— Раштон~
— Нам следует отступить, — весомо предложил полковник Диверли.
Седой, суровый воин и старый друг отца, опыту которого я мог доверять.
Вместе с Восточным корпусом он присоединился к нам пару недель назад. Западный корпус подступил к Аррексу с противоположной стороны.
Мы сосредоточили вокруг города огромные военные силы, но это не помогло. Чертова магическая завеса продолжала расширяться, и ничто живое не могло сквозь нее проникнуть.
Я не брошу сотни своих солдат на верную смерть, даже если тысяча первый ослабит защиту и остальные смогут прорваться. А что если нет?
— Удалось Халсьёну призвать Старцев? — поинтересовался Диверли устало. Череда неудач вымотала нас всех.
Все могущественные колдуны уходили доживать свои последние годы на Тибуту — самую высокую гору Илькендара, конус которой можно было разглядеть практически из всех королевств. Исчезая в снегах, они становились частью легенды, святыми.
Но никто в самом не знал, умерли они или до сих пор живы. Растворились в эфире, наполнив его своей Силой, стали частью магии? Или просто живут на вершине горы, перейдя в какое-то иное состояние?
Смертность магов всегда была очень условной, и когда происходило что-то из ряда вон выходящее, Святых Старцев можно было призвать.
На зов они являлись крайне редко. В основном, если угроза касалась целого мира.
Но наш случай был частным и на такой масштаб точно не претендовал. Пф, это всего лишь магическая завеса над городом! Сами справимся.
— Чтобы сотворить такое, им понадобился архимаг, но чтобы поддерживать завесу месяцами и постоянно расширять — архимагов должно быть много, — прищурился я, разглядывая прозрачный, похожий на мыльный пузырь, купол с красными всполохами на нем. — На стороне Лессандрии все чернокнижники Синегорья, а может быть, даже высокогорные эльфы. Интересно, что он им такое пообещал, чтобы они согласились?
Диверли лишь покачал головой и отправился раздавать приказы об отступлении корпуса.
Два дня назад завеса вновь начала раздвигаться, и нам опять придется отвести войска, если не хотим, чтобы солдат накрыло во сне испепеляющей волной.
Проклятые лессандрийцы нашли способ одолеть нас без боя! Это выводило из себя.
Я жаждал битвы. Бездействие сводило с ума. Этот месяц стал для меня крайне тяжелым во всех смыслах.
Сафир Астен исчезла без следа. Та ссора в моем шатре стала переломной.
Все же было хорошо? Мы ведь поладили той ночью, я видел это в ее глазах.
Она, наконец, реагировала на меня абсолютно правильно: таяла в моих руках, постанывала от каждой ласки, просила еще. Я мог поклясться чем угодно, что она испытала удовольствие, причем неоднократно.
Не мог забыть вкус и аромат ее бархатистой кожи: сочная черешня и нежный озёрный цветок. Ее раскрасневшееся от страсти лицо. Удивленно распахнутые, зеленые глаза, чувственно приоткрытый рот.
Нижняя губа чуть полнее верхней: мягкая как шелк, сладкая как абрикос, не оторваться, не насытиться. Никогда со мной такого не было, чтоб я не мог остановиться.
Тоненькие руки цепляются за мою шею, ноготки в экстазе царапают плечи. С губ срывается восхищенный стон, запах ее удовольствия забивается в нос, возбуждает снова. Тело дрожит, на губах — улыбка.
Так сыграть наслаждение невозможно. Истинная связь дала плоды.
Я и понятия не имел, что кого-то могу желать так сильно, что сносит крышу, и мир перестаёт существовать. Я сам, не дракон.
Она пролезла под кожу, затронула сердце, обычно равнодушное к женским особям. Ну, точно ведьма.
Такая красивая в белом свадебном платье, чувственная и одновременно невинная. Сначала напуганная, затем доверившаяся. Отвечающая на поцелуй, разделяющая каждое мое движение, будто мы едины.
Но потом она рыдала. Я всю голову сломал, почему?!
Вызвал ее к себе, хотел поговорить. Может, она объяснила бы мне, что я сделал не так. Когда я с ней закончил, она ведь была довольна!
А затем она явилась и устроила мне вальпургиеву ночь. Наговорила гадостей, что я почти увидел себя со стороны циничным и бессердечным чудовищем. Почти. Одно слово — ведьма!
Я не успел еще даже остыть после ее ухода, круша любимый стол голыми руками. А он, на минуточку, был сделан из древесины дракайны, которую даже не всякая сталь возьмет.
Разбил кулаки в кровь, так меня выбесила эта девка своей упертостью и нежеланием подчиниться!
Платье ей не понравилось, видите ли! Я искал его специально для нее. Летал в город, сам выбирал у портного, черт возьми. Не хотел, чтобы она таскала чьи-то обноски, скрывающие истинную красоту.
Этот ее «муж» — который жив до сих пор только благодаря моему терпению и самоконтролю — бесполезный и трусливый тип, совершенно ее не достойный. Он даже удержать ее в лагере не смог! Она сбежала и от него!
Я помнил этот момент слишком отчетливо: боль не давала забыть. Стол превратился в щепы, как вдруг… связь оборвалась.
Думал, я не переживу тот ужасный момент. Колени подкосились, из груди будто вырвали сердце.
Это было хуже, чем в первый раз. Тогда будто лопнула струна, а теперь — крепкий канат.
Я истекал кровью, не мог сделать вдоха. Дикая слабость разлилась по венам вместе со страхом. Гнев иссяк, внутри расширялась гулкая, одуряющая пустота.
Как она смогла? Ведь на ней — браслеты! Истинная не могла покинуть это тело, Халсьён мне обещал!
Но настоящий масштаб беды я осознал только к вечеру, когда поиски Сафир не увенчались успехом.
Попаданка ушла, но могла вернуться в любой момент — именно так проявлялась морнийская лихорадка. В следующий раз утяжелю оковы, добавлю больше магии — никуда не денется. Но…
Я весь лагерь обошел, проверил каждый уголок, каждую расщелину в земле, каждое чертово дерево! Исчезла не только попаданка. Сафир Астен тоже сбежала!
Они обе ускользнули от меня. Треклятые ведьмы.