лет всяческие посягательства на власть Папы встречали острую реакцию от особо религиозных. Пример мексиканских кристерос, с оружием защищавших привилегии Святого престола — это тебе, уважаемый читатель, не шутка какая-то. А если вспомнить, к чему привела антиклерикальная политика испанских революционеров, отвернувших ею от себя значительную часть крестьянства — так становится и вовсе не смешно. Не надо недооценивать религиозных радикалов, ведь важно помнить слова Жана-Жака Руссо: «религия — есть опиум для души; она бодрит, оживляет и поддерживает, когда принимается помалу; в слишком сильных дозах усыпляет, или приводит к безумию, или убивает».

3 — Сезоны в Южном полушарии — в связи с тем, что сезонность определяется наклоном земной оси, а не календарными месяцами, в Южном полушарии времена года противоположны временам года в Северном полушарии. Декабрь, январь, февраль — это лето. Март, апрель, май — это осень. Июнь, июль, август — это зима. А сентябрь, октябрь, ноябрь — это весна. Поэтому в декабре в Гран-Чако начинается очень сильная жара, а также тропические ливни, тогда как в июне температура днём колеблется между 10 и 20 градусами, а ночью может падать до 0. Поэтому, если у тебя, уважаемый читатель, вдруг появится нездоровое желание поехать в жопь наподобие Гран-Чако, то лучше делать это осенью — то есть, в апреле или мае. Но не советую — там нет нихрена интересного.

4 — «Хромая утка» — это выражение из политического сленга США, характеризующее действующего президента после избрания его преемника. С одной стороны, такой президент может быть уверен, что некоторые его решения сразу же отменит следующий президент, но с другой, он может принять каскад необратимых решений, а также решить свои личные проблемы — на следующий срок его уже не взяли, поэтому всё равно. Так, Билл Клинтон в самом конце своего срока помиловал своего родного братишку и ещё кучу людей, как-то с ним связанных. Его братишка, Роджер Клинтон-младший, получал крупные взятки от мафиози из клана Гамбино, за что его очень сильно хотели посадить, но президентская амнистия — это президентская амнистия. Из самых свежих событий: хромая утка (по состоянию на начало января 2025 года) Джо Байден помиловал своего сыночку-корзиночку, несмотря на то, что ранее обещал этого не делать. Так-то, за несообщение об употреблении психически активных веществ в период оформления покупки оружия ему грозило десять лет тюрячки и 250 000 долларов штрафа. И если вспомнить, что Хантер Байден признал себя виновным в самом страшном смертном грехе в США, неуплате налогов, то всё выглядело так, будто мы не увидим его в следующие лет 20–25. Но папочка-президент обо всём позаботился. Как говорится, все животные равны, но некоторые животные равнее…