Наши уже не придут 4

Глава двадцать пятая Горизонт планирования

*3 марта 1930 года*

В кабинет Немирова степенно вошли люди, которые были не местными просто по определению.

Это немецкая делегация, прибывшая из Штайнфуртского вагоностроительного завода, который запланировано полностью перевезти в Тебриз в течение следующих пяти лет.

Сам же город Тебриз расширяют на четыре новых района, в которых поселятся рабочие завода.

Тяжёлая промышленность никогда не была сильной стороной Восточной Пруссии, но в Пятилетку Германскую ССР включать не стали по другой причине — она опасно близко к будущему Третьему Рейху. Зато лёгкой и средней промышленности, которую оперативно эвакуировать будет гораздо легче, поставили в больших количествах.

— Здравствуйте, товарищ Немиров, — приветствовал Аркадия Отто Райнгардт, глава профсоюза рабочих вагоностроительного завода.

— Здравствуйте, — пожал он ему руку.

— Вы занятой человек, поэтому мы не будем отнимать ваше время напрасно и сразу перейдём к делу, — произнёс Отто. — Ханс!

Из толпы делегатов вышел здоровенный мужик лет сорока, имеющий весьма грозный вид. Он снял с плеча армейский каркасный рюкзак образца 1928 года и вытащил из него металлический макет паровоза G 8.1.

— Это наш подарок товарищу председателю, — сказал Райнгардт. — Изготовлен рабочими нашего вагоностроительного завода из чистой стали.

Сильный немецкий акцент был слышен в каждом слове, но вот говорил он грамотно, что свидетельствует об очень прилежном изучении языка.

— Благодарю вас, — улыбнулся Аркадий. — Мы выставим его в Оружейной палате. И, кстати, можете говорить по-немецки.

— Могу? Спасибо, товарищ, — улыбнулся в ответ глава профсоюза. — Мы пришли не только подарить этот стальной макет, но и просить, товарищ Немиров.

— О чём же? — поинтересовался Аркадий.

— Как вы хорошо знаете, Германская ССР сейчас переживает небывалый экономический рост, — начал Отто. — Тогда как в другой Германии и в другой Польше всё не так радостно.

— Знаю, — подтвердил Немиров.

— И нам не должно быть дела до того, что у соседей, — продолжил немец. — И не было бы никакого дела, но соседи начали переезжать к нам и красть нашу работу. Да, вы сделали очень много, чтобы каждый мог найти себе работу, но едет слишком много соседей…

О проблеме Аркадию уже известно, ведь жалобы поступают сотнями — немцам сильно не нравится то, что другие немцы и поляки, оставшиеся без работы, проходят через таможенный контроль ОГПУ, оформляют документы и устраиваются на работу на местные предприятия.

— Я уже уведомлен об этой проблеме, — кивнул Аркадий. — Ею занимаются профильные органы — в ближайшие несколько месяцев она будет решена.

— Ханс Вентцель, — представился здоровяк. — А что именно вы собираетесь предпринять?

Одет он в синий костюм с белой рубашкой — видно, что это не повседневная его одежда, а что-то для очень особенных случаев. Таких, как свадьба, похороны или визит к председателю СНК в формате «ходока».

Немцы, к слову, сильно удивляются тому, что вообще можно вот так взять и напроситься на встречу с де-факто верховным руководителем страны. Для них это что-то вроде визита к кайзеру — им в это просто очень сложно поверить.

Впрочем, профсоюзники получили разрешение на визит у Совета рабочих и крестьянских депутатов Германской ССР, а не просто вдруг захотели и пришли. Для «просто вдруг» есть огромная очередь «ходоков», которых тщательно проверяет ОГПУ, что отсеивает практически всех — не потому, что они какие-то неблагонадёжные, а потому что решение большей части проблем находится на нижестоящих инстанциях.

Эта делегация «ходоков», станет зримым доказательством настоящей свободы, пришедшей в бывшую Восточную Пруссию — до сих пор есть сомневающиеся. И высокая степень автономности, данная немцам СССР, не служит веским аргументом, ведь ничего хорошего от властей немцы ждать не привыкли. Из недавнего опыта — «закон о челяди», принятый в 1810 году, окончательно отменили только в период Империалистической войны… (1)

Приход власти Советов стал не просто порывом ветра свобод, а настоящим либеральным шквалом. Гарантированные минимальные зарплаты, введённые сразу же после установления советской власти, пенсии по возрасту и нетрудоспособности, социальные гарантии, гарантированное трудоустройство, восьмичасовой рабочий день, обязательный отпуск — всё, что есть в СССР. В Веймарской республике введена лишь часть из всего этого, но подаётся это как величайший акт гуманизма и заботы о рабочих и крестьянах…

— Мы собираемся изменить условия эмиграции в Германскую ССР и в Польскую ССР, — ответил Немиров. — Рабочие руки нам нужны, поэтому мы не собираемся от них отказываться, но перенаправим их в другие союзные республики, так как в Германии и Польше все вакансии уже заняты.

Он посмотрел на поставленный на стол паровоз — с левой стороны, на кабине машиниста, был шильдик с гравированной надписью: «От рабочих Штайнфуртского вагоностроительного завода товарищу А. П. Немирову» — на немецком и русском языках.

Миграция рабочих и крестьян, страдающих от стремительно раскручивающегося маховика Великой депрессии — это не только рабочие руки, но ещё и потенциальные опасности. Возможная засылка шпионов — это самое очевидное, но ведь есть ещё и межнациональные конфликты.

Например, жители Восточной Пруссии не считают жителей Веймарской республики одним с собой народом. Баварцы, ганноверцы, гессенцы — это для них всё ещё какие-то другие люди, говорящие, к тому же, не совсем на том немецком языке. Так что пруссаки не видят слишком уж большой разницы между приезжающими западными немцами и поляками.

В Польской ССР, где тоже полным ходом идёт индустриализация, ситуация схожая — безработные въезжают на территорию союзной республики, чем здорово напрягают Дзержинского. ОГПУ фильтрует мигрантов и выявляет, как может, подозрительных субъектов.

Немало, к слову, контрабандистов и… наркокурьеров. Кокаин, героин и морфин запрещены к свободному распространению в СССР, но целевая аудитория всё ещё существует, поэтому есть бизнес по завозу наркотиков, которые в Европе достать в разы легче и дешевле.

В ОГПУ начали натаскивать собак, чтобы они унюхивали наркотики, что всяко эффективнее, чем сплошной обыск всех прибывающих — кое-какие результаты уже есть.

— Ещё какие-нибудь вопросы? — спросил Аркадий.

— То есть, всё точно будет решено? — уточнил Отто Райнгардт.

— Точно, — кивнул Немиров. — Мы заинтересованы в том, чтобы прибывающая рабочая сила равномерно распределялась между союзными республиками, а не вызывала перекосы в двух приграничных.

— А то не для того мы юнкеров (2) и буржуев вешали, чтоб отдавать наши собственные рабочие места всяким баварцам, саксонцам, вестфальцам и полякам… — пробурчал Ханс.

То, что в Восточной Пруссии происходили «инциденты» с помещиками и промышленниками — это факт. Были проведены суды над виновными, что имело некоторый общественный резонанс — немецкие рабочие недоумевали, даже повозмущались, но убийство есть убийство. В конце концов, таким образом Ленин показал, что принёс социализм, а не анархию…

— Да! — поддержал его кто-то из делегатов.

Фёлькише и десятилетия шовинистической пропаганды сделали своё чёрное дело — даже обычные немецкие работяги, делающие вагоны, стали нетерпимы к другим народам. А теперь ещё, ввиду отсутствия консолидирующей единой власти, начали быть нетерпимыми к другим.

— Товарищи… — вздохнул Аркадий. — У вас есть какие-нибудь другие вопросы?

— Вы дали слово, что проблема будет решена, — произнёс глава профсоюза. — Поэтому больше вопросов не имеем.

— Тогда мой секретарь сопроводит вас на экскурсию по Кремлю, а также организует торжественный ужин в столовой, — сказал Аркадий. — Степан!

Когда немецкие «ходоки» покинули кабинет, он вернулся к работе — изучению статистики торговли с США.

Кое-какие малые и средние предприятия, разорившиеся из-за отзыва кредитных средств, проводимого банками, уже выкупаются за доллары, после чего морем едут в Петроград или Владивосток.

Над этим работают подставные фирмы, которые покупают предприятия, внезапно ставшие убыточными, гасят их задолженности перед банками, после чего демонтируют станки и прочую материальную часть и везут в портовые города, где их грузят на корабли и оперативно увозят в Союз.

Как только подставная фирма начинает вызывать подозрения властей, она сразу же закрывается, а вместо неё появляется новая.

Так перевезено уже сто двадцать семь фабрик текстильной промышленности, девятнадцать заводов по производству удобрений, девять частных верфей, а также целый филиал «Briggs Manufacturing» — всем нужны деньги, поэтому никто даже не думает, что это за странные предложения в разгар кризиса…

У правительства США тоже нет желания погружаться в детали, поэтому за происходящим никто не следит.

Самый лакомый кусочек — это Детройт с его автомобильной промышленностью. Именно оттуда управлению «С» ОГПУ удалось «выцыганить» разорившийся филиал фирмы «Briggs Manufacturing» — эта компания производила кузова для «Форд», «Крайслер» и прочих.

Бюро Расследований заинтересовалось происходящей сделкой, когда некое «Общество бухарских евреев» вдруг выложило на стол Уолтеру Бриггсу-старшему семьсот пятьдесят тысяч долларов за один из его заводов. Была предпринята попытка приостановить сделку, «до прояснения обстоятельств», что здорово напрягло Дзержинского, курирующего операцию.

Только вот сам Бриггс-старший написал жалобу на имя президента США, в духе «ваши цепные псы препятствуют честному предпринимательству», после чего Гувер лично запретил влезать в эту историю с продажей филиала завода и вообще, приказал прекратить мешать людям спасать себя.

Но это уникальный случай, когда удалось выйти на контакт с отчаявшимся представителем очень крупного бизнеса, а так, управление «С» копошится в более низком сегменте. Оно выкупает бесчисленные мастерские с хорошим оборудованием, небольшие производственные цеха, а также шерстит рынки оборудования, где очень часто можно найти отличнейшие заводские станки по бросовым ценам.

Помимо этого, Советское бюро в США подбивает клинья к Генри Форду, у которого, ввиду экстремального падения автомобильного рынка, дела обстоят откровенно нехорошо.

Форд уже получил предложение, от которого невозможно отказаться: при условии, что он продаст два своих завода по ценам вдвое ниже докризисных, ему разрешат очень выгодно поучаствовать в строительстве четырёх автомобильных заводов в СССР.

Есть серьёзная проблема с конверсией американского оборудования на другую систему мер — у них футы и дюймы, что для советского человека решительно непонятно и крайне неудобно.

Всё оборудование поступает на хранение в Петроград, где Всесоюзный научно-исследовательский институт метрологии и стандартизации занимается его конверсией, после чего отправляет уже исправленные станки конечным адресатам.

Но всё поступающее из США, пока что, как капля в море.

По состоянию на 1929 год, станочный парк СССР насчитывал примерно 730 000 станков. В США в том же 1929 году насчитывалось примерно 4,5 миллиона станков. Разрыв колоссальный, но хуже всего то, что примерно 35% станков в СССР уже морально устарели или исчерпали свой ресурс, потому что начинали работать ещё при последнем царе или даже предпоследнем.

Новые станки всех типов изготавливаются суммарно по 15 000 в год, но план Пятилетки предусматривает увеличение этого значения до 35 000 в год. И всё равно этого слишком мало. Так Америку не догнать…

Но первая Пятилетка посвящена затыканию дыр в электрификации и базовой промышленности, такой как чёрная металлургия, а вот вторая Пятилетка будет посвящена в основном станкостроению. Если у страны есть мощная индустрия по производству станков, производящих станки, то она может всё.

Да, кто-то может сказать, что неэтично пользоваться чужой бедой, но у Аркадия есть ответ на это: альтернативой дешёвому выкупу служит переплавка этих станков на металл или их бессмысленное разложение в навсегда закрытых цехах. Уж он-то хорошо знал, что именно заложило основу «Ржавого пояса» США. (3)

Первые заброшенные заводы начали появляться именно из-за Великой депрессии, а когда она закончилась, что случилось после Второй мировой, выяснилось, что эти цеха дешевле так и оставить, чем пытаться реанимировать эту конструкцию из ржавчины и бетона.

Но истинный масштаб деиндустриализации показали 70-е — впрочем, сами США от этого не пострадали, а, скорее, наоборот.

«Глобализация…» — подумал Аркадий. — «Очень важный стратегический момент — после войны нужно будет держать руку на пульсе этого процесса».

Сейчас он проводит в США небольшую деиндустриализацию, которая никак не повлияет на их экономическую ситуацию, но сильно поможет СССР.

У них в шесть раз больше станков и Великая депрессия на этом скажется не сильно — реальная экономика-то никуда не денется, поэтому Аркадий считает, что количество производимых станков будет только увеличиваться.

Госплан посчитал и подумал, после чего решил, что если удастся добиться того, что в США будет лишь вдвое больше станков всех видов, чем в СССР, дальше Союз начнёт лидировать в вопросе индустрии — просто потому, что плановая экономика эффективнее, когда речь идёт о тяжёлой промышленности и вопросах войны. (4)

А мирный аспект экономики успешно решается артелями, которые предполагается укрупнять и подчинять всесоюзному плану, но не тупым лобовым ударом, а плавно и нежно, на манер ГДРовских народных предприятий — Аркадий не знал глубоких подробностей, но имел общее представление, созданное изучением опыта построения плановой экономики. Это нужно было ему для произведения, и тогда он обалдел от осознания того, как слепа была партийная номенклатура, игнорировавшая опыт своих немецких товарищей.

Укрупнение артелей будет производиться по отраслевому принципу, их всё ещё будет очень много, но не так много, как сейчас — страна, всё-таки, гигантская…

Именоваться эти бывшие артели будут народными предприятиями, тут Аркадий решил ничего не менять, и станут базовыми единицами лёгкой и средней промышленности, которые будут работать не только на план, но и на рядового потребителя. У немцев как-то получалось на их народных предприятиях, поэтому он не видел ничего невозможного в том, чтобы получилось у всего СССР.

А тяжёлая промышленность, как и всегда, будет работать исключительно на интересы государства, то есть, на снабжение всего лёгкого и среднего сегмента материалом, а также там, где не способны работать народные предприятия.

Модель выглядела рабочей — даже Ларин, после двухнедельных споров, вынужден был признать, что это может сработать, если всё правильно сделать.

Уже сейчас, на нынешнем уровне потребностей не избалованных изобилием граждан СССР, удаётся получить товарное разнообразие на прилавках, а дальше будет больше.

Юрий Ларин, с которым Аркадий сумел сработаться, продумывает будущую модель, которая очень красиво ложится на реформированную систему управления.

Есть проблемы, которые уже видны.

Во-первых, будет тяжело интегрировать новые народные предприятия в общую систему, так как артели-то сейчас будто бы подвешены в вакууме и являются лишь статьёй расхода материалов для крупных предприятий, а также чем-то вроде эпизодических субподрядчиков на несложные работы. Новая модель предполагает углубленную интеграцию тяжёлой промышленности и народных предприятий. Это будет тяжело, но не невозможно.

Во-вторых, нужно определиться, кто будет играть на первой скрипке в управлении экономикой. Идея, при которой партия готовит управленческие кадры, Немирову решительно не нравилась, потому что он знает, чем такое закончилось в прошлый раз. Ставка на честь и совесть эпохи не оправдалась, по причине того, что номенклатура склонна к вырождению — никто этого не знал, ведь подобный опыт был беспрецедентным, но Аркадий знает. Сейчас он склонялся к тому, чтобы верховенство управления было за Госпланом.

В-третьих, ещё непонятно, как решать проблему устаревания оборудования. Если с условным заводом всё понятно — назначаешь поэтапную модернизацию и проводишь её цех за цехом, что непросто, но вполне реально, то вот с артелями или даже более крупными народными предприятиями всё будет непросто. У бизнесменов это решается естественным отбором, а в плановой экономике отбор искусственный, поэтому необходим микроконтроль — возможно, придётся разводить новое ведомство, которое будет заниматься исключительно модернизацией.

И прямо из этого исходит «в-четвёртых», связанное с высоким риском чрезмерной бюрократизации. Процессный подход существенно повысил общую эффективность СНК и ВЦИК, а также прекрасно показал себя на пилотных проектах с заводами, но если бездумно учреждать ведомства по каждому вопросу, то через пару десятков лет можно прийти к китайской имперской бюрократии.

Это далеко не все существующие проблемы, но самые из них критические. Их предстоит решить и проработать непосредственно до внедрения новой модели.

Искренне расстраивало его лишь то, что скоро очень большая война, которая вообще никак не стыкуется с его грандиозными планами. И её никак не отменить.

«Эх, почему эти придурки всё никак не успокоятся?» — подумал Аркадий. — «Они же даже не представляют себе, как сильно мы будем их бить, когда они к нам полезут…»

*8 июня 1930 года*

Строй парагвайцев стоял неподвижно — солдаты замерли, как статуи, а Пётр Аркадьевич ходил вдоль строя и придирчиво рассматривал новобранцев.

Смуглые крестьяне, откормленные за три месяца интенсивной подготовки, одетые в форму РОА, точно копирующую форму Русской Императорской Армии, смотрелись непривычно. У некоторых солдат есть значки за отличие в стрельбе и строевой подготовке, что служит для них значимым поощрением — как говорят инструкторы, местные очень ценят такого рода награды, ведь русских солдат тут принято уважать. За силу, которую они собой являют.

На средства «Шелл», выделенные Парагваю, Столыпин начал готовить два полка из местных добровольцев — экономика страны сильно страдает, желающих уйти в солдаты много, поэтому можно выбирать самых лучших.

Президент Хосе Гуггьяри очень не хочет, чтобы парагвайская армия сражалась в этой войне, поэтому его отношение к набору добровольцев было настороженным… Вылилось это в то, что он приказал ограничить набор новых солдат, а сражаться велел теми, кто уже есть, подразумевая контингент РОА.

Два полка, проспонсированные нефтяной компанией, всё ещё проходят подготовку — три месяца минуло и они уже очень сильно похожи на солдат, но таковым ещё не являются. Нужно ещё минимум полгода, чтобы хоть сколько-нибудь приблизить их к общему уровню подготовки солдат РОА.

— Вижу, что их хорошо кормят, — произнёс Пётр Аркадьевич, взглянув на генерал-майора Осецкого.

— Да, очень хорошо кормим, — улыбнулся Александр Викторович. — Держим их на двойном пайке, а то от телесной слабости плохо бегают и штыками колют слабо. Устраняем-с.

— И это правильно, молодцы, — похвалил его Столыпин. — У нас ещё максимум полгода до начала войны, поэтому требую, чтобы к нужному часу новые полки были боеготовы и морально замотивированы.

— Не извольте сомневаться — подготовим, — заверил его генерал-майор. — Они ростом пониже, чем наши богатыри, но дух в них есть и воевать этот народ умеет.

Пётр снова вспомнил сведения о войне Тройственного союза. 70% мужского населения…

— А что у нас с гренадерскими полками? — спросил он.

— Новая техника уже освоена, — ответил генерал от инфантерии Валуев. — К бою готовы.

Валуев Аркадий Михайлович прибыл в Парагвай два года назад — был в эмиграции во Франции, где впал в нищету и работал таксистом. Но Столыпин работал с ним когда-то давно — Валуев был военным губернатором и знал свою работу хорошо, а после воевал сначала в Великую войну, а затем в Гражданскую. Они эвакуировались из Владивостока на разных пароходах и как-то так получилось, что, тогда ещё, генерал-лейтенант не заинтересовался идеями Столыпина, агитировавшего командующий состав присоединиться к его делу…

«Иногда людям нужно давать шанс», — подумал Пётр. — «Посмотрим, как он себя проявит в боях против боливийцев».

1-й и 2-й гренадерские полки, возглавляемые Валуевым, выполняют штурмовые функции. Называть эти полки ударными у Столыпина язык не повернулся — это ведь идея Немирова, то есть, будто бы намёк на то, что РОА в чём-то копирует РККА, а такого ему было не надо.

— По поводу поставляемой лапши… — начал генерал от инфантерии.

— Что по поводу лапши? — нахмурился Пётр.

— Солдаты жалуются, что мяса в ней мало, — ответил на это Валуев. — Да и мясо-то не мясо, а солонина какая-то.

— Мы её на пробу взяли, — покачал головой Столыпин. — К тому же, я сейчас рассматриваю возможность покупки тушёнки, поэтому совсем пустой лапша не будет.

Американскую лапшу быстрого приготовления, продаваемую Леонидом Курчевским, производящим также и самолёты, и броневики, он закупил из экономии. Один цент за упаковку — это очень дёшево, в свете чего не видится чем-то страшными купить у того же Курчевского 2-фунтовые банки с тушёнкой. Одну такую банку солдату можно разделить на три приёма пищи, с довольно-таки сносной лапшой со специями и солью.

Кормить маниоком, кукурузой, рисом и фасолью солдат дешевле, чем этой лапшой, но компактность и простота, а, главное, ещё и быстрота приготовления оправдывали чуть более высокую цену. В условиях манёвренной войны экономия времени будет огромная…

Так или иначе, но полностью переходить на лапшу они не будут — это просто одно блюдо из целого перечня довольствия.

«Уж лучше такую лапшу есть, чем местную фасоль или маниок…» — подумал Столыпин, после чего пошёл к своей машине.

Ему нужно в генштаб, чтобы осведомиться о ходе разработки плана вторжения в Гран-Чако.

Примечания:

1 — «Закон о челяди» — в эфире снова рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» — нем. Gesindeordnung — это закон в 176 параграфах, принятый в 1810 году и регулировавший взаимоотношения «челяди», то есть слуг, батраков и прочих простых смертных с добрыми господами. Согласно этому закону, «челядь» должна была заключать со своим добрым господином трудовой договор, как правило, сроком на год, и этот договор, как правило, обязывал «челядь» жить на территории доброго господина, а также следовать строгому распорядку, чтобы добрый господин мог использовать работника максимально эффективно. Впрочем, это был шаг вперёд, по сравнению с феодальной принудительной службой — теперь это имело характер договорных отношений, а не феодальную обязанность всей этой челяди служить доброму господину просто потому что так исторически сложилось. Тем не менее, закон предполагал очень много вольностей для доброго господина: он мог уволить «челядь» прямо на месте, тогда как сама «челядь», если вздумала уволиться, должна предупредить своего доброго господина за два-три месяца. Если же «челядь» попыталась уклониться от отработки, то её объявляли в государственный розыск, находили, наказывали телесно, после чего возвращали доброму господину. Также закон предусматривал телесные наказания на усмотрение доброго господина, но в 1900 году их отменили, потому что уже XX век — неприлично. В Российской империи же для большинства категорий граждан телесные наказания отменили в 1904 году. Также «челяди» было запрещено объединяться для защиты своих прав и устраивать забастовки. Помимо этого, из любопытного было то, что в сельской местности «челядь» была фактически прикреплена к своему месту работы, так как для переезда куда-либо требовалось разрешение от работодателя. Ещё, кстати, любопытный факт: беременность или болезнь длительностью более двух недель считались основанием для увольнения, поэтому немцам нельзя было болеть, а вынашивать и рожать детей предполагалось в течение 14 дней. На самом деле, беременных просто увольняли, чтобы они становились бременем для своих мужей. В 1900 году некоторые положения закона, как, например, телесные наказания, смягчили, но всё равно, этот закон оставался унизительным, так как рабочие и крестьяне, де-факто, были ограничены в правах. Например, добрый господин мог свободно обращаться к своей «челяди» через половые органы и по мамке с папкой, но это не считалось за оскорбление, а за ответ предполагалось наказание вплоть до уголовного, но обычно просто пороли розгами. В общем-то, когда добрые господа Германской империи вдруг осознали, что оказались со своей «челядью» в одной лодке, что произошло во время Первой мировой войны, этот закон был очень легко отменён — это была вынужденная мера, побуждённая необходимостью «солидаризации» с рабочими. Добрые господа вдруг осознали, что если не дружить с рабочими и крестьянами, они могут не захотеть работать, а это очень плохо, когда идёт война за место под солнцем…

2 — Юнкер — нем. junger Herr — «молодой господин» — здесь имеются в виду не те хрустобулочные юноши из военных училищ Российской империи, а необязательно молодые, но обязательно добрые господа-помещики из Пруссии, владеющие землями и, некоторое время владевшие людьми, которые на этих землях проживали. Из-за того, что единой Германии длительное время тупо не существовало, по причине того, что Священную Римскую империю германской нации насильственно упразднил некий Н. Бонапарт, процесс перехода от феодальных отношений к более прогрессивным буржуазным был сильно замедлен. И вот эти помещики — это наглядный пример. Когда в Германской империи начала нарождаться промышленная аристократия, аграрные юнкера вступили с ней в конфликт, так как были консервативны и антилиберальны, а ещё небезосновательно чувствовали угрозу своему положению, поэтому слово юнкер в кругах либеральной общественности быстро приобрело негативную коннотацию.

3 — Ржавый пояс — англ. «Rust Belt» — грустно-ироничное название региона, который некогда назывался «Индустриальным поясом» или «Стальным поясом». Всё дело в том, что в первой половине XX-го века в штатах Пенсильвания, Огайо, Индиана, Мичиган и Иллинойс была сосредоточена тяжёлая металлургическая промышленность США. По этой же аналогии, ряд аграрных штатов называли и называют «Кукурузным поясом». Также в США есть «Библейский пояс», но это больше социальный аспект, из-за крайней набожности обитающих там американцев. В общем-то, «Ржавый пояс» появился в результате закрытия крупных предприятий по причине спада 70−80-х годов. Причины спада были комплексные. Одна из очень важных причин — нефтяной кризис 1973 года, когда страны НАТО поддержали Израиль в «Войне Судного дня», из-за чего все арабские страны отказались поставлять нефть недружественным режимам. В США стало нечем заправлять машины, бензин выдавали по талонам, что очень сильно сказалось на желании людей покупать автомобили. Ещё одна причина, которая даже важнее предыдущей — старик Мао начал снюхиваться с США, что открыло дверь на рынок неисчерпаемых рабочих рук. Кто надо, тот сразу всё понял, поэтому начался перевод производств из США в «развивающиеся» страны, где рабочие согласны работать за «миска рис даже без кошка-жена, нефритовый стержень, удар!» Так Штаты собственноручно избавили себя от заводов, руины которых до сих пор гниют на просторах уже давно заржавевшего пояса.

4 — Об эффективности плановой экономики — рекомендую почитать одну книгу, которая небольшая, но ёмкая — «Государственный капитализм военного времени в Германии» авторства Юрия Ларина. И пусть тебя, уважаемый читатель, не обманывает этот «государственный капитализм» в названии, потому что это не совсем то, что подразумевается под этим термином сейчас. Труд этот был издан в 1928 году, но сам Ларин писал статьи, содержащиеся в этой книге, в период Первой мировой. И там подробно описывается, как именно получилось так, что Германия могла вести войну на три фронта, причём вполне успешно, но лишь до тех пор, пока её граждан не начало тошнить от брюквы и возрастающей концентрации американцев в Европе. А достигалось это за счёт элементов плановой экономики, которые германское правительство коряво вплело в свою экономику. И, собственно, Юрий Ларин, как один из важнейших архитекторов плановой экономики СССР, взял оттуда очень и очень многое. В произведении Ларина поднимаются очень интересные вопросы и приводятся очень интересные прогнозы. Например, он предсказал такое явление, как глобализация — на примере Германии, которая, по причине изоляции от внешних рынков, пережила очень странные внутренние метаморфозы, до которых остальной мир дозрел только к 70-м годам. И он ещё в статье 1915 года сказал — есть тенденция «превратить весь мир в единый замкнутый капиталистический район». Собственно, так и получилось. В общем, книжка постарела очень хорошо, поэтому рекомендую её. А теперь по поводу плановой экономики — она зародилась не в СССР, а в имперской Германии, в ответ на жёсткую международную изоляцию. Это была крайняя форма централизации всех отраслей промышленности, полностью исключившая частную конкуренцию — немецкие предприятия работали сообща. Это был ни разу не социализм, но это был прообраз плановой экономики. И если бы не появление СССР, в конце концов, мир бы спокойно пришёл к плановым экономикам, в каком-то виде — впрочем, внутри транснациональных и не очень корпораций уже давно есть планирование, так что возможно, уже пришёл. Но барыги в контру СССР начали топить за нежизнеспособный свободный рынок, который сам всё порешает — неолиберализм и прочая байда. А теперь главное — у СССР получилось построить вполне конкретный тип плановой экономики — порождённый войной и для войны. Его выковали в горниле Гражданской войны, в условиях экстремальной нехватки всего, это я уже описывал в сноске к предыдущей книге, но выяснилось, что то, что сработало в Германии, отлично работает и в России — белые проиграли и смылись. Отсюда, кстати, фокус на спасении гибнущей тяжёлой промышленности и почти полный игнор малых и средних предприятий, которые потом пришлось спешно восстанавливать при помощи НЭП. И в Великую Отечественную войну, к 1943 году, после того, как СССР завершил переход на военные рельсы, плановая экономика окончательно подтвердила своё превосходство в военном смысле — Третий Рейх с его подсвинками был разбит в пух и прах. После ВМВ СССР победить в прямом конфликте было просто невозможно. Десятки тысяч танков, десятки тысяч самолётов, многомиллионная армия — в США и Европе прекрасно понимали, что нападение на СССР для них равнозначно изощрённому способу самоубийства, потому что его реально было не победить. А всё потому, что плановая экономика, закалённая войной и для войны, будто бы специально предназначена для победы в войне на истощение. Можно было создать и другой тип плановой экономики, который, кстати, был — в ГДР. Но в СССР трезвые идеи немецких товарищей не восприняли, потому что это же «молодые» — ну что они могут знать и понимать? А ведь Volkseigener Betrieb, то есть «народные предприятия», представлявшие собой базовую экономическую единицу централизованной системы управления экономикой ГДР, это прямо очень трезво. Это был разумный компромисс, чуть снижающий эффективность плановой экономики, но дающий так необходимую ей гибкость, которой не было у СССР. Можно сказать, что это была чуть более «мирная» плановая экономика — восточногерманские немцы вспоминают ГДР с, кхм-кхм, остальгией, в основном потому, что они реально тогда жили если не лучше, то точно счастливее — индекс счастья в восточной части Германии существенно ниже, чем в западной части. Говорят, что западным немцам просто не с чем сравнивать, поэтому им и так норм, но более реалистично выглядит утверждение, что тот грабёж, случившийся во время объединения Германии, не прошёл бесследно. В общем, товарищ Ларин написал довольно-таки дельное произведение, исчерпывающе объясняющее секреты феноменальной эффективности Германской империи, максимально реализовавшей свою промышленность в условиях тотального дефицита всего, а также приоткрывающее завесу тайны над истоками плановой экономики СССР. В общем, СССР брал всё лучшее у Германии — и марксизм, и основу для своей плановой экономики…