Глава девятая С риском для жизни и здоровья

*17 мая 1926 года*


— … уже на местах, — продолжал Лаврентий Павлович. — Если план будет выполняться, то к двадцать восьмому году добыча с Усть-Балыкского месторождения вдвое превысит добычу с Бакинского нефтегазоносного района. И это будет значить существенное понижение экономического значения возможной потери Баку в будущей войне.

— Я рад, что всё идёт по плану, — улыбнулся Аркадий.

— Теперь я хочу услышать что-то хорошее о проекте нефтепровода, — произнёс Сталин, сидящий за своим столом и курящий свою трубку.

— Хороших новостей нет, — покачал головой Берия. — Первое, что мы должны сделать — построить железную дорогу. Без железной дороги мы не подвезём трубы и рабочих. Вместе с железной дорогой к Усть-Балыкскому месторождению мы можем начать прокладку трубопровода и установку дюкеров.

— А как обстоят дела с нефтью? — спросил Иосиф Виссарионович. — Куда её девают сейчас?

— Никуда, — ответил Лаврентий Павлович. — Логистики в том регионе никакой нет, это глушь, но зимой, когда болота замёрзнут, будет пробиваться просека к Иртышу — сейчас на берегу строится наливная станция. Как только закончат просеку, будет налажена транспортировка нефти на баржах — в Омске строятся нефтехранилища. И придётся форсировать строительство Омского нефтеперерабатывающего завода.

В стране уже ощущается нехватка топлива — имеющиеся НПЗ, несмотря на плановую модернизацию и расширение, не справляются, поэтому первая пятилетка, которая официально начнётся в октябре этого года, предусматривает строительство восьми новых НПЗ, но далеко не только их.

Раньше в этих нефтеперерабатывающих заводах не было особого смысла, ведь нефти, как считалось до недавних пор, нет, но это в прошлом. Огромные запасы нефти, обнаруженные в тайге, полностью «переворачивают игру».

«У нас слишком много грузовиков…» — подумал Аркадий. — «Но скоро разберёмся с НПЗ и всё наладится».

Пятилетка предусматривает также и строительство двух десятков автомобильных и тракторных заводов, которые будут специализироваться на выпуске техники гражданского и военного назначения.

Помимо этого, запланировано строительство трёх заводов по производству малолитражных двигателей.

Курчевский передал чертежи разработанного двигателя, пригодного для установки почти куда угодно.

Особую массовость было решено придать производству мотоблоков — в сельском хозяйстве это очень полезный инструмент, который может частично заменить лошадей и волов.

Мотоблоки пригодны для вспашки небольших участков, а также транспортировки различных грузов массой 300–500 килограмм.

Полноценный трактор мотоблоком не заменить, но это будет частичная механизация села.

Общий эффект ожидается очень существенным — при условии, что к 1932-му году заводы выйдут на плановые 120 000 мотоблоков в месяц, чтобы к тому времени в хозяйствах уже было более 2 миллионов мотоблоков, то из сельского хозяйства можно будет безболезненно высвободить 3 или даже 3,5 миллионов человек, за счёт роста производительности труда. При соблюдении того же условия, из сельского хозяйства высвободится примерно 2 миллиона лошадей, что уберёт затраты на их содержание — это более четырёх миллионов тонн сена и не менее двух миллионов тонн овса в год.

Высвобожденные люди подадутся в города, что пойдёт на пользу индустриализации, которая к 1932 году выйдет где-то на середину своего пути.

Всё это потребует развития инфраструктуры, чтобы было, где ремонтировать ломающиеся мотоблоки, а также заправлять их топливом, но это в Пятилетке тоже предусмотрено — дороги, заправочные станции, ремонтные мастерские, тотальная электрификация сельской глуши и производство всех комплектующих.

Производство мотоблоков также планируется развернуть в Китайской ССР, исключительно на удовлетворение внутриреспубликанских нужд.

— Боюсь, что одного Омского НПЗ будет мало, поэтому предполагаю, что необходимо будет перенаправить нефть в Краснодар и на строящийся НПЗ в Туапсе, — продолжал Лаврентий Павлович. — Это повысит нагрузку на Транссиб, но другого решения я не вижу.

Транссибирская магистраль, несмотря на то, что её уже расширили до двух колей и локально сняли с неё нагрузку за счёт дополнительных ветвей, всё ещё остаётся для СССР больным местом.

Должно стать лучше после полноценного завершения Туркестано-Сибирской магистрали, так как часть грузов пойдёт южнее.

— Хорошо — проконтролируй, чтобы не было задержек и прорывов, — кивнул Сталин. — А теперь к твоему вопросу, Аркадий Петрович. Меня очень волнует работа НИИ «Оникс» — уже есть какие-нибудь успехи?

Иосифа Виссарионовича этот НИИ волнует уже давно, с тех самых пор, как он погрузился в детали его работы.

«Оникс», возглавляемый Владимиром Николаевичем Ипатьевым, разрабатывает новые типы пороха.

НИИ уже удалось усовершенствовать технологию грануляции пороха, что позволило слегка увеличить характеристики боеприпасов для винтовок и автоматов. Прирост, по оценке ГАУ, составляет 1,5–2%, но новая технология грануляции не требовала существенного изменения процесса производства, поэтому патронные заводы начали постепенную модернизацию.

Также в «Ониксе» сумели проработать технологию изготовления баллиститных шашек для применения их в реактивной артиллерии.

В прошлой жизни Аркадия эту технологию разработал Александр Семёнович Бакаев, в очень напряжённой обстановке — он использовал для изготовления достаточно длинных баллиститных шашек сильно улучшенный шнековый пресс для макаронных изделий, что было очень смелым и инновационным решением.

Шнековый пресс формовал баллистит при температуре 900 градусов, что равно температуре термического разложения этого пороха, поэтому нужен был стабилизатор — Бакаев применил оксид магния.

Это значит, что правильный рецепт у Аркадия уже есть, поэтому нужно было лишь освоить его.

Пресс уже разработан, выпускает баллиститные шашки, а их помещают в испытательные образцы неуправляемых реактивных снарядов.

Изначально Немиров хотел, чтобы стабилизаторы на реактивном снаряде раскрывались, как на гранате от РПГ-7, но потом вспомнил, что на снарядах от РСЗО «Град» были складывающиеся лопасти, в «состоянии покоя» прижатые к корпусу снаряда. А вот при выстреле лопасти освобождаются и участвуют во вращении снаряда, что даёт ему дополнительную стабильность.

НИИ «Оникс» совершенствует порох, а разработкой НУРС, то есть, неуправляемого реактивного снаряда, занимается КБ Владимира Андреевича Артемьева, с которым уже работают Георгий Эрихович Лангемак и Иван Терентьевич Клеймёнов — этих троих Аркадий лично собирал в одно КБ, так как знал, что без них просто не было бы легендарной БМ-13.

Клеймёнов и Лангемак ещё доучиваются в Военно-технической академии РККА, что в Петрограде, где преподаёт в том числе и Пётр Августович Гельвих, а также учится Василий Гаврилович Грабин. Параллельно с учёбой они уже трудятся в КБ Артемьева, где работают только над проектом «Екатерина» — первой в истории этого мира РСЗО.

Грабин, к слову, под кураторством Гельвиха, подрабатывает в КБ Рдултовского, где трудится над проектом «Зинаида», то есть, над 57-миллиметровой танковой пушкой. И эта пушка, если всё пойдёт по плану, как раз успеет ко второму танку, который будет разработан на замену Т-10.

— Успехи есть, — кивнул Аркадий. — Технология промышленного производства усиленного пороха для противотанкового ружья СВВ-24 почти освоена — это всё «Оникс»…

В НИИ сумели выработать новый порох, с добавлением нитроглицерина и ряда стабилизаторов, увеличивающий скорость 8-миллиметровой стреловидной пули до 1230 метров в секунду. Это, естественно, положительно сказывается на бронепробиваемости, но плохо сказывается на ресурсе ствола и затвора — Владимиров уже получил техническое задание на модернизацию его крупнокалиберной винтовки.

— Ты лучше о неуправляемых снарядах расскажи — это меня волнует по-настоящему, — поморщился Сталин. — В этом направлении успехи есть?

— Неуправляемого снаряда, как такового, до сих пор нет — задача очень сложная, зато разработана концепция блока направляющих и налажена технология производства самого главного — пороховых шашек, — заговорил Аркадий. — Пока что, сложно сказать, когда будет готова наша «Екатерина», но то, что она будет — это уже несомненно.

Снаряд будет калибра 130 миллиметров, с максимальной дистанцией полёта не менее 15 километров. Платформой должен будет выступить новый грузовик, разрабатываемый ВАЗ специально под «Екатерину». Блок установки будет иметь 40 направляющих, но он отдельная проблема — систему пуска только продумывают.

В целом, работа над РСЗО идёт медленно, так как планка изначально задана очень высокая. Конструкторам сильно помогает то, что заказчик точно знает, что ему нужно, а также почти нет ограничений в ресурсах — лично Сталин заинтересован в этом оружии.

Иосиф Виссарионович, присутствовавший на испытательных стрельбах, на которых изучались возможности первого прототипа ракеты, остался под впечатлением и, после обстоятельной беседы с Аркадием, очень хотел, чтобы у РККА появилось РСЗО.

— Необходимо ускорить конструкторов, — произнёс Сталин. — Это оружие, которое способно изменить ход войны — мы должны стать первыми. Не знаю, когда начнётся следующая крупная война, но к тому моменту у нас должно быть много систем залпового огня.

«Как ни крути, мы будем первыми», — подумал Аркадий. — «В других странах в этой области ещё даже конь не валялся…»

— Это тоже под твой личный контроль, товарищ Берия, — приказал Иосиф Виссарионович.


*3 июня 1926 года*


— … так что не переживай, сынок, — улыбнулась Устинья Артемьевна Жукова. — На всё хватает — сахар и чай покупаю, Маришка тоже деньги иногда присылает. Ты надолго?

На столе стоял медный самовар, блюдце с сахаром, корзинка с сушками, а также старая коробочка из-под шоколадных конфет от товарищества «Абрикосов и сыновья». Он помнил, какими были эти конфеты на вкус. Внутри коробочки лежали обычные конфеты, когда-то давно купленные в продмаге.

— До конца месяца, — ответил Георгий Константинович Жуков и поставил чашку на стол. — Переедешь в Москву?

— Зачем? — нахмурилась мать.

— Мне квартиру дали, недалеко от Кремля, — сообщил ей генерал-майор Жуков. — Я, пока что, один живу — чего тебе в деревне почти одной?

Квартирой его премировали за успехи в Синьцзяне. Теперь он живёт на одном этаже с Малиновским и Георгули, которых тоже премировали квартирами, за тот же Синьцзян.

— А коль женишься? — улыбнулась Устинья Артемьевна.

— А как это помешает-то? — спросил Георгий. — Так переедешь?

— Это хозяйство оставлять… — начала мать.

— Да нужно оно тебе вообще? — вздохнул Жуков. — Корову и кур продашь, дом передашь сельсовету, а скарб весь перевезём.

— А соседи? — спросила Устинья.

— А что соседи? — нахмурил брови Георгий. — Родные они тебе, что ли?

— А Маришка? — задала следующий вопрос мать.

— Так они с Алексеем тоже в Москву скоро переедут, — улыбнулся Георгий. — Чаще видеться будете.

— Писала она что-то такое… — припомнила мать. — Эх, жаль хозяйство бросать…

— Не жалей, мать, — попросил её Георгий. — В Москве у тебя всё будет хорошо — обещаю.

— А мне и здесь неплохо живётся, — сообщила ему Устинья. — В сельсовет звали, в комиссию по благоустройству, но я отказала. Политика эта…

— Так переезжаешь со мной или нет? — спросил Жуков.

— Ладно, — вздохнула мать. — Поеду в Москву… Чай пей, сынок. И сахара не жалей — у меня много ещё.

Георгий всё это время пересылал матери половину своего жалования. Генеральское жалование он ещё не пересылал, поэтому она не знает, сколько он теперь получает — шестьсот пятнадцать рублей. Большие деньги, которых хватит на всё.

— Как напьёшься, дров наруби — баньку затопим, — велела ему мать. — Наверное, в городах ваших в ванных моетесь и грязные потом ходите?

Георгий лишь улыбнулся.

Там, откуда он прибыл, бань нет. В Тебризе, где он занимается подготовкой 1-й тебризской механизированной дивизии имени Якова Свердлова, они соорудили несколько бань, но это всё было не то. Возможно, потому что климат не тот…

Запив сушку остатками чая, Георгий скинул с себя китель и вышел во двор.

Вооружившись топором, он начал рубить дрова на растопку банной печи.

— О, Гоша! — узнал его кто-то.

Жуков поднял взгляд.

— Аркаша, ты? — спросил он, увидев своего приятеля по детским играм.

— Я! — заулыбался Аркадий Щавелев. — Не признал?

Его Георгий помнил как юнца, с которым они шкодили в юности. Увы, долго их приятельство не продлилось — после церковно-приходской школы, в 1907 году Жуков уехал в Москву, где работал.

— Да признал, — улыбнулся ему Жуков. — Но я тебя в последний раз до Империалистической видел.

Аркадий сейчас был слегка упитан, что косвенно говорит о положении дел на селе — не прямо толстый, но и не последняя собачья кость. Одет по-пролетарски — военизированные брюки, будто бы перешитые из старорежимных брюк, льняная рубаха, жилет, кепка…

— А, да-да, — покивал Щавелев. — Я ж в Астрахани батрачил.

— А сейчас чем занимаешься? — спросил Георгий.

— В артели «Красная страда» состою, — ответил старый приятель. — Зарплата хорошая, в артельном магазине что хочешь покупаешь — всё, как у людей.

— И много работы? — поинтересовался Жуков.

— Да как сказать… — задумался Аркадий. — В обычные дни немного, а вот в посевную или уборку… но это всегда так, сам знаешь. Но лучше, чем батрачить, а главное — выгоднее. Я тут задумываюсь дом себе поставить новый… А у тебя как дела?

Да, Жуков хорошо знал крестьянский удел. Даже слишком хорошо.

— Неплохо, — ответил Георгий. — Из Персии только приехал.

— Газеты читаю, знаю, — улыбнулся Щавелев. — Надо бы как-то сесть у меня — хотелось бы послушать историю какую-нибудь.

— Как время будет, — пожал плечами Георгий и вернулся к колке дров.

Дома он себя в деревне уже не чувствовал, так как здесь всё слишком сильно изменилось. Возможно, всё стало иначе из-за того, что его отца тут уже пять лет, как нет, возможно, это связано с тем, что исчезла эта едва уловимая аура крестьянского быта — с нотками стоического принятия. А возможно, что это он просто слишком сильно изменился и стал здесь совсем чужим.

«Но столько сытых лиц в сёлах я уже давно не видел», — подумал Жуков. — «Похоже, что артель хорошая, здоровая».

В некоторых сёлах, как он слышал, было, что в начальники артели назначили какую-нибудь говорливую бестолочь, которая не справлялась с задачами и всё рушила. Правда, такое случается не очень часто. Как правило, мужики не ошибаются — они знают, кто из них может управлять — не по словам, но по делам…

И всё же, его предыдущий опыт контрастировал с тем, что он видит сейчас.

Деревня Стрелковка начала обзаводиться новенькими домами, построенными из красного кирпича — раньше такое точно было не по карману деревенским жителям. Сейчас же, судя по всему, кирпич завозят централизованно, всякому желающему и за вменяемые деньги.

— Закончил? — вышла мать во двор. — Корову Евлампии продам — она давно засматривается. А кур придётся Ване Спиринкову продать, задёшево…


*7 июня 1926 года*


— Да мне насрать! — прорычал Леонид, выходя из кафе. — Догоните машину и разберитесь с ублюдками!

Машина телохранителей сорвалась с места и помчалась в погоню.

Курчевский расслабил галстук, после чего вернулся в кафе.

— Мистер… — заговорил выбежавший в зал владелец заведения.

— Плачу две тысячи и ты спокойно живёшь дальше, — перебил его Леонид, достающий портмоне.

С мафиози быстро разобраться не получилось.

Да, основную массу членов «семьи» перебили, как и почти всех связанных с ними бандитов — это было нечто, похожее на победу.

Но затем из Чикаго и Нью-Йорка приехали другие мафиози, которые объявили Леониду вендетту.

На него совершено уже шесть неудачных покушений, разной степени подготовленности, что уже начало ему надоедать.

Бандиты, нанимаемые мафией для его убийства, как правило, никак не связаны с мафией, а сами члены нью-йоркской и чикагской семей на прямую конфронтацию не идут.

Единственное, что мог сделать Леонид — отправить в Чикаго и Нью-Йорк своих людей, которые начали разведку и выявление мафиози. Возможно, если он перебьёт всех там, они, наконец-то, отстанут от него.

Увы, но даже если всё получится, это никак не решит проблему с Морганами.

За всем этим стоят именно они — сверхбогатые банкиры, которые решили дёшево диверсифицироваться за его счёт.

Вероятно, они подумали, что раз он принимает кого-то в долю, то это происходит потому, что он под кого-то подстелился…

Теперь Морганам придётся начинать считать гробы — жалеть их Курчевский не собирается.

Кто-то другой бы покорно склонил голову и терпел это унижение, но не Леонид. У него есть сверхважная работа, которую нужно сделать, поэтому останавливаться или пресмыкаться перед кем-то ради своей жизни он не будет. Не просто не будет, а не может себе позволить.

Так-то он человек миролюбивый, но когда сталкиваешься с выбором: либо ты, либо они — вопросов не остаётся.

Леонид присел за свой столик в кафе, приподнял чашку с давно остывшим кофе и посмотрел на владельца заведения. Владелец нервничал, оглядываясь на вход, но, увидев в руках Леонида деньги, извлекаемые из портмоне, слегка расслабился. В итоге два десятка стодолларовых купюр перекочевали к нему в ладонь, и он поспешил на кухню, чтобы обновить Курчевскому кофе.

«Они ожидали, что меня можно затоптать деньгами, угрозами, руками мафиози», — подумал он, посмотрев в окно кафе.

Его машина, изрешеченная из пистолетов и обрезов, стояла на парковке, а возле неё крутился Уильям Брок, его телохранитель-водитель.

Наёмные убийцы, видимо, были на взводе, так как расстреляли пустую машину — им не хватило терпения дождаться, пока Курчевский выйдет из кафе. Или они и вовсе не связали нахождение его машины на парковке с возможностью того, что он приехал попить кофе и подумать.

Подумать есть о чём: Морганы теперь будут начеку, поэтому убивать их будет непросто. Возможно, лучше попробовать договориться…

Владелец заведения принёс ему кофе. Леонид с благодарностью кивнул и начал наслаждаться напитком.

Через десяток минут с лишним на улице рыкнул двигатель.

Он вышел на улицу, где ночной воздух слегка остужал его разгорячённую голову. Машина телохранителей вернулась, и один из них, Артём, махнул рукой, приглашая сесть внутрь. Леонид закинул портмоне в карман и открыл заднюю дверь.

— Как прошло? — спросил он, плюхаясь на сиденье.

— Ушли. Они были на тёмном «Форде», но свернули на третьей, — коротко ответил Артём, бросая взгляд в зеркало заднего вида.

— Номера запомнили? — уточнил Леонид.

— Скорее всего, машина в угоне, — поморщился Артём, его старший телохранитель и, по совместительству, оперативник отдела контрразведки «Царской стражи».

Машина медленно поехала по вечерним улицам Лос-Анджелеса, погружённого в спокойствие и тишину. Но Леонид знал, что эта тишина — обманчива. В каждом тёмном углу, за каждым поворотом скрывались те, кто хотел его смерти. Но страх не был частью его жизни. В этот момент он думал о другом — о своих людях, которые уже отправились в Чикаго и Нью-Йорк, готовые открыть сезон охоты на мафиози.

Это профессиональные убийцы, которые не так давно вырезали всю лос-анджелесскую мафию, а также ассоциированных с нею личностей. Теперь что-то подобное произойдёт в Нью-Йорке и Чикаго — он уже побеседовал с губернаторами и мэрами, поэтому ему дают «добро».

Всех уже достала мафия, которая давно потеряла берега и грабит всех без разбора. Ей можно и нужно положить конец, чтобы потом иметь дело с оставшимися бандами. Но остальные банды организованы гораздо хуже, чем итальянская мафия. По сути, это самое главное испытание — свалить мафию…

Ещё общественности не нравится, что мафия торгует запрещённым поправкой в конституцию алкоголем, поэтому недовольных хватает.

Газеты оценили действия Курчевского как нечто, что давно уже следовало сделать, но никто не посмел. Он посмел.

Мафиози стреляли на месте, без свидетелей, без лишних сантиментов — их лос-анджелесское поголовье здорово сократилось в первый час…

Семейное кафе, называемое «Завтраки и обеды Эльзы», варит довольно неплохой кофе, за которым Леонид, время от времени, захаживает сюда.

«Время от времени», — подумал он. — «Именно».

Теперь он понял, что надо отказывать себе в привычках. Именно по привычкам его и вычисляют. Мафия заранее знала, что в этот день, примерно в это время, он будет здесь.

— Поехали в центр, — сказал Курчевский Артёму. — Позаботьтесь о расстрелянной машине — она должна исчезнуть с улиц.

— Сделаем, шеф, — кивнул тот.

— А сейчас везите меня в офис, — приказал Леонид. — Покушение — не повод прекращать работу…

Загрузка...