В течение следующих нескольких дней Пинкертон несколько раз приходил к Тёо-Тёо: ему нужно было поговорить с ней о ребенке, но она отказывалась его принимать. Боль была все еще слишком свежа, чтобы вынести встречу, хотя отчасти ей и хотелось его видеть. Несмотря на всю ложь и предательство, потаенные уголки ее разбитого сердца отказывались слушать голос разума.
Ей хотелось, чтобы их корабль уплыл, увозя Пинкертона с его женой Хелен из Нагасаки: так было бы проще вернуться к разрушенной жизни. Но по какой-то причине Пинкертон отказывался покидать город.
На следующей неделе раздался знакомый стук в дверь, за ней оказался Шарплесс, пришедший к Тёо-Тёо. Судзуки не могла не впустить его, потому что он уже вошел в гэнкан.
— Все в порядке, Судзуки, — сказала Тёо-Тёо служанке, преграждавшей своим телом вход в гостиную. — Я приму Шарплесса-сан.
— Я очень вам сочувствую, — заговорил американский дипломат, едва опустился на татами в гостиной.
— Сочувствия недостаточно, и оно не кажется искренним в такой ситуации, вы согласны? — мягко ответила Тёо-Тёо, но в ее голосе прозвучала непривычная едкость.
— Вы имеете полное право сердиться, с вами нехорошо поступили, — продолжал Шарплесс.
— Да, Шарплесс-сан, мне разбили сердце и разрушили жизнь из прихоти, — ответила Тёо-Тёо голосом, полным страдания. — Так что вы правы, со мной поступили скверно.
Воцарилось долгое молчание, и, видя, как высокопоставленный чиновник американского консульства пристыженно склонил голову, Тёо-Тёо смягчилась.
— Вы пришли, только чтобы извиниться за Пинкертона? — спросила она.
Подняв голову, Шарплесс ответил:
— Да, и чтобы поговорить о будущем ребенка. Поскольку его отец — американец, он имеет право на американское гражданство, и я могу помочь ему его получить.
— Но ведь Дзинсэй живет в Японии, зачем ему американское гражданство?
— На данный момент это, конечно, верно, — ответил Шарплесс. — Но если у Дзинсэя будет американское гражданство, он сможет однажды отправиться в Америку на поиски возможностей. Я понимаю, что все это очень неожиданно, тем более вы потрясены новостями о Пинкертоне, поэтому вам, наверное, нужно время, чтобы подумать. Просто дайте мне знать, когда примете решение, Тёо-Тёо-сан. — Шарплесс допил чай, который, как принято в Японии, принесла ему Судзуки, и поднялся, чтобы уйти.
Он вышел из дома, и они услышали, как хрустит под его ногами гравий на садовой дорожке.
Еще долго после его ухода Тёо-Тёо в замешательстве сидела в гостиной, и когда Судзуки привела Дзинсэя, она так крепко обняла его, что ребенок заверещал и стал вырываться.
— Я не пущу тебя в Америку, мой Дзинсэй, — прошептала Тёо-Тёо в мягкий пушок его золотисто-каштановых волос.
Малыш, хихикнув, кивнул, словно понимал, что сердце матери разрывается от любви к нему.
В последующие несколько дней к ним никто не приходил, и жизнь в маленьком домике на холме вернулась к относительно спокойному распорядку. Но Тёо-Тёо продолжали донимать назойливые вопросы в те часы, когда все спали, а она лежала без сна, слушая, как стрекочут насекомые в саду.
Дзинсэю скоро исполнялось три года, и перед ним вставал большой вопрос будущего.
Пинкертон передал ей купчую на дом, поэтому у них была крыша над головой, но помимо этого у нее не было иных доходов с тех пор, как она оставила работу в Маруяме. Покидая ее, Пинкертон оставил внушительную сумму денег, но рано или поздно они закончатся, и теперь, когда он больше не ее муж, помощи от него ждать не приходилось.
К тому же нужно было думать о Дзинсэе: Тёо-Тёо хотела, чтобы он вырос хорошо образованным, смог уехать в Токио и получить достойную работу.
— Как же мне обеспечить Дзинсэя-тян? Где найти работу? Нужно ли мне вернуться в Маруяму и снова работать гейшей? Но если я это сделаю, как повлияет на Дзинсэя, что его мать работает в доме гейш в Маруяме? А самое главное, Дзинсэй — хафу, полукровка, примет ли его японское общество, когда он вырастет и больше не будет очаровательным малышом?
Светло-каштановые волосы и западные черты Дзинсэя уже привлекали внимание и вызывали шепотки, куда бы он ни пошел…
В голове роилось столько вопросов, а посоветоваться ей было не с кем, кроме Судзуки.
— Не волнуйтесь так, Тёо-Тёо-сан, — успокаивала ее Судзуки. — Дзинсэю всего два года, лучше сосредоточиться на каждом прожитом дне.
Но даже она слышала истории о хафу, плодах мимолетной связи чужеземных моряков с местными девушками: их дразнили за светлые волосы и они не могли найти себе места в обществе.
Тёо-Тёо хотела, чтобы Дзинсэй вырос сильным и уверенным в себе, получил хорошее образование и даже, как смела она надеяться, работу в большой токийской компании, но по мере того, как его волосы светлели, а глаза принимали ореховый оттенок, как у отца, в городе на них все чаще бросали любопытные взгляды, а то и указывали пальцами, и она все больше беспокоилась за судьбу своего малыша.
— Ты ведь не винишь меня за то, что я дала жизнь Дзинсэю? — спрашивала она Судзуки, свою единственную подругу и наперсницу. — Я и не предполагала, что все будет вот так. Я думала, его отец Пинкертон будет жить с нами, мы будем семьей, и Дзинсэй сможет рассчитывать на защиту отца и поддержку американской общины, если его не примут японцы! Я думала, если Пинкертону когда-нибудь придется вернуться в Америку, он возьмет меня с Дзинсэем с собой, и поэтому стала ходить в библиотеку американского консульства, чтобы узнать об этой стране все, что смогу. Я узнала, что Америка не настолько связана традициями и национальной принадлежностью, как Япония, что там живут и работают вместе совершенно разные люди. В этой стране полно таких же «хафу», как Дзинсэй, они приняты в обществе и даже получают хорошую работу! Вот чего я хочу для любимого сына, Судзуки, но не знаю, примут ли его когда-нибудь в Японии, а если не примут, то что с ним станет? Я всего лишь женщина без влияния и положения в обществе, как мне его уберечь? Как мне сделать так, чтобы он пошел в хорошую школу, в хороший университет и получил работу в большой компании хотя бы здесь, в Нагасаки? Ему нужна поддержка отца, но в Японии ее у него никогда не будет.
— Дзинсэй-тян еще совсем маленький, так что, может быть, не стоит заглядывать так далеко вперед, Тёо-Тёо-сан, — ответила Судзуки. — Ведь что угодно может случиться, вдруг вы найдете хорошего человека, который станет отцом Дзинсэю-тян и позаботится о вас обоих?
Тёо-Тёо покачала головой:
— Нет, Судзуки-сан, я сомневаюсь, что когда-либо снова выйду замуж: ни один мужчина не захочет стать отцом чужому ребенку, особенно хафу! Но ты права, Дзинсэй-тян еще совсем малыш, у нас достаточно времени подумать о его будущем. Через несколько дней корабль Пинкертона покинет Нагасаки, мы забудем о нем и его жене и продолжим нашу мирную жизнь.
В маленьком доме на вершине холма воцарилось спокойствие, его обитатели погасили огни и легли спать.
Единственным звуком в наступившей тишине остался мягкий мелодичный голос женщины, напевающей колыбельную своему ребенку…