ВОРОВСТВО В НЕАПОЛЕ

Дорогие читатели!

Не могу удержаться и не рассказать вам о том, что здесь происходит: все это чрезвычайно забавно.

В Неаполе летом попрошайничают, ну а зимой воруют.

Прежде я нередко жаловался на то, как меня обворовывали во дворце Кьятамоне, но мне рассказали, как здесь обворовывали других, и теперь у меня нет морального права жаловаться.

Но прелестнее всего в Неаполе публика, которая наблюдает за действиями вора и при этом хранит молчание, как если бы воровство было не только самым законным занятием на свете, но и самым естественным.

В этом отношении неаполитанцы похожи на спартиатов: если кража была совершена умело, они рукоплещут вору и насмехаются над обворованным.

В Неаполе, вследствие какого-то странного явления, которое могло бы сильно озадачить естествоиспытателей, если бы их попросили дать ему объяснение, указательный и средний пальцы у людей из простого народа обычно имеют одинаковую длину, но исключительно на правой руке.

Вы спросите — откуда взялась такая природная особенность?

Но это вовсе не природная особенность, дорогие читатели: дело в предусмотрительности родителей.

Когда ребенок еще пребывает в нежном возрасте, как выражаются элегические поэты, родители так упорно вытягивают ему указательный палец на правой руке, что в итоге он приобретает ту же длину, что и средний.

Это называется придать руке ребенка щипок.

Такой щипок — залог его будущности.

Обладая таким щипком, нет нужды засовывать всю руку в карман своему ближнему, чтобы вытащить оттуда его платок, или в жилетный кармашек, чтобы вытащить оттуда его часы.

Достаточно засунуть туда лишь два пальца и действовать посредством щипка.

Попытаюсь дать вам представление о кражах, совершенных за последнюю неделю.

В церкви Сант’Анна дель Палаццо, в самом густонаселенном квартале города, украли все одеяния святых, все священные сосуды и тридцать или сорок серебряных лампад, оставив лишь одну лампаду из посеребренной меди: воры хотели показать, что они не дураки.

Но погодите, вот самое интересное: с колокольни украли колокол! В такое нельзя поверить, не так ли? И даже я, находясь здесь, не верю, сколько бы меня ни убеждали.

В квартале Сан Фердинандо были ограблены еще и четыре общинные часовни.

У менялы Сиджило, с улицы Толедо, № 240, украли тысячу пиастров, пробив стену толщиной в два фута. Лаз проделали из мастерской гравера, который, уходя вечером домой, забыл запереть за собой дверь.

У часовщика Ди Франческо, чей магазин находится на той же улице Толедо, в Палаццо Старита, украли часы и разного рода ценности на общую сумму в тринадцать тысяч дукатов. Двое грабителей, повздорив на почве дележа часов, подрались у церкви Сан Паскуале ди Кьяйя; один убил другого, в то время как тот, обладая меньшей ловкостью, успел лишь тяжело ранить своего противника. Оставшегося в живых подобрали национальные гвардейцы, но он находился в бессознательном состоянии; пришлось проводить дознание. Раненый, полагая, что он при смерти, признался во всем; в преступлении оказались замешаны восемьдесят человек из всех слоев общества. Скупщиком краденого был какой-то слепец.

Грабители разобрали потолок, спустились вниз и спокойно перекусили в магазине, съев дыню и выпив бутылку вина. На месте преступления нашли дынные корки и разбитую бутылку.

Часть ценностей, похищенных у Ди Франческо, еще оставались в доме у скупщика краденого, где их и обнаружили.

В верхней части улицы Толедо, на сей раз с наружной стороны, пробили стену толщиной в пятьдесят сантиметров и украли двести двадцать штук сукна на общую сумму около десяти тысяч франков. Чтобы провернуть всю эту операцию, понадобилось не менее двух часов.

Мелом, которым хозяин лавки помечал сукно, грабители написали:


«Да здравствует неаполитанская полиция, позволяющая нам спокойно воровать!»


В чем в чем, а в неблагодарности этих господ не обвинишь.

На улице Сан Томмазо д’Акуино отмычкой вскрыли дверь табачной лавки и не оставили там ни одной сигареты.

Погодите, вот кое-что интереснее, чем все это.

В верхней части улицы Кьятамоне, где я живу, есть фонтан, скверный, как и все прочие фонтаны в Неаполе, за исключением фонтана Санта Лючии; воды в нем, естественно, нет; в Неаполе все фонтаны страдают водобоязнью, однако это не мешает тому, что их по привычке обносят железной оградой.

У каждого фонтана, обнесенного железной оградой, выставляют часового, чтобы ее не украли ночью. Фонтан Джиганте ограды не имел: идти на подобные расходы сочли бесполезным, поскольку воды в нем не было.

Однако, видя, что лаццарони уродуют мраморного гиганта, по имени которого фонтан Джиганте был назван, городские власти решили, что он будет иметь ограду, как и все фонтаны, дающие воду.

Для него была изготовлена великолепная железная ограда с золочеными пиками.

На другой день после того как ограда была установлена, возле нее средь бела дня останавливается телега, с нее сходят двое рабочих и десятник, разбирают ограду и увозят ее. Куда? Это никому неизвестно.

Хотели было свалить вину на часового.

Но ведь ему было приказано не допустить похищение ограды ночью, а не днем.

Так что часовой действовал правильно, как, впрочем, и грабители, коль скоро они добились успеха.

Однако продолжим.

Монаху-кармелиту, дону Бернардо, было поручено забрать из ломбарда бриллиантовую брошь, заложенную за тысячу скудо.

Дон Бернардо забирает футляр с брошью и кладет его в карман.

Однако в том же самом зале, где он забрал брошь, ее, благодаря ловкому щипку, у него похищают.

В полном отчаянии он просит совета у одного из моих друзей, умнейшего человека по имени Франко.

— Возвращайтесь в ломбард, — говорит ему Франко, — и наведите там справки.

И действительно, вор лишь перешел из зала, где заложенные вещи забирали, в тот, где вещи отдавали в залог, и, не зная истинной стоимости броши, заложил ее за сто скудо.

Дон Бернардо заплатил сто скудо и вернул себе брошь.

В заключение приведем поразительное высказывание неаполитанского полицейского стражника.

После знаменитого возгласа «Да умереть!» корнелевского героя яркие высказывания стали редкостью, так что будьте мне признательны, дорогие читатели, за то, что это высказывание я доведу до вашего сведения.

Тела двух утонувших англичан, а точнее сказать, англичанина и англичанки, мисс Анны Грей и мистера Керлинга, обнаружили недавно вблизи Кьяйи, связанные друг с другом двумя платками: то были отчим и падчерица.

Оба трупа, вытащенные на берег, оставались там на виду у всех, поскольку в Неаполе нет морга. Каждый мог подойти к ним и высказаться по поводу их смерти, однако для охраны утопленников был выставлен городской стражник.

Биржевой маклер, г-н Франко, тот самый умнейший человек, что дал такой отличный совет дону Бернардо, и сын английского банкира Иггульдена, в свой черед пришли взглянуть на утопленников и опознать их.

Завершив опознание, г-н Иггульден-сын засвидетельствовал, что два его соотечественника, впавшие в ужасающую нищету и получавшие кое-какую помощь от его отца, покончили с собой, чтобы не умереть от голода.

Городской стражник выслушал все объяснения г-на Иггульдена чрезвычайно внимательно, но с видом человека, который с трудом понимает услышанное.

И тогда г-н Иггульден повторил сказанное им ранее, а именно, что англичан подтолкнула к самоубийству нищета.

— Но раз они были настолько бедны, как вы говорите, то почему тогда не воровали? — недоуменно спросил городской стражник. — Неаполь ведь такой большой!

Я обещал вам яркое высказывание, дорогие читатели, и сдержал слово, не правда ли?


P.S. — В тот самый момент, когда я заканчивал это письмо, в арсенале была обнаружена пропажа двух пушек, двухсот револьверов и пяти тысяч ружей!


Загрузка...