— Думаете, нас сюда пустят? — задалась я вопросом, когда мы остановились у входа в весьма респектабельного вида кафе.
— Почему нет?
— От вас… пахнет.
— От тебя тоже.
— Девушкам такое не говорят.
— Ты не девушка, ты мой стажер и ученик. Идем, или твоя половина торта тебе не нужна?
Ни одна ведьма на свете добровольно не расстанется с тем, что считает своим. Тут мы немножко хоббиты.
Нас пустили. Эльф-администратор сморщил нос, но опознал Холина и проводил к столу. Некромант пошептался с обслугой, а потом нам принесли торт. На блюде красовались четыре сложенные горкой стейка, политые соусом и украшенные россыпью свежих овощей, вершину венчала горящая именинная свечка.
— Это что?
— Торт, — ухмыльнулся Холин.
— Из мяса?
— Ты не любишь торты из мяса?
— Не доводилось, но вид мне нравится. А есть повод?
— Во-первых, я голоден, во-вторых, обещал, в-третьих, у меня день рождения.
Сон в руку. А у меня подарка нет, и чем его заменить тоже. Но некромант и не ждал, он быстро поделил “торт” на половины и принялся за еду.
Во время чая я протянула ему его кольцо.
— Не вежливо дарить мне мой же артефакт.
— Просто возвращаю. За торт. Хоть моя половина и получилась как-то меньше.
— Тогда поноси еще. В порядке компенсации. — Задумался и вдруг спросил. — Поток, волна или пульс?
Я бы вскочила, не удержи он меня за руки.
— Я был в трансформации, ты меня обнимала, я слышал, как тебя тянет за порог. Отвечай мне, — его глаза мигнули холодным синим, мои руки кольнуло. — Поток, волна или пульс?
Я ответила так же, как отвечала магистру Нику в ночь гулей, и только тогда он отпустил. На коже таяли тускло посвечивающие следы от пальцев.
— Это связано с тем, что вы обещали объяснить тогда, после пустыря? Да? — отчаянно надеясь, проговорила я, ведь если это не так…
— Да. С этим. Я объясню, позже. Это тяжелый разговор… Скоро стемнеет. Доберешься сама?
— Да, мастер Холин. Спасибо за ужин.
Он остался сидеть, а я ушла. Руки все еще покалывало, и я нервно терла запястья. Артефакт Холина подмигнул зеленым, рядом, словно отзываясь, тлеющей свечой затеплился и угас серый камень в мамином кольце. До моего провала за порог кольцо не подавало никаких признаков активности, и это не нравилось мне так же, как специфическое любопытство некроманта.
До дома можно было дойти пешком, а заодно утрясти подозрительные подозрения, как у самого перехода рядом со мной остановился магмобиль.
— Детка! — заорали оттуда так, что все имеющиеся в этот момент на улице прохожие “детки” и даже один изящный сирен, обернулись. Тревожные мысли мгновенно вымелись из головы под наплывом чувства самосохранения путем попытки самоубегания, но Стефен уже облапил мой локоть и почти тащил в нору.
— Ты даже не представляешь, какое счастье, что я тебя встретил!
Сцапал он меня качественно, пришлось пригрозить вытащенным из волос ведьминским жезлом, сунутым в ребра.
— Ой, жестоокая… Давай по-дружески? — расцвел он, улыбаясь словно у зубного целителя на приеме, широко, с долей опасения.
— Что надо?
— Добудешь мне пригласительный на вампирье помолвочное сборище? — Я немного удивилась, он пояснил. — Великий дом Атрай и наша Вельта. Ну?
— Сам добывай. Или дядю попроси. Я не собираюсь подруге топляка подсовывать в день ее скорби. И так досталось.
— О да, еще как досталось, — воодушевился Стефен, — А ее саму ее же жених ранним утром из постели секретаря консула Лучезарии доставал.
— Стефен, уйди. По-дружески. Иначе…
— Иначе будет иначе, — сказал Холин.
Думаете сытые некроманты приветливее голодных? Ни разу. Наверняка пройдоха Стефен это знал, поэтому тут же оставил меня и мою руку. Мастер тут же завладел освобожденным и не слишком деликатно отвел меня подальше от дороги, поближе к витрине сувенирной лавки. Смеркалось. В витрине зажглись свет-сферы. С полочек на меня печально взирали розовощекие фарфоровые пупсы всех рас. Пухлые эльфы меня особенно позабавили. Некромант потыкал в магфоне и у бордюра опустилось такси.
— Садись, — Холин распахнул дверцу. — А мне в отделение нужно. И так опоздал.
— Как в отделение? Без меня? И у вас же день рождения!
— Именно! Я поеду в отделение без тебя и там ничего не случится, и это будет самый лучший подарок.
Кольцо так и осталось со мной. А надежда на спокойный вечер — нет. Во дворе дома торчал красный феррату, а рядом с ним — невозможно красивый и невозможно назойливый эльф.
— Альвине, — печально выдохнула я, — мне иногда кажется, что я вам что-то плохое сделала или денег должна.
— Звездочка, отчего такие мысли? — он бросился меня утешать, я выставила руки, уперлась в его грудь, но вы помните, что эльфы высокие и руки у них соответствующей длины, так что объятий избежать не удалось, а грозить дивному ведьминским жезлом было как-то некрасиво. Выпуталась и отступила подальше.
— Вы просто везде… Это очень утомительно. И всегда такой… Мне кажется, что я видела вас настоящего всего пару раз, когда вы с мастером Холином спорили в кабинете, ночью после бала и в вечер, когда темный всплеск был. Зачем вы приехали?
— Привез вашему отцу соглашение о намерениях. Вы же согласились. Я хотел вас дождаться, чтобы лично сообщить. — Эфарель вдруг куда-то дел значительную часть своей благости и теперь казался вполне обычным слегка озадаченным мужчиной. Очень красивым мужчиной, правда. И протянул мне плоскую коробочку размером с ладонь. — Это помолвочный браслет. Носить не обязательно. Вы мне действительно нравитесь, и, кажется, даже больше, чем хотелось бы.
— Как долго может длится помолвка? — спросила я, принимая футляр, чувствуя неловкость и слегка — угрызения совести.
— От двух до двадцати лет, — немного печально улыбнулся эльф.
Я так возрадовалась, что готова была его расцеловать… Пришедшая в голову идея была настолько дикой, что могла сработать.
— Альвине! — Эльф уже садился в магмобиль, я рванула к нему и мигом оказалась в его руках, но это как раз вписывалось в планы. — Альвине, поцелуйте меня!
Эфарель удивился, но не растерялся. Растерялась я. Поцелуй был хорош, с бабочками в непредназначенных для них местах и прочими неадекватными эффектами, но — не тот.
— Нет, не так, — выдала я, восстановив дыхание, — так, как за гранью.
— Прими мой свет, — чуть слышно проговорил он, коснулся пальцами век, заставляя закрыть глаза, засиял — я видела это даже зажмурившись — и снова захватил в плен мои губы.
Домой я неслась быстро, но осторожно, боясь расплескать благодать, или как оно там зовется. Даже рот боялась открыть. Тенью пронеслась по лестнице, ворвалась в комнату, где ждала странная мавка, и встала перед ней.
Свет. Ты принесла мне свет? Чтобы я могла вспомнить?
Я кивнула и позволила ей коснуться своего лица. Руки были теплыми и живыми. Она не нежить, я все делаю правильно. Ведь так?
Пришла в себя на кровати. Рядом со мной сидела красивая рыжеволосая девушка с лучистыми золотисто-карими глазами и гладила меня по волосам.
— Прости, — сказала она, — пришлось дать тебе отдохнуть. Это сложно принять и сразу отдать, я знаю. Но я не стала брать весь свет, ведь он был для тебя. Твой эльфик дорожит тобой, если столько отдал. Мой не может отдавать. Я потеряла его. Поможешь найти? У него волосы как звездный свет, и глаза — небо, он почти неживой, у него отняли свет, осталась только искра.
Она сияла и роняла слезы-искры с пушистых ресниц, улыбалась, сияла и плакала.
— Он хотел найти всех, кто с ним так сделал, но он плохо подумал, зло. Отнял свет у живых. У людей. И его забрали. Помоги мне найти мою искру. Моего Тинве.
— Кто ты?
— Он звал меня Алассе, мой эльфик. Это значит радость. Я вспомнила другое свое имя, и место, и людей, но это неправильно, я другая и не могу быть, как раньше, только снаружи. Просто мне хочется быть… живой. Говорить, видеть сны, радоваться. И найти его. Ты поможешь? Ты должна, ведь у тебя его эхо.
Я знала, кого она ищет.
Приподнялась, села. Хлопнула полуоткрытая рама. Большая пятнистая кошка на подоконнике потянулась, зевнула и принялась наводить красоту. Еще одна, полосатая и серая, обнаружилась на шкафу. Набежавшие в комнату кошки были не страннее влюбленной в мертвого эльфа не-живой, с которой я поделилась силой. Холин меня…
— Копать! — взвыл карман.
В сообщении значилось лаконичное: “Выйди”.
Вышла. Я стояла с одной стороны ограды, Холин — с другой. Свет просеивал сквер насквозь, деревья казались вырезанными из черной бархатной бумаги силуэтами, лицо некроманта было в тени и создавалось впечатление, что со мной говорит густеющая вечерняя тьма, напялившая форменную мантию:
— Фейн Хасин, мой первый, и, как я потом считал, единственный ученик, был потенциальный вне категории. — Начал он без предисловий, положив руку на край калитки рядом с моей. — Редкий узконаправленный дар. Таких называют “привратник”, они могут гасить темные всплески, пользоваться порогом, как порталом. Для них сила грани — поток. И они могут и умеют с ним обращаться. Если не спешат, не скрывают, не лезут самостоятельно туда, куда лезть не следует, потому что нет опыта, навыков и поддержки. Хасин уже самостоятельно работал на управление, но в случаях, когда требовался переход за грань, его должен был страховать кто-то из старших. Фейн хорошо работал в тандеме с Каеном Есмалом. Лучше, чем со мной. Они были похожи. Поэтому никто не удивился, когда Есмал взял его с собой на выезд по темному всплеску. Если бы Фейн не скрывал, что его зовет, если бы не скрывал, что Каен за моей спиной позволял ему призывать через свою иную форму, если бы я не задержался… Совпало многое. Скачкообразно развивающийся дар Хасина, работа в тандеме с более сильным магом, недостаток опыта и Есмал, который всегда спасает только себя. Я приехал позже на каких-то полчаса, был у Францески, она…
— Я знаю. — Я смотрела на его пальцы и боялась шевельнуть замерзшими своими. Казалось, стоит мне шелохнуться и будет как на балу, коснусь и мы провалимся.
— Хасина не стало, а я приехал позже, чем его можно было вернуть. Есмал бы мог, так как был с ним в связке, когда его повело. Не стал рисковать. Клялся, что не удержал из-за того, что дар Фейна “прыгнул” на уровень вверх, но вместо того, чтобы рассеять вспышку, Есмал ее погасил. Погасил активный дар за гранью, находясь в связке. Что происходит с сознанием обычного неодаренного или носителя слабого дара, если толкнуть его за порог, стажер Ливиу?
Подняла взгляд. Некромант, прячась в тени, блестел глазами, словно наблюдал за чем-то занимательным.
— Он уйдет или переродится, встанет.
— Что произойдет с сознанием одаренного, если заблокировать дар и толкнуть его за порог?
— То же самое.
— Я приехал позже, чем его можно было вернуть. Но как раз вовремя, чтобы увидеть, как он встал. Сделал все сам, по протоколу. Зафиксировал перерождение, упокоил, сообщил сестре. Что было дальше, ты знаешь.
— Дура ваша Францеска, — возмутилась я и сдернула свою руку, чтобы шевельнувший пальцами некромант случайно ее не задел. — Значит тот ритуал был потому, что вы не хотели снова терять ученика?
— В основном. — отозвался он, сунул руки в карманы и качнулся с мысков на пятки, ухмыльнулся. — Ну, еще пустить кровь Эфарелю, подергать за нос инквизицию, отца позлить…
— И?
— И достаточно. Иди домой.
Я оступилась. На ровном месте и совершенно неожиданно. Распахнувшаяся калитка — я за нее схватилась — помогла мало. Холин успел поймать меня за руку и вернуть вертикальное положение, даже буркнул что-то не слишком лестное о моей координации, как вдруг страшно побледнел, швырнул меня к себе за спину, закрывая собой и щитом, готовый атаковать.
Выбравшаяся из дома навоя замерцала, чуть светясь, выдавая свою инаковость, в ее глазах, вновь ставших человеческими, мелькнуло узнавание, а спустя мгновение…
Колдун! — закричала она у меня в голове, а с руки некроманта в сторону мавки рванул пульсар, следом — еще один.
Мой криво брошенный щит сумел отразить один, а второй навоя приняла на свой: статичный, линза, два потока — воздух и свет. Свет был эльфа, воздух — ее собственный.
Из дома бежал папа в халате поверх пижамы, в его руках извивались сверкающие зеленым плети, Лукреция замерла на крыльце с жезлом в руках.
Навоя ступила в тень и пропала. Холин опустил дрожащие руки, прошел мимо меня прочь и тоже растворился среди теней в сквере. Стало очень тихо.
Так не бывает. Так — не бывает. Мавки не влюбляются в принесенных в жертву эльфов, не плачут, не растут, не владеют магией, а некроманты не бледнеют и не швыряются в слабое, в общем-то, не-живое смертельными атакующими проклятиями высшего порядка от страха. Даже не от страха, от леденящего запредельного ужаса. Но я видела первое и слышала второе.
Подняла оброненную мавкой сову с опаловыми глазами и пошла в дом.