(не) Жена для огненного ректора

ГЛАВА 30

Мне снился сон. Очень странный сон, жуткий, пугающий, почти настоящий кошмар. Перед внутренним взором встаёт лицо Арэна — безжизненное, спокойное. К чему бы это? Смерть… В Таро она символизирует перерождение, обновление, а в сонниках бабушки говорилось, что это вообще к свадьбе. Что за бред? Поворачиваюсь на бок, решаю, что позже разберусь с этим, а может вообще забуду. Не открывая глаз, пытаюсь на ощупь дотянуться до часов на тумбочке, но не нахожу их. Постель какая-то другая, мягче, и пахнет иначе. Я потягиваюсь и наконец открываю глаза, сажусь на постели.

Сначала ослеплённая, щурюсь, пытаясь сфокусироваться на окружающем. Голова такая тяжёлая, а зрение никак не хочет фокусироваться. Я моргаю несколько раз, смотря перед собой, и ко мне приходит осознание: я в спальне Арэна. И это значит, что вчерашние события произошли на самом деле. Я тихо стону и падаю обратно на кровать, закрывая лицо руками. Мысли и чувства накатывают моментально — от ужаса до недоумения, от облегчения до внутреннего шока.

Почти сразу дверь спальни открывается, и спокойный голос Арэна разрывает тишину.

— Проснулась?

Как вовремя. Вопрос риторический, поэтому я молча убираю одну руку от лица и приоткрываю один глаз. Он стоит в дверном проёме, с наполовину расстёгнутой рубашкой, в свободных тёмных штанах, с волосами, собранными в небрежный пучок, и с кружкой чая. Делая глоток, мужчина внимательно смотрит на меня и ждёт ответа. Но я молчу.

Не дождавшись, ректор подходит ближе, ставит кружку на прикроватную тумбочку и садится на край кровати рядом, также не проронив ни слова. Взгляд его тёмных глаз почему-то не кажется тяжёлым. Скорее изучающим, как будто он пытается понять моё состояние. А я и сама не понимаю, сознание спутанное, туманное. Наверное, зелье было слишком сильным.

Я снова закрываю лицо руками, не зная, что делать. Наброситься на него с вопросами прямо сейчас? Убежать? Сделать вид, что ничего не было? Все варианты кажутся неправильными, неуместными.

Он первый нарушает молчание, нежно берёт меня за руку, убирая её от моего лица.

— Как ты себя чувствуешь?

Замираю от неожиданного прикосновения, но потом убираю и вторую руку, наконец открывая глаза.

— Не знаю.

Мой голос звучит тихо, даже неловко. Понятия не имею, как я должна реагировать, учитывая все обстоятельства. Мой взгляд скользит по его лицу, и я замечаю, что ожог никуда не исчез — даже если это иллюзия. Понимая, что молчание затянулось, говорю:

— Это я должна спрашивать, как ты себя чувствуешь.

Арэн уклончиво качает головой и вздыхает. Его пальцы нежно поглаживают мою кожу, словно пытаясь успокоить — неясно только, меня или его самого. В его лице так и читается усталость, но и какое-то внутреннее спокойствие, сила.

— А почему… Почему ты не развеешь иллюзию? Я же видела тебя без ожога.

Любопытство всё-таки берёт надо мной верх, и я решаюсь спросить. Даже если неуместно, даже если он не ответит. Хотя о какой неуместности сейчас вообще может идти речь, если я лежу в его кровати, в его рубашке?

— Потому что… — он замолкает, подбирая слова, — я сам уже не помню, как выгляжу без него. Точнее, не помню себя обычным, без шрамов. Это стало моим новым отражением.

Закусываю губу, раздумывая о сказанном. Не привык видеть себя обычным? Сколько же лет он поддерживал иллюзию: пять? десять? двадцать? К тому же, какой в этом смысл, хотя бы наедине с собой? Из мер предосторожности? Почему нужно притворяться кем-то другим, кем ты не являешься? Я тут же мысленно одёргиваю себя — я не знаю его прошлого. Это его выбор, не мой, и я не имею права судить.

Моё замешательство не остаётся незамеченным. Арэн тихо говорит:

— Может, позавтракаем? — ректор наклоняется ближе и убирает несколько прядей с моего лица. — Потом поговорим.

Я качаю головой и беру его за руку.

— Нет, — поспешно отвечаю. — Я сойду с ума, если мы не поговорим прямо сейчас. Я не смогу есть, слушая, почему ты вчера…

Договорить не получилось — перед глазами вновь всплыла картина, как я вонзаю в его грудь кинжал. Сразу же зажмуриваюсь и отворачиваюсь, пытаясь прогнать мысли. Рука Арэна чуть крепче сжимает мою, и, поколебавшись, он всё-таки соглашается.

— Что ты хочешь знать?

— Всё, — отвечаю, не поворачиваясь. — Начиная с того, что произошло вчера, и до… до твоего бессмертия.

Молчание. Всё это даётся ему так же тяжело, как и мне, если не в разы тяжелее. Слышно, как он вздыхает, как проводит рукой по волосам, колеблется. Я поворачиваюсь обратно и замечаю, как маг хмурится и встаёт. Отходит в сторону и начинает говорить так, словно рассказывает старую историю.

— Я узнал о своих способностях, когда мне было тринадцать, — начинает он глухо, почти печально. — Совершенно случайно, на самом деле. Просто ушёл в лес собирать ягоды, и там на меня напал зверь… что-то вроде волка, только крупнее и свирепее. Он гнал меня по лесу, пока не искусал ноги и не прокусил шею. Я пытался отбиваться, но в то время почти не владел магией, поэтому только кричал и пытался уползти.

Арэн делает паузу, смотря в окно. Снаружи снова пошёл снег.

— Он начал раздирать меня, и я потерял сознание от боли. Когда очнулся, оказался голым и грязным, трава вокруг была сожжена. Зверя нигде не было. Вернулся домой уже под вечер, потому что постыдился идти голым через деревню. Рассказал всё матери, а она — отцу.

Мужчина останавливается и оборачивается через плечо. Его лицо не выражает эмоций, но я чувствую напряжение, словно он собирается сказать что-то важное.

— Они тогда не сказали мне правду, — продолжает он, — но я потом узнал: я феникс. Или, скорее, что-то вроде него. Я не умираю… не совсем. Каждый раз, когда моя жизнь на грани, я восстанавливаюсь, воскресаю. Но с каждым разом теряю что-то… часть своей души, себя.

Феникс? Бессмертие? Он говорит это так, будто это проклятие, а не дар. Мои мысли путаются, стараясь уложить услышанное в голове. Я же читала про них, вот совсем недавно. «Фениксы — одна из вымерших рас, последний раз наблюдавшаяся около пятисот лет назад. В своей человеческой ипостаси они были могущественными огненными магами, способными перерождаться и жить чрезвычайно долго.» Теперь всё медленно становится на свои места…

— Феникс… — эхом повторяю я, делая паузу. — Теряешь часть себя… Что это значит?

Арэн опускает голову и возвращается к кровати, присаживаясь на её край. Тянется к моей руке, вновь мягко касаясь, переплетает наши пальцы. Я не сопротивляюсь, скорее легко иду на контакт, сжимая его руку. Сейчас он кажется таким… открытым для меня.

— С каждым разом… я теряю часть своих воспоминаний, своих эмоций. Иногда это просто мелочи, иногда — что-то важное. Я могу забыть людей, моменты, чувства. Это как плата за то, чтобы вернуться.

Каково это — терять себя по частям? Жить, зная, что с каждым возрождением становишься немного меньше, чем был? Даже не могу представить этот ужас. В груди сжимается что-то тёплое и болезненное. Хочется сказать что-то ободряющее, но слова застревают в горле. Вопросов становится всё больше, но я не знаю, какие из них задавать, чтобы не ранить его.

— Как ты узнал? — спрашиваю наконец.

— Я увидел, как сгорает отец, тогда и состоялся разговор. Мы — древний род, дар или проклятие передаются через поколения. — Арэн поднимает голову и смотрит на меня, в глазах мелькает грусть. — Но я первый, кто узнал об этом на собственном опыте так рано. Остальные… обычно им проводили посвящение.

Я шумно вздыхаю, переводя взгляд на потолок. Пугает ли меня этот факт? Нет. Удивляет? Определённо. Самое страшное из сказанного — это то, что он каждый раз теряет воспоминания и частичку своей души. Мог ли он забыть о… Нет. Не хочу думать об этом сейчас.

— Раньше нас было много, — продолжает он. — Но ты, наверное, это и так знаешь.

— Да, — я тихо соглашаюсь, вновь переводя на него взгляд. — Но я не понимаю, почему сейчас это не так.

— Много веков назад нас начали истреблять. Алхимики, охотники… Хотели нашей крови, веря, что в ней скрыт секрет бессмертия. Они ловили фениксов, используя золотые сети и клетки, чтобы удержать. Использовали зелья забвения, выкачивали из них кровь, — его голос становится чуть грубее. — Многие теряли рассудок или убивали себя, не выдержав пыток. А те, кто выживал, страдали до конца своего срока и уходили навсегда.

— Срок? — не могу удержаться от вопроса. — Что ты имеешь в виду?

— Срок жизни, или срока “годности” для алхимиков. Мы живём дольше обычных магов, но наше бессмертие условно. Длина жизни в среднем — около пятисот лет. Хотя я не уверен.

Не верю своим ушам, пятьсот лет! Это больше, чем я могла бы представить, особенно в сравнении с собственной, намного более короткой жизнью. Нет, конечно, я понимаю, что существуют эльфы, способные жить до тысячи лет, но чтобы маг…

Я закусываю губу, внимательно рассматривая его — на старика не похож. Хотя откуда мне знать? Ранее я думала, что Арэну около тридцати пяти, но потом оказалось, что он был на войне двадцать лет назад. Спросить или не стоит?

— А сколько тебе? — уточняю осторожно.

Маг тихо смеётся, словно это задевает его, но в то же время забавляет.

— Я уже старик, — шутит он, но потом, заметив мою серьёзность, добавляет: — Мне около трёхсот двадцати, но точно не помню. Перестал считать после ста пятидесяти.

— Триста двадцать? — недоверчиво переспрашиваю я, ощущая, как по спине пробегает холодок.

Он кивает, снова усмехаясь. Вижу, что хотел сказать что-то ещё, но замолкает. Затем ложится на спину рядом со мной и закрывает глаза, не отпуская моей руки. Я лежу рядом, ошеломлённая, мысли крутятся вокруг одной мысли: я влюблена в мужчину, который старше меня на столетия. Это полный кошмар.

— Ты… для меня как-то староват, что ли, — бормочу я, чувствуя, как румянец заливает щеки. Не знаю, как реагировать от слова совсем.

Арэн издаёт тихий грудной смешок и, не открывая глаз, отвечает:

— Зато я опытнее сопляков.

Вот теперь мне точно нечего сказать. «Опытнее сопляков» — это он о ком сейчас? Я шумно вздыхаю и поворачиваюсь на бок, устраиваясь поудобнее. Если ещё вчера мне казалось, что Арэн восстановился полностью, то сейчас я замечаю тени под его глазами, бледность кожи и лёгкий тремор пальцев. Не думаю, что самосожжение и возрождение даётся ему так легко, как он хочет показать. Не любит и не хочет показывать слабость.

Помолчав ещё минуту, он продолжает говорить, вновь становясь серьёзным.

— Насчёт отца… Охотники нашли и его, пришли в наш дом и похитили. Я долго его искал, пытался понять, что произошло. В процессе узнавал о том, что делали алхимики — исследования, жестокие эксперименты. В итоге отец оказался мёртв, а… — маг вздыхает, делая паузу. — А мама умерла ещё раньше, когда мне было около тридцати.

Я молчу, сжимая его руку в знак сочувствия. Его жизнь, казалось бы, бесконечная, полна боли и утрат. Внутри меня поднимается волна сострадания и тоски. Хочется утешить, поддержать его, но боюсь, что мои слова окажутся пустыми и неуместными.

— После того как я нашёл нужных мне охотников и убил большинство из них в качестве мести, обо мне все и узнали. Я стал их новой целью. Было очевидно, что фениксов осталось совсем мало, может быть, единицы. Хотя не удивлюсь, если другие просто скрываются. Мир изменился, а мы стали редкостью, мифом.

Арэн открывает глаза и переворачивается на бок, подвигаясь так близко, что я могу видеть каждую ресничку. Сейчас он выглядит иначе, не таким как обычно, холодным и надменным. Теперь он настоящий, уязвимый в своей боли.

— А зачем алхимикам эликсир бессмертия? — осторожно спрашиваю я, пытаясь понять суть проблемы и продолжить разговор.

— Ну… сложно объяснить, и боюсь, что ты не поймёшь. Ты из другого мира, — отвечает Арэн с лёгкой улыбкой. — Насколько я знаю, этого жаждут как минимум несколько правителей других государств. Представь, если бы корона получила такой эликсир: вечная власть, вечное богатство, вечная сила. Кто бы этого не хотел? Это искушение, которому трудно противостоять.

Я киваю, понимая, о чём он говорит. Мир магов и людей оказывается удивительно похожим. Везде одни и те же проблемы: жадность, коррупция, стремление к власти. Мы все ищем способы получить больше контроля над своей жизнью, часто не задумываясь о последствиях. Но мир магов, с его интригами и жаждой могущества, кажется даже страшнее. Ведь если у людей возможности ограничены, то магия открывает безграничные горизонты для амбиций и злоупотреблений. Алхимики, охотящиеся за фениксами ради собственной выгоды, — лишь одно из проявлений этой тёмной стороны. И среди всего этого хаоса и насилия страдают невинные.

Арэн замечает, как я нахмурилась, и тихо просит:

— Не думай слишком много. Тебе не нужно забивать голову чужими проблемами.

— Это не чужие проблемы, — возражаю я, и тут же осознаю, что сказала. Практически призналась, что он мне важен. Спеша сменить тему, я спрашиваю: — Кто-нибудь ещё знает, кто ты на самом деле?

— Нет, — отвечает он после короткой паузы. — Каждый раз, когда появлялась угроза разоблачения, я уезжал. Менял внешность, фамилию, манеру речи, избегал публичности и так далее. Делал всё, чтобы не быть узнанным. Последний раз особенно опасно было после второй темноэльфийской. Если бы кто-то узнал, что я феникс, охотники нашли бы меня быстро. А я уже устал.

— А что случилось на войне? — осторожно спрашиваю, чувствуя себя неловко, будто веду допрос.

Арэн, казалось, на мгновение замыкается в себе, но всё же продолжает:

— Помнишь портрет в поместье Розенкранц? Тот, где изображён Кристоф, сын Иладара?

— Да, а что?

— Он умер из-за меня, — произносит ректор, и я чувствую, как мои глаза расширяются от удивления. — Я не смог его защитить.

Между нами повисает тяжёлая пауза, где я не смею что-либо сказать. Умер из-за него? В груди что-то сжалось, но я не делаю поспешных выводов, ожидая продолжения.

— Иладар был тяжело ранен и, будучи при смерти, попросил позаботиться о своём сыне. Я пытался, но всё было слишком сложно. Большая часть наших магов начала отступать, а Кристоф, самоуверенный и нетерпеливый, кинулся вперёд. Когда я пытался отбить его, всё пошло наперекосяк. Меня сильно изувечили… — Арэн замолкает на мгновение, глядя куда-то вдаль, словно вновь переживая те ужасающие события. — Изрезали половину тела, пронзили мечами в нескольких местах… Превратили меня в истекающий кровью кусок мяса.

Я жмурюсь, представляя себе эту кровавую бойню. Там было куда хуже, чем прошлой ночью, уверена. Мужчина почти сразу мягко извиняется:

— Прости за подробности. Не хотел пугать тебя.

— Всё нормально, — тихо отвечаю я, хотя внутри всё клокочет от ужаса. — Пожалуйста, продолжай.

Он окидывает меня внимательным взглядом, и после глубокого вздоха говорит вновь:

— Еле живой, я смог увести Кристофа в ущелье, где устроил пожар, пытаясь остановить дроу. Убивая большинство из них, я не сразу понял, что парень умер. Помню, как держал его на руках, проверяя пульс и дыхание. А затем — темнота. Очнулся — живой и невредимый. Дроу посчитали меня мёртвым, поэтому ушли, оставив моё тело тлеть. Осознание того, что другие маги с нашей стороны видели меня, пришло не сразу, но вовремя. Я не мог вернуться таким, поэтому я…

Его лицо меняет выражение, становясь более напряжённым, и Арэн отворачивается, словно пытаясь спрятать свою боль.

— Я решил обезобразить себя, чтобы никто не узнал, как я выжил. Обжёг лицо, травмировал плечо, живот, изрезал руки… — он говорит это спокойно, что у меня пробегает дрожь.

Он сам сделал это с собой, сознательно. Мучил себя, резал, колол. К горлу подкатывает тошнота, и я сглатываю, пытаясь не представлять дальше. Сердце в груди сжимается от ужаса, ускоряя свой темп. Как можно было пережить такое и остаться в здравом уме? Передо мной человек, который испытал на себе самые жестокие стороны жизни. И несмотря на это, он остаётся сильным, продолжает жить, защищает других.

— Арэн, — шепчу я, не зная, что ещё сказать. Слова кажутся такими бессмысленными в этом моменте. — Я… мне так жаль.

Всё, что я хочу сделать сейчас, — это обнять его, дать ему почувствовать, что он не одинок, что есть кто-то, кто понимает. Поддаваясь этому желанию, я медленно прижимаюсь к нему, утыкаясь лицом в его грудь. Арэн застывает на мгновение, не понимая, что происходит. Но затем, почувствовав мою нежность и искренность, обнимает в ответ, притягивая к себе ближе за талию. Нас разделяет лишь тонкая ткань одеяла, но я ощущаю его тепло, которое странным образом умиротворяет.

Внутри бурлит целый водоворот эмоций — боль и трепет, печаль и восхищение. Стены, окружавшие душу Арэна, рухнули, позволив мне взглянуть на глубокую боль, которую он испытывает. Теперь я лучше понимаю того, кто скрывается за ледяной стеной, отвергая все человеческие эмоции. Ему страшно, страшно подпускать людей, чтобы не потерять снова. Не могу представить, если бы такое случилось со мной. Наверное, я бы сломалась ещё в самом начале, не оставив себе и шанса, а он… А он здесь, сильный, мудрый, да, может быть, грубый, но живой.

Ловкие пальцы Арэна перебирают мои шелковистые пряди, нежно массируя голову, пока с моих приоткрытых губ не срывается тихий стон удовольствия. Какое-то время мы просто наслаждаемся близостью наших сплетённых тел, утопая в сладком утешении от разделённого тепла.

— Не жалей меня, звёздочка, — шепчет он.

— Я не жалею, — шепчу я в ответ, прижимаясь крепче к нему. — Ты не заслуживаешь всего того ужаса… А я только восхищаюсь тем, что ты это выдержал.

Все его тело вздрагивает от моих слов. Не ожидал? В напряжённой тишине проходят несколько секунд, прежде чем он произносит свой следующий вопрос, тихо и неуверенно.

— И ты… не считаешь меня жутким убийцей, уродом или кем там ещё меня называют?

Я медленно запрокидываю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Наши лица оказываются всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Тепло его дыхания опаляет мою кожу, вызывая мурашки. Мой голос неожиданно звучит как хриплый шёпот, когда я, наконец, отвечаю.

— Я никогда тебя таковым не считала.

Кажется, мои слова — это всё, в чём он нуждался. С тихим стоном Арэн наклоняется ко мне и оставляет на моих губах обжигающий поцелуй. Его рука обхватывает мой затылок, притягивая вплотную к себе. Из моего горла вырывается удивлённый вздох, быстро переходящий в сдавленный стон, когда я так же пылко отвечаю.

Все вокруг снова меркнет. А всё, что остаётся, — это наши тела, прижатые друг к другу, чувства, отравляющие и разжигающие что-то первобытное внутри, наши сердца, бьющиеся в унисон. Любовь, ненависть, боль — мне плевать. Мне нужен только он, здесь и сейчас. Не думать, не анализировать, не вспоминать его грубые слова, а чувствовать.

Мои губы мягко раздвигаются под его требовательным давлением, позволяя горячему языку проникнуть внутрь и сплестись с моим. Жарко, мне так жарко, что я забываю дышать от страсти. Вот я уже сама прижимаюсь сильнее, пока мои руки исследуют незнакомый рельеф его тела. Пальцы скользят под ткань его полурастёгнутой рубашки, ощущая тепло и твёрдость мышц его груди.

Арэн вздрагивает под смелым прикосновением, но не отталкивает. А я принимаю это как молчаливое согласие, продолжая поглаживать гладкую кожу. Мои руки находят пуговицы, и, ни секунды не сомневаясь, я медленно расстёгиваю несколько из них, желая добраться до его живота. Мужчина резко опускает руку и хватает моё запястье, уводя его в сторону. Нехотя отрывается от моих губ, и, наклонившись, ректор шепчет мне на ухо:

— Не надо.

Я молчу, всё ещё тяжело дыша. «Не надо». Так глупо, ведет себя как застенчивая первокурсница, зажатая у стены. Не надо — потому что он действительно не хочет? Или боится?

— Почему?

— Не сдержусь, — хрипло отвечает он, опаляя моё ухо горячим дыханием. — Тебе нужен не я.

Эти слова бьют в самое сердце. Он так и не понял, или только притворяется? Или есть другая причина? Всё-таки женится? А всё это — безумный фарс, где он хочет лишь моё тело…

Сложно, тьма как сложно, и я снова не знаю, что думать. Ещё десять минут назад он раскрыл мне душу, рассказал свою историю, но сейчас строит новую великую стену между нами.

Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы видеть его лицо, и несколько колеблюсь, прежде чем серьёзно спросить:

— Ты женишься?

Простой, прямой вопрос, на который я должна знать ответ. Если да — я прямо сейчас встану и покину его спальню. Если нет — я поцелую его снова.

— Что? — мужчина реагирует острее, чем я ожидала, и его голос громко разносится по маленькой комнате. — Нет, нет, о Мора, ты подумала, что я…

Неожиданно Арэн громко смеётся, откидываясь назад на подушки.

— Что смешного?!

— Ничего, — он поглядывает на меня, лукаво улыбаясь. — Я не женюсь, и нет никого, кого бы я хотел сильнее, чем тебя.

Хочу назвать его идиотом, но вовремя прикусываю язык, вспоминая, что скорее всего сделаю ему комплимент, чем обзову. Нужно поговорить с ним насчёт разрыва контракта, это становится невыносимым. Поэтому я приподнимаюсь на кровати и заглядываю ему в лицо.

— Тогда прекрати припираться.

И он прекращает. Быстрым движением переворачивает меня на спину, так неожиданно, что дух захватывает. Нависнув сверху, мужчина долго смотрит мне в глаза, словно раздумывает, но решается. Горячие губы снова касаются моих, уже в жадном, почти отчаянном поцелуе.

Арэн откидывает в сторону одеяло, последнюю тонкую преграду между нами. Голова кружится от желания, когда он прижимает меня к матрасу весом своего тела, не давая возможности пошевелиться. Грубые кончики пальцев скользят под свободную рубашку, касаясь обнажённой кожи моего живота. Они опускаются ниже, прослеживая округлость бёдер, и это заставляет меня глухо застонать ему в рот. Мужчина отрывается на мгновение, хрипло шепча:

— Остановиться?

— Остановись болтать.

В ответ — снова этот смех… О Пресвятые, он сведёт меня с ума!