Неаполитанские хроники

МЭР БАЙИ[44]

Я долго медлил, прежде чем рассказать эту мрачную разбойничью историю, поскольку не располагал достаточно выверенными сведениями и хотел либо самостоятельно разобраться с фактами, либо почерпнуть их из надежного источника. Теперь поставленная цель достигнута, и подробности события, о котором пойдет рассказ, известны мне из первых уст.

Десятого ноября нынешнего года разбойничья банда численностью около семидесяти человек под командованием Карло Джулиано из Кампаньолы и Доменико Фуоко из Сан Пьетро Инфине захватила небольшое селение Байя, спустившись с горы Поццилло, где на протяжении двух дней она накапливала силы для готовившегося нападения. Как только банда вступила в селение, устрашая жителей ружейными выстрелами, трубя в трубы и извергая угрозы, семьдесят разбойников разделились на три отряда: один из них оцепил селение, дабы упредить любую внешнюю атаку и дать отпор любым силам, которые могли прийти на помощь ему извне; другой, из тринадцати человек, напал на кордегардию, охранявшуюся всего лишь семью национальными гвардейцами, которые, подвергшись внезапному нападению со стороны противника, вдвое превосходящего их числом, обратились в бегство, предоставив разбойникам возможность разорвать в клочья портрет короля, украшавший кордегардию, и разбить висевший над дверью герб Италии; наконец, третий отряд, крупнее двух других, двинулся прямо к дому мэра, против которого, по всей вероятности, и было направлено это нападение, подстегиваемое какой-то личной местью.

На мысль о мести наводило в первую очередь то, что нападение было предпринято именно в обеденное время, когда, по-видимому, в доме должна была собраться вся семья; то, что в этот день в соседней деревне проходила ярмарка, притянувшая к себе часть жителей Байи, и, наконец, то, что банда решительно направилась к дому мэра, не проявляя интереса ни к какому другому жилищу.

Дом этот нужно описать отдельно, и его описание подтвердит, что мэр ожидал какого-нибудь внезапного нападения и принял необходимые меры, чтобы иметь возможность противостоять ему.

Дом состоял из двух этажей, но, поскольку он был прислонен к горе, во второй этаж можно было попасть с тыльной стороны, не пользуясь внутренней лестницей; однако над этими двумя этажами находилось отдельное сооружение в виде цитадели. Поднимались туда по узкой винтовой лестнице, посреди которой имелась дверца, откидывавшаяся вверх, словно люк огромного кошачьего лаза; дверца была дубовая, толщиной в несколько дюймов, обшитая железом и обитая крупными гвоздями. Пол внутри цитадели был выстлан гранитными плитами; там же были устроены тайники, где мэр прятал самые ценные вещи и деньги, которые в итоге, благодаря этой предосторожности, не попали в руки разбойников; и, наконец, между плитами оставили открывающиеся бойницы, через которые можно было вести огонь по нижней комнате.

Семья мэра, которая, как и предполагали разбойники, в обеденное время собралась в доме, состояла из:

мэра Скотти и его жены;

Антоньетты Скотти, дочери мэра, которая была замужем за лейтенантом национальной гвардии, звавшимся Борелли;

Томмазо Скотти, сына мэра, молодого священника лет двадцати пяти;

Луизы Скотти, сестры мэра;

снохи мэра;

четырехлетнего ребенка, внука мэра;

Филомены Борелли, золовки Антоньетты Скотти;

и, наконец, двух служанок.

Как только раздались ружейные выстрелы и послышались трубные раскаты и сопровождавшие их угрожающие вопли, мэр догадался, что угрозы эти направлены против него; домочадцы бросились ко входной двери, закрыли ее и забаррикадировали, после чего все укрылись в цитадели, причем оба мужчины, то есть мэр и Томмазо, были вооружены ружьями. Зять Борелли отсутствовал.

Разбойники, потребовав, чтобы им открыли дверь, и видя, что никакого ответа на их требование не последовало, стали крушить ее ударами топора; какое-то время дверь выдерживала этот напор, но, при всей своей прочности, в итоге поддалась. Нападающие ворвались в дом, но, когда они добрались до комнаты, над которой была сооружена цитадель, по ним выстрелили через бойницы в полу: один разбойник упал замертво, а главарь, Карло Джулиано, был ранен в руку; почти сразу вслед за двумя первыми выстрелами раздались два других, и еще один разбойник был убит, а главарь получил второе ранение, на сей раз в голову.

Разбойники отступили и решили атаковать дом с противоположной стороны, где его никто не защищал; взобравшись на балкон, обращенный в сторону улицы, они проникли в другую часть покоев и разграбили их, действуя по наущению Карло Джулиано, разъяренного болью, которую причиняли ему оба ранения.

Но, поскольку из этой части покоев нельзя было попасть в цитадель, которую защищала семья мэра, разбойники решили прибегнуть к силе огня. Они свалили в кучу весь хворост, всю солому, все дрова, какие нашлись в нижнем этаже, обрызгали их оливковым маслом, водкой и всеми горючими жидкостями, какие сумели отыскать, и, бросив трупы двух своих товарищей на этот костер, подожгли его.

Из окон цитадели мэр и члены его семьи увидели поднимающиеся вверх клубы дыма и поняли, что дом горит; с этой минуты цитадель перестала быть убежищем. Через какое-то время пламя должно было достичь ее и поглотить, как и весь остальной дом. Если они попытаются бежать, у них будет хоть какой-то шанс выжить, если останутся — не будет никакого.

Первым членом семьи, предпринявшим попытку бежать, стала дочь мэра, Антоньетта Скотти; за ней последовали священник, Луиза Скотти, сестра мэра, и, наконец, обе служанки.

Одна из них, состоявшая в услужении у Филомены Борелли, вынесла ребенка, а затем, видя, что хозяйка не появляется, сквозь огонь и дым поднялась обратно, нашла ее в бесчувственном состоянии и на руках снесла вниз.

По мере того как названные нами домочадцы мэра спускались вниз, все они тотчас же попадали в руки разбойников.

Мэр, в свой черед выбравшись на террасу, обнаружил, что дом окружен разбойниками, которые при виде него стали испускать радостные крики вперемешку с угрожающими воплями. Разбойники могли застрелить его, но вовсе не этого они хотели, они хотели, чтобы он живым оказался в их руках: «Главное не то, чтобы он умер, — говаривал Домициан, — а чтобы он почувствовал, что умирает!»

Скотти повернулся к жене, шедшей следом за ним, и сказал ей:

— Спускайся вниз и спасайся бегством! Нельзя терять ни минуты.

И в самом деле, пламя обступало их со всех сторон.

— А ты? — спросила Франческа.

— О, у меня нет никакой надежды, и по мне лучше умереть, чем попасть в руки этих людоедов.

— Тогда возвращайся в дом, — сказала ему жена, — и мы умрем вместе.

Мэр возвратился в дом, обнял благородную женщину, и они вместе, словно античные мученики, стали ждать смерти.

Медленной она была или скорой? Жестокой или милосердной? Никто не сможет сказать этого. Когда их трупы, а точнее говоря, их кости нашли, стало ясно, что они умерли в объятиях друг друга.

В четыре часа пополудни разбойники собрались и покинули селение, уведя с собой Томмазо и Антоньетту.

Антоньетте пришлось идти вместе с разбойниками до Статильяно, но там она сказала им:

— Чего вы хотите от меня? Я не дочь Скотти, я портниха из Капуи и оказалась в его доме случайно.

Поверив Антоньетте, разбойники отпустили ее; она бросилась бежать и вернулась к себе домой, в деревню Латина, где жил ее муж.

Что же касается священника дона Томмазо, то он был вынужден и далее сопровождать разбойников в их поспешном бегстве. Покинув Байю 10 ноября, во второй половине дня, весь день 11-го банда провела на горе Сан Сальваторе; вечером 11-го она снова двинулась в путь, прошла по равнине между Сан Феличе и Пьетрамеларой, два часа провела на какой-то ферме, чтобы передохнуть, после чего главные силы банды, которыми командовал Доменико Фуоко, ушли, уведя с собой пленника и направившись вначале в горы Презенцано, а затем в горы Миньяно. В итоге разбойники укрылись на чрезвычайно лесистой горе Монте Чезима и оттуда с двумя крестьянами, с этой целью и увезенными из Байи, отправили выжившим членам семьи Скотти вымогательное письмо, потребовав тридцать тысяч дукатов в качестве выкупа за дона Томмазо.

Однажды утром Доменико Фуоко, главарь банды, покинул ее, сказав пленнику, что вернется через несколько дней.

Тем временем разбойники начали играть в карты; брат главаря проиграл сорок пиастров и заплатил их, но, поскольку денег у него больше не было, он попросил своих товарищей одолжить ему такую же сумму. Товарищи ответили отказом.

Фуоко пришел в ярость, схватил ружье и бегом, с криком «Ну я вам покажу!», стал спускаться с горы.

Разбойники, а точнее говоря, часть разбойников кинулись догонять его, стреляя ему в спину.

Послышалось семь или восемь выстрелов, итога которых ни пленник, ни оставшиеся в лагере разбойники не знали; однако выстрелы откатывались все дальше и дальше.

Испугавшись, что эти выстрелы услышат солдаты, которые находились где-то неподалеку, разбойники, остававшиеся подле пленника, с криком «Спасайся кто может!» бросились врассыпную.

Дон Томмазо тоже побежал, не понимая, куда бежит, и не отставая от одного из разбойников, поскольку не знал местности и опасался заблудиться.

После часа быстрой ходьбы священник остановился, запыхавшись; он был один на один с разбойником, который остановился рядом и сказал:

— Я устал.

— Я тоже, — откликнулся священник, — идти невмоготу.

— Хочешь отдохнуть? — спросил разбойник.

— Хотелось бы, — ответил дон Томмазо.

И они сели лицом к лицу, тяжело дыша и поглядывая друг на друга.

Спустя несколько минут разбойник вдруг спросил дона Томмазо:

— Священник, хочешь сбежать?

Дон Томмазо затрепетал от радости, заверив разбойника в своей признательности, если тот отпустит его на свободу.

В ответ разбойник велел священнику идти следом за ним.

Они двинулись в путь, и спустя некоторое время разбойник указал священнику на какую-то деревню.

Они находились на том склоне горы Монте Чезима, что обращен к Миньяно и железной дороге.

— Видишь вон ту деревню? — сказал разбойник. — Это Миньяно. Тебе нужно всего лишь спуститься вниз; там ты придешь на ферму, возьмешь осла и на нем доберешься до Миньяно; вот тебе пиастр. Вспомни обо мне, если я попаду в руки правосудия, и Dio t’abbia in gloria.[45]

Дон Томмазо поблагодарил его и бросился бежать.

Неизвестно, что стало с шестью разбойниками, которые во главе с Карло Джулиано отделились от своих сообщников и двинулись в сторону Кампаньолы. Понятно лишь, что далеко Карло Джулиано уйти не мог, поскольку он был тяжело ранен.