Второе нападение сломало отчужденность между врачом и остальными. Он перестал чувствовать себя пленником. Грань сместилась в другую плоскость, отделив живых от мертвых. Как все, Матвеич перешел на «ты», не заметив этого. Тем временем Лена достала водку, вместе с Арнольдом влила полстакана в Дика, выпила сама и поднесла врачу. Всё — молча. Проглотив противную жидкость залпом, Матвеич сел на скамью, стал расспрашивать десантника:
— Ты уверен, что мы правильно здесь прячемся? Может, завести генератор и направить свет на дверь. Тогда нам их будет видно, а…
— Не учи ученого, — отверг предложение Арнольд. — Противников уже нет, кончились. Да и генератор не работает.
— Ну хоть лампу туда выставить, а самим залечь за ларями, — попробовал убедить того врач. Ему казалось опаснее всего сидеть в закутке. Для боя нужен оперативный простор, а тут? Но как спорить с человеком, прошедшим Чечню? Пожал плечами, согласился. Карабин Валентина проверил, положил на стол. Арнольда тем временем растащило на разговор. Он подробно пересказал историю конфликта с ойротами, открытия лаза в пещеру, войны, которую развязал Егор. Выслушав рассказ, Матвеич покачал головой:
— А почему вы решили, что — золотая?
— Так фотографии! И будут они за простую воевать? — возмутился Арнольд.
— Если символ религии, почему нет? Да запросто! Вон, у мусульман — камень в Мекке, у христиан мощи, кусочки ковчега, щепки гроба господня. За них голову сорвут без золота. Это не аргумент.
— Подождите, Егор Васильевич говорил, в кармане стружка от статуи, — вмешалась Лена.
— Сейчас посмотрим, — врач подошел, обшарил карманы трупа. Припомнилось, что испытывал угрызения совести, снимая ботинки с ног трупа. Совсем недавно, а как смешны те переживания! Вернувшись на место, разложил находки по полу. Лампа без стекла сильно коптила. Свет голого фитиля был тусклым, но даже в нем выделялась короткая толстая стружка, сиротливо лежащая между россыпью самородков. Сравнив цвет, прикинув тяжесть и внимательно присмотревшись к срезу, Матвеич признал одинаковость металла. Арнольду изучил стружку, передал Лене. Та повертела в пальцах, присмотрелась, вернула врачу. Помолчали. Венди шептала под нос что-то невнятное, наверное, молилась. Дик, утратив интерес ко всему, даже не просил говорить на английском, просто смотрел на русскую троицу, молча переводя взгляд с одного на другого. Лена спросила его:
— Статуя была золотой, да? Это от нее Егор пробу взял?
— Я не видел, — вяло ответил Дик, но стружку тоже осмотрел.
— Куда их? — Врач сгрёб самородки в пригоршню, протянул Арнольду. Тот не ответил, оборачиваясь назад. За стеной слышалось шуршание. Здоровенный ларь начал сдвигаться. Арнольд вскочил на ноги, уперся в него, пытаясь остановить:
— Блин, да помогите же!
Врач с Леной опоздали. Мощный удар отбросил ларь на середину, и вышиб щит, закрывающий штрек. «Опять морок!» — горестно ахнул Матвеич, увидев красноватый ореол. Но колдовство на этот раз было слабенькое, даже Арнольд с Леной внутри зверовидного морока, выпрыгнувшего на свет, опознали женщину:
— Сэнди! — Три голоса слились, и вторая американка, прервав причитания, бросилась к подруге.
— Стоп, дура!
Дик и Арнольд запоздали. Венди распахнула объятья:
— Как я рада, любимая, а они говорили, что тебя убили эти…
Зомби вцепился в шею живой подружки. Матвеич успел ударить прикладом, смял голову Сэнди, но зубы она не разжала. Прокушенные сосуды на шее Венди струей извергли кровь. Бросив карабин, врач шагнул к американке, прижал артерию:
— Не двигайся!
Венди оттолкнула его. Матвеич заломил ее руку назад, второй обхватил за поясницу:
— Да помогите же, а то истечет!
Арнольд отставил карабин в сторону, сильно ударил американку в солнечное сплетение и в висок, вскрикнув от боли. Венди расслабленно обвисла. Лена подоспела на помощь. Вдвоем с врачом они уложили американку. Матвеич снова нащупал сосуд, прижал, ворча:
— Да что же они кусаться начали, совсем озверели, скоро на четвереньках поскачут, выть начнут, царапаться… Лена, дай руку, — подтащил девичьи пальцы к нужным местам, придавил, велел держать прочно, побежал за сумкой. Поймал артерию, вену, наложил зажимы. Мелкие сосудики поискал третьим зажимом, отказался — кровь почти остановилась. Достал стерильную нить с иглой, попробовал прошить и обвязать артерию. В темноте, не считать же фитилек керосинки светом? — промахнулся несколько раз. Забинтовал шею прямо с зажимами.
— Так и оставите все?
— Да, Лена, утром уже по свету обработаю, зашью. Не вижу ничего, да и руки трясутся. Дурдом какой-то, убитые оживают! Сколько это может продолжаться, Арнольд, как ты думаешь?
— А хрен знает. Все наши будут.
Голос звучал спокойно, буднично, как у работяги, привыкшего к повседневной ломовой работе. Даже дважды травмированная рука не изменила его. Матвеич проникся уважением. Этот хамоватый парень вел себя достойно, страдание одной части тела не влияло на весь организм. Арнольд был бойцом, прошедшим настоящую войну. В отличие от него и от американца, впавшего в ступор после нападения Сэнди. Дик сидел, обхватив колени. Взгляд упирался в беспамятную Венди.