Настоящая история мадам Баттерфляй

ГЛАВА 11

Но мир недолго длился в маленьком доме на холме. Несколько дней спустя, когда Тёо-Тёо ухаживала за маленьким огородом, который они с Судзуки разбили в саду, на гравиевой дорожке послышался хруст шагов. Обернувшись, Тёо-Тёо увидела перед собой Хелен, высокую американку, жену ее «мужа».

Тёо-Тёо застыла, все ее тело обратилось в лед, и тяжелые садовые ножницы медленно выскользнули из ее рук на землю.

— Простите, что вот так заявляюсь к вам, но я не знала, как еще встретиться с вами, чтобы поговорить, — сказала женщина на удивление мягким и добрым голосом.

От этой неожиданной мягкости на глаза Тёо-Тёо навернулись слезы, вызванные странностью ситуации: она стояла лицом к лицу с женой своего «мужа», не чувствуя при этом никакой враждебности.

Она уже отвернулась и хотела было уйти, но следующие слова Хелен остановили ее:

— Я пришла поговорить с вами о будущем мальчика и сделать предложение.

Будущее Дзинсэя в Японии последнее время постоянно занимало мысли Тёо-Тёо, поэтому она медленно остановилась и повернулась к высокой американке.

Хелен мысленно вздохнула с облегчением: она надавила на нужную точку — великую любовь матери к ребенку — и, несмотря на опасения Бенджамина, еще могла добиться желаемого.

Она не поленилась изучить судьбу детей-полукровок в Японии и знала, что традиционное японское общество отвергает их. Только с помощью этого довода можно было убедить Тёо-Тёо отдать ребенка, чтобы он рос в Америке, где сможет жить свободно и у него будут хорошие перспективы.

Голос подвел Тёо-Тёо, и она молча показала женщине, чтобы та проследовала за ней в дом.

В соответствии с традициями японского гостеприимства любой, кого пригласили в дом, был гостем, поэтому, несмотря на свое отношение к незваной гостье, Судзуки подала зеленый чай и маленькую тарелку с рисовыми пирожками.

— Простите, что вот так заявилась, но Бенджамин послал меня поговорить с вами о его сыне — кажется, вы назвали его Дзинсэем? Конечно же, он переживает за своего ребенка, и хотя я понимаю, как вы относитесь к нам после случившегося, ведь я тоже женщина, не забывайте, дело не в том, что будет лучше для него, меня или вас, — заговорила Хелен. — А в том, что будет лучше для невинного малыша, родившегося ни тут, ни там, и в этом нет его вины. Мы с Бенджамином знаем, что дети родителей разной национальности сталкиваются с дискриминацией в японском обществе, и нас беспокоит, как сложится жизнь Дзинсэя, если он будет расти здесь.

Хелен замолчала, чтобы дать побелевшей Тёо-Тёо время переварить услышанное, и та не сразу нашла в себе силы ответить.

— Что вы говорите? — прошептала Тёо-Тёо. — Вы с Пинкертоном-сан хотите забрать Дзинсэя в Америку?

— Его отец считает, что так будет лучше для его будущего, — твердо ответила Хелен, несмотря на комок в горле. — В Америке много разных национальностей и культур, поэтому Дзинсэй не будет казаться белой вороной. Мы с его отцом происходим из хороших семей и сможем предоставить ему отличное образование в лучших школах и университетах страны. В Америке Дзинсэя ждет счастливое будущее со множеством возможностей. А в Японии, как я слышала, детям-полукровкам нет места, поэтому Бенджамин умоляет вас отпустить Дзинсэя с нами в Америку.

При виде того как Тёо-Тёо медленно покачала головой, у Хелен упало сердце.

— Отослать своего ребенка на другой конец света в Америку с незнакомыми ему людьми? — прошептала она, и из глаз ее хлынули слезы страдающей матери, оставляя на татами мокрые пятна.

Даже Хелен была тронута горем Тёо-Тёо и пожалела, что приходится действовать так жестоко. Возможно, зря они все это затеяли, нужно отступить и поскорее вернуться домой.

К своему удивлению, Хелен по-настоящему переживала за этого мальчика, которого никогда не видела, и беспокоилась, как же он будет расти в Японии, непохожий на окружающих, без защиты и наставлений отца, с сомнительными перспективами хорошего образования. Что станет с этим ребенком-хафу, рожденным при таких неудачных обстоятельствах?

Но его матерью была эта юная несчастная девушка, и Хелен знала, что никто не сможет забрать у нее ребенка без ее согласия. Да, она попыталась, теперь придется сказать Бенджамину, что она не смогла отобрать ребенка у матери, хотя и не сомневалась, что его будут любить, пестовать и он получит все, что могут дать деньги и любовь в Америке. Хелен не могла иметь собственных детей, но понимала и уважала глубокую нерушимую связь между матерью и ребенком, рожденным из ее утробы.

Повинуясь инстинкту, она протянула руку и на мгновение приобняла Тёо-Тёо как женщина, понимающая боль и страдания другой женщины, а потом отпустила.

— Все в порядке, — сказала Хелен. — Если вы не в силах отпустить Дзинсэя так далеко от себя, никто не вправе вас винить. Бенджамин просто хочет, чтобы его сын рос в стране, где сможет гордиться собой и быть уверенным в своих силах, но вы его мать, мы не можем забрать его без вашего согласия. Наш корабль отплывает в Америку через три дня, поэтому, если передумаете, известите нас через Шарплесса. Спасибо, что приняли меня в таких обстоятельствах, и простите за боль, что мы вам причинили. Мне очень жаль, правда, что все так получилось, Тёо-Тёо-сан.

Что-то в простодушной невинности и доброте этой девушки, которая еще недавно сама была ребенком, а теперь стала матерью-одиночкой, тронуло Хелен, и каждое произнесенное ею слово было искренним. На мгновение она ощутила гнев и презрение по отношению к Бенджамину Пинкертону: он не должен был трогать эту юную доверчивую девушку и рушить ее жизнь! В конце концов, полно более искушенных женщин, с которыми можно было закрутить роман и изменить невесте!

Она услышала, как из соседней комнаты донеслось агуканье малыша, и ее сердце сжалось от нестерпимого желания. Чего бы только она ни отдала, чтобы взять ребенка на руки и увезти в Америку, где всю жизнь будет любить и защищать его!

Не доверяя своему голосу, Хелен встала и как можно скорее вышла из дома. Она всегда мыслила практично, но сейчас настала одна из тех редких минут, когда ею овладели эмоции. Один мужчина предал сразу двух женщин, и после встречи с Тёо-Тёо она уже никогда не сможет относиться к Пинкертону как прежде.

Она останется с ним ради выгод брака и поддержания респектабельного образа в обществе, но отныне все изменилось. В тот день, когда Хелен Пинкертон увидела, как беспомощно рыдает юная мать, что-то в ней надломилось.

А оставшаяся в доме Тёо-Тёо отпустила на волю сдерживаемые чувства и предалась безутешным рыданиям. Вбежавшая Судзуки воскликнула:

— Тёо-Тёо-сан, что случилось?

Потом, отбросив притворство, покаянно повесила голову: не время сейчас было соблюдать приличия и заставлять хозяйку пересказывать мучительный разговор с американской дамой.

— Не нужно ничего говорить, я все слышала из соседней комнаты, — сказала Судзуки. Она заламывала руки, явно пребывая в том же волнении, что и ее госпожа. — Не знаю, что сказать, что сделать. Возможно, нам стоит поговорить об этом после ужина, когда Дзинсэй ляжет спать. К тому времени мы обе успокоимся, у нас прояснится рассудок. Мать всегда говорила, что негоже обсуждать печальные, но важные вещи, когда ты расстроен и не можешь мыслить здраво.

Тёо-Тёо кивнула, и без дальнейших слов они принялись за приготовление ужина, превозмогая чувства, кипевшие в участницах этой семейной драмы, а Дзинсэй тем временим играл своими деревянными игрушками.

Судзуки стала скорее близкой подругой и верной компаньонкой, нежели служанкой, и каждый вечер ужинала вместе с Тёо-Тёо. Обычно их ужин проходил весело, они много болтали и смеялись, но сегодня ели тихо и серьезно, и даже Дзинсэй, будто почувствовав мрачное настроение взрослых, заснул на своем маленьком футоне без обычных капризов. Он даже не стал требовать, чтобы мать спела ему его любимую колыбельную.

— Судзуки, скажи, что мне делать, — наконец заговорила Тёо-Тёо с блестящими от слез глазами. — Хелен права: в Америке к Дзинсэю не будут относиться с предубеждением оттого, что он хафу. Он получит лучшее образование и возможность работать. Кто в Нагасаки, кроме очень богатых и влиятельных семей, может послать ребенка в Америку? Более того, здесь Дзинсэю придется расти в обществе, не принимающем его, потому что он хафу, и у него не будет отца, который мог бы защитить его и направить. Но как мне отпустить ребенка в такую далекую страну? Увижу ли я его снова, обниму ли? И все же не будет ли эгоизмом лишить Дзинсэя этой возможности, лишь бы он остался со мной? Что за жизнь ждет его, хафу, в Японии? Скажи мне, Судзуки, скажи, что делать… я совсем запуталась!

Судзуки понимала мудрость доводов Тёо-Тёо-сан, но была простой служанкой, не знала, какой совет дать госпоже, и поэтому сказала первое, что пришло в голову:

— Лучше всего было бы, если бы вы поехали с Дзинсэем в Америку.

Тёо-Тёо печально покачала головой.

— Нет, это невозможно! Пинкертон-сан теперь муж Хелен, они не захотят, чтобы я была рядом. Если я решусь отпустить Дзинсэя с ними, то должна быть готова надолго, а то и навсегда с ним расстаться. Моя единственная надежда в том, что когда-нибудь сын узнает, на какую жертву пошла его мать, и вернется, чтобы увидеться со мной перед моей смертью. А если я не отпущу его, то Дзинсэю придется расти, играя на задворках Маруямы, и я не смогу обеспечить ему достойное образование и жизнь.

Тем вечером Тёо-Тёо легла спать, так и не приняв решения: она постелила свой футон рядом с Дзинсэем, чтобы класть на него руку ночью, и долго смотрела на своего ребенка, пока, измученная, не провалилась в глубокий сон.

Проснувшись поутру, Тёо-Тёо обнаружила на подушке мокрые пятна: должно быть, она плакала во сне, настолько мучителен был выбор — отдать своего ребенка, чтобы обеспечить ему лучшее будущее где-то на краю землю, или обречь на жизнь полукровки в традиционном японском обществе.

Два десятилетия спустя молодой человек со светло-каштановыми волосами лежал, сжимая стопку писем, на своей кровати в каюте корабля, постепенно приближающегося к Японии. С затуманенным взглядом он думал о том, как невыносимо страдала его мать, сама недавний ребенок, когда на корявом английском поверяла бумаге рассказ о великой жертве, на которую пошла ради своего сына, в надежде, что когда-нибудь, возможно после ее смерти, эти письма каким-то образом попадут к нему и он узнает правду.

Мать не бросила его, а пожертвовала собственным счастьем, чтобы он вырос сильным и уверенным в себе молодым человеком с прочным положением в обществе.