ГЛАВА 20

К облегчению Тёо-Тёо, Накадзима сдержал слово и предоставил ссуду вовремя. Безо всяких обиняков он напомнил Тёо-Тёо, что она выразила намерение выйти замуж в скором будущем и должна сдержать обещание.

— Не знаю, что не так с Накадзимой-сан, — пожаловалась Тёо-Тёо после того, как выпроводила его из дома с поклонами и туманными заверениями, что сдержит слово. — Он одержим желанием выдать меня замуж и отказывается признавать поражение!

— Ну, на то он и брачный посредник! — ответила Судзуки с искрящимся весельем взглядом, и Тёо-Тёо залилась счастливым смехом человека, которого наконец-то покинула печаль. — Упорство у них в крови!

Тёо-Тёо была в хорошем настроении, потому что утром пришла новая фотография Дзинсэя и Шарплесс передал ее ей. На этом снимке счастливый маленький мальчик играл в мяч с двумя друзьями в саду. Прежде чем добавить фотографию к растущей стопке изображений ее утраченного чада, Тёо-Тёо долго разглядывала ее с гордостью матери, наблюдающей за продвижением сына довольно странным образом — со стороны.

На следующий день, осмелев от того, что Накадзима дал ей ссуду, Тёо-Тёо отправилась к владельцу маленькой лавки, живущему на соседней улице, где у него был популярный магазин сэмбэй — японского рисового печенья.

Когда она подошла к магазину, перед ним уже выстроилась длинная очередь, и Тёо-Тёо пришлось прождать целый час, прежде чем ей удалось поговорить с владельцем. Она была не против подождать, это дало ей время успокоить нервы.

Мурата-сан был печальным человеком средних лет, который по какой-то причине никогда не смотрел в глаза собеседнику.

Эта привычка отводить глаза лишила Тёо-Тёо самообладания, но она слишком горячо желала заполучить его помещение, поэтому все равно изложила свою просьбу.

— Мурата-сан, я пришла попросить вас сдать мне ваш магазин, тот маленький в соседнем переулке: я хочу открыть там ресторан американской кухни, — заговорила она, пытаясь поймать взгляд Мураты.

Прошло несколько минут, во время которых Мурата молчал, а сердце Тёо-Тёо билось так быстро, что ей казалось, будто ее вот-вот хватит удар. Возможно, ошибкой было приходить сюда одной, возможно, нужно было уговорить миссис Синклер пойти с ней, чтобы предложение выглядело более солидно. В конце концов, весь Нагасаки знает, что она работала гейшей в Маруяме…

Тёо-Тёо уже собралась встать, чтобы уйти, когда Мурата поднял голову, посмотрел куда-то поверх ее головы и ответил:

— Помещение очень маленькое, и, по правде, мне уже давно не удается его никому сдать. Поэтому, если докажете, что в состоянии платить за аренду раз в месяц, забирайте.

Сердце Тёо-Тёо радостно подскочило, и она торопливо ответила:

— Можете в этом не сомневаться, Мурата-сан. Я получила финансовую поддержку от Хироси Накадзимы, очень состоятельного человека, как вам, наверное, известно, и совершенно уверена, что ресторан принесет прибыль. Знаете, сколько американских моряков, скучающих по домашней еде, прибывает сюда каждый день?

Слова о финансовой поддержке состоятельного Накадзимы тотчас убедили Мурату, и без дальнейших проволочек сделка была заключена. Все получилось неожиданно легко, и Тёо-Тёо сочла это хорошим предзнаменованием.

Через несколько дней она получила ключи от магазина и поняла, что Мурата-сан был прав. Лавка была совсем крошечной: с помощью Судзуки ей удалось вместить туда лишь оборудование для готовки да несколько столов со стульями, часть из которых пришлось поставить на улице.

Миссис Синклер приняла известие об уходе Тёо-Тёо из школы с великодушием и даже предложила помочь навести последний лоск в ресторане, насколько позволяло крошечное пространство.

— Музыка, нам нужна музыка, старое доброе кантри и ковбойские мелодии, чтобы парни возвращались сюда не только ради еды, но и послушать родные песни, — заявила она.

— Я согласна, но где нам найти такую музыку в Нагасаки? — запричитала Тёо-Тёо.

Миссис Синклер ничего не ответила, но на следующий день вернулась, вооруженная старым, видавшим виды граммофоном и потрепанными пластинками. Их вид не внушал доверия, но когда граммофон завели, они, ко всеобщему удивлению, воспроизвели вполне приличную, пусть и с некоторыми помехами, музыку! Это, несомненно, придало ресторану особую атмосферу.

— Теперь надо избавиться от японских раздвижных окон из рисовой бумаги, слишком уж не по-американски они выглядят, — объявила миссис Синклер. — А вместо них повесим вот это!

Она извлекла на свет хлопковые занавески в красно-белую клетку, которые лично сшила для ресторана несколько дней назад, и с веселым смехом они их закрепили на окне. С колышущимися на ветру яркими занавесками ресторан и правда стал походить на закусочную из маленького американского городка, изображение которой миссис Синклер показывала Тёо-Тёо на прошлой неделе.

— Спасибо, миссис Синклер, — прошептала Тёо-Тёо, тронутая интересом американки к ее затее, хотя многие отнеслись к ней с пренебрежением, как к безумству девчонки, не способной пережить, что ее бросил муж-американец.

Почти все в Нагасаки знали историю о том, как гейша из Маруямы «вышла замуж» за американского морского офицера Бенджамина Пинкертона, а потом он бросил ее и увез их сына с собой в Америку.

Тёо-Тёо держалась стойко, не склоняя головы и стараясь не обращать внимания на перешептывание, которое, как она знала, преследует ее повсюду.

Именно эта сила духа вызвала уважение миссис Синклер и побудила американку поддержать Тёо-Тёо в ее решимости сохранить память о ставшем американцем сыне в его родном городе, Нагасаки, единственным способом, который был ей доступен.

Наградой за ее усилия стала реакция Шарплесса, когда его попросили высказать свое мнение.

— Боже правый! — воскликнул он. — Кто бы мог подумать — этот ресторан будто перенесся прямиком из маленького американского городка. И теперь стоит как ни в чем не бывало среди традиционных японских идзакая[16] и других питейных заведений Нагасаки!

Тем вечером Тёо-Тёо с Судзуки поспешили домой, волоча деревянную вывеску, которую кто-то бросил у магазина в конце улицы. По дороге они купили белую, красную и синюю краски — цвета американского флага, который они видели в кабинете Шарплесса.

Они всю ночь не спали, работая над вывеской, и не останавливались, пока не покрыли выцветшую доску ярким калейдоскопом красных и синих букв на ослепительно белом фоне, гласивших: «Американский ресторан Тёо-Тёо».

Судзуки, на удивление более художественно одаренная из них двоих, добавила внизу красно-синюю бабочку.

— Потрясающе! Вы будто делаете заявление, подписавшись бабочкой, — сказала миссис Синклер, когда ей показали вывеску.

Тёо-Тёо не совсем поняла, что она имеет в виду, но слово «потрясающе» ободрило ее. Новообретенная уверенность помогла ей отбросить сомнения, нашептывающие, что ее затея безрассудна, что она слишком поторопилась даже думать о том, чтобы открыть ресторан, когда у нее едва хватает на это средств.

Но миссис Синклер заявила:

— В жизни каждого есть момент, когда нужно просто взять и сделать. Возможно, для вас, Тёо-Тёо-сан, он наступил сейчас!

Миссис Синклер пошла еще дальше и сделала щедрое пожертвование, или, как она это назвала, «начальное вложение», чтобы обеспечить Тёо-Тёо хороший старт, за что та была ей весьма благодарна.

Следующие несколько дней они провели, доводя до совершенства каждое блюдо в меню, и закончили, только когда миссис Синклер с Шарплессом все попробовали и объявили, что они удовлетворили бы самых взыскательных едоков во всей Америке.

В день, когда вывеска ресторана была установлена, сердце Тёо-Тёо переполняла гордость, и она прошептала, прижимая к себе фотографию Дзинсэя:

— Это все для тебя, Дзинсэй! Я живу и открываю этот ресторан лишь для того, чтобы дождаться вашего с отцом возвращения, сынок. Теперь у вас обоих будет кусочек Америки в Нагасаки! Возможно, тогда вы будете счастливы и останетесь здесь навсегда! Я хочу, чтобы ты гордился своей японской матерью, Дзинсэй!

Шарплесс только что передал ей еще одну фотографию, полученную от Нэнси, на этот раз — слегка размытое изображение взъерошенного Дзинсэя с отцом. Тёо-Тёо сочла, что это хороший знак — получить фотографию в день, когда над рестораном появилась вывеска; теперь они точно исполнят ее мечту и вернутся в Японию.

С новым, почти лихорадочным пылом она ускорила приготовления, чтобы открыть ресторан до начала весны, когда в Нагасаки начнут во множестве прибывать американские корабли.

Судзуки часами раздавала в порту и его окрестностях листовки на японском и английском, написанные с помощью миссис Синклер. Даже у местных открытие ресторана вызвало живейший интерес, и они забросали Судзуки вопросами. На ведущей к ресторану улице царило праздничное настроение, толпы людей собрались взглянуть на новое заведение в городе.

Если Тёо-Тёо и испытывала тревогу, что не сможет привлечь достаточно посетителей, вскоре ее тревога рассеялась. Едва появилась вывеска и разнесся слух, что в городе открывается американский ресторан, как толпы истосковавшихся по дому матросов повалили «к Тёо-Тёо» (как говорили они между собой), и зачастую им приходилось стоять в очереди, чтобы сесть за один из шести столиков, которые удалось втиснуть в крошечное помещение. Те, кому посчастливилось заполучить столик со скатертью в клетку, залитый мягким сиянием свечи, — подарок от уважаемой миссис Синклер — считали себя везунчиками!

В первый вечер явилось стольку народу, что пришлось, дабы не нарушать данного Тёо-Тёо обещания пускать всех, занять столики в соседнем пабе, и посетители ели за ними стоя.

— Мне не нравится, что мы заставляем гостей стоять, — пожаловалась Тёо-Тёо Судзуки.

— Но ведь они сами на это согласны, чтобы не ждать несколько часов, когда освободится стол, и потом, главное для них — еда, особенно для молодых! — ответила Судзуки, и Тёо-Тёо вынуждена была смириться.

Следующие два месяца превзошли скромные надежды Тёо-Тёо на медленный, но верный приток посетителей и постепенное формирование группы постоянных гостей. Почти каждый вечер возле ресторана выстраивалась длинная очередь.

Тёо-Тёо и Судзуки готовили почти без остановки, но их сытной американской еды не хватало, чтобы наполнить голодные желудки скучающих по родине юных моряков. Чем больше они готовили, тем больше появлялось посетителей, и спустя всего три месяца после открытия они решили, что пора расширяться и найти кого-нибудь в помощь с готовкой и подачей блюд.

То, что началось как мечта матери сохранить связь со своим утраченным ребенком через важную черту его жизни — еду новой страны, Америки, — неожиданно для Тёо-Тёо стало стремительно превращаться в процветающий бизнес.

К ее облегчению, миссис Синклер нашла для них у себя в школе девушку по имени Сэйко, которая обладала зачаточными знаниями о западной кулинарии и после обучения смогла за небольшое жалованье помогать на кухне.

Толпы иностранных моряков и шум по вечерам были не по нраву владельцу соседней лавки, где продавался тофу, и он, стиснув зубы, согласился уступить свое помещение Тёо-Тёо, чтобы она смогла расширить ресторан.

Бизнес разрастался с такой умопомрачительной скоростью, что даже Шарплесс с миссис Синклер были удивлены.

— Кто бы мог подумать? Честно говоря, когда вы в первый раз упомянули об открытии ресторана, у меня возникли сомнения, но посмотрите на это место теперь, всего полгода спустя! — заметил Шарплесс. — Я искренне восхищен, Тёо-Тёо-сан!

— Спасибо, — ответила Тёо-Тёо. — Мы не смогли бы этого сделать без вашей с миссис Синклер помощи и поддержки. Я никогда этого не забуду!

Тем вечером она рассказала в очередном письме сыну о событиях дня.

Дзинсэй, сынок, окаа-сан открыла американский ресторан, чтобы он напоминал мне о тебе, чтобы я могла быть частью твоей жизни, и он стал очень успешным. Я хочу, чтобы ты был счастлив и гордился мной, когда однажды вернешься в Нагасаки!

Как и всегда, Тёо-Тёо убрала письмо в особый ящичек, где хранила все письма сыну, и в сердце у нее впервые за долгое время воцарился покой.

Она пошла домой через порт, оставив Судзуки закрывать ресторан на ночь, и стала смотреть на огни кораблей, более чем когда-либо уверенная, что Пинкертон и Дзинсэй вернутся.

Гейша из Маруямы стала успешной деловой женщиной и наконец-то получила признание!

Загрузка...