Нечаянный колдун

15

Заканчивался третий день. Дождь не шел, он заполнил воздух. Брезент, сложенный кульком, надежно защищал от сырости голову с туловищем и горб, где скрывалось все имущество. Матвеич не стал мудрить, сплел сетчатый мешок из веревки, пожертвовал полосу брезента на лямки, зато тащить сумку, мясо, бачок и котелок стало намного удобнее. Теперь в одной руке была надежная дубинка-посох с острым концом, а в другой ружье. Но дичь не попадалась.

Тайга вымерла. Ни единого звериного или птичьего следа не попалось на глаза, хотя несколько раз открывались песчаные карманчики в заводях вдоль ручья, и чистенькие языки глинистых потеков, нанесенных временными ручейками со склонов. Склоны выполаживались, расходились в стороны. И деревья набирали силу, поднимаясь выше, толстея с каждым километром спуска. Пробираться по ручью стало легко. Если бы не болезненная пульсация в черепе и подташнивание, врач считал бы себя совсем здоровым. Но идти приходилось, чуть наклонив и повернув в сторону голову, держа ее не по ходу — тогда тошнота ослабевала.

К вечеру нашлось приличное место для ночлега. Поодаль от веселого ручья могучая ель вытеснила березняк, раскинув лапы. Быстро обрубив до ствола ветки с одной стороны и натянув полог из половины брезентового полотнища, Александр получил уютный шалаш. В нем развел маленький огонек, бросил в котелок часть грудки. Вытащил тупой столовый нож, начал точить о плоский камень. Для проверки остроты приготовил глухаря, чтобы дело шло с пользой. Надо срезать мясо с костей, так объем и вес меньше станет. Начал с пупка, который забыл отбить. Камнем основательно расплющил мускулистый комок, разрезал. Среди желтовато — коричневой трухи оказался белый окатыш с пятнышком, как глазик, и обычные камушки. Окатыш ополоснул, положил рядом с костром, ободрал пупок изнутри, спустил в кипяток. Голый скелет глухаря забросил на другой берег ручья, зверью на радость. Мясо увязал в узел и занялся изготовлением ложки.

Топором вытесал грубую заготовку, вытащил из костра уголек. Приложив к месту будущего углубления, начал дуть. Затлевшее дерево заготовки выскоблил. Снова раздул. Десяток раз — и углубление сделано. Теперь отрезать лишнее снаружи. Мучиться с тупым ножом не захотелось, достал из сумки узенький японский, со сменными лезвиями. Вот ведь хитрый народ! Казалось, что особенного — пластиковая полая ручка, и ползун внутри, выдвигающий тонюсенькую, бритвенной остроты пластинку с насечками через каждый сантиметр! А ведь никто, кроме них, не додумался!

Два сегмента лезвия все же отломились в процессе. Конечно, такой слабой стальной полоской только карандаши затачивать. Но тупой нож и скальпели с одноразовыми сменными лезвиями — еще хуже. Ложка почти готова. Сунув ее в огонь, проследил, чтобы зарумянилась равномерно. Потом оскоблил обушком столового ножа и протер брезентом.

Тут и варево подоспело. Перекидывая горячее мясо с руки на руку, Матвеич снова пожалел, что нет соли. Лучком перетрем! Мясо улеглось на угол брезента, а лук с забавным названием «слезун» заблагоухал, измельченный донельзя. Располовинив остывшую грудку в этом крошеве, он быстро сжевал безвкусное мягкое мясо. С удовольствием выхлебал бульон, хоть ложка пованивала горелым деревом.

Досушив одежду и носки, он внимательно осмотрел ноги. Намокшие ли ботинки обмялись, ноги ли привыкли, но мозоли не проступили. Вот и славно! Сметя зашипевшие остатки костра в реку, Матвеич набросал на их место толстый слой лапника, накрыл брезентом, улегся. Поворочался минуты три, умащиваясь и убирая надоедливые выступы веточек, затем начал расслабляться в густом потоке тепла с прогретой земли. Странно, тошноты во время еды он не ощутил. Да и сейчас в голове было только ощущение несвободы, ничуть не похожее на то, противное до желчи чувство. «Выздоравливаю!» — проползла мысль. Дождь шуршал, бессильно стекая по нижней веревке. Противно жужжали комары, отыскивая пути к коже лица, рук и ног, спрятанных под брезентом. Разноголосо взбулькивала струя. До настоящей воды оставалось совсем немного.