Некромантия. Практическое пособие

Глава 7

Наивность и дурь — это диагноз. Кого я хотела обмануть? Зато теперь точно знаю, что пока не могу делать это сознательно и сама. Ходить за грань. Могу только застрять между.

Когда я шагнула, он просто ждал меня там ужасно-прекрасный в упоительно притягательном ореоле невероятной силы. Скалился синим череп, холодно и знакомо сиял огонь в черной глазнице.

— Глупо и непродуктивно.

Мы по-прежнему были в доме. Здесь он выглядел точно так же, как в детстве, пусть и помнила я урывками. Мамин кабинет. Здесь светло и обои серые с тонким розоватым рисунком, ковер на полу. Я-ребенок разложила альбом и краски прямо на ковре. У ног меня теперешней — открытая баночка с синей гуашью. Некромант стоял там же, где был стол, за которым мама — миниатюрная брюнетка, красивая, серьезная. Картинки наложились одна на другую, и фигура в темном плаще торчала прямо из тумбы с ящиками, где мама хранила записи. Я шевельнулась и задела гуашь. Синее растеклось по бежевому…

— Образина косолапая, теперь пятно будет! — сказала я-ребенок и посмотрела.

— Мика, сколько раз говорить, чтобы ты не болтала с тенями.

— Она краску разлила!

— Убери.

— Путь кто разлил, тот и убирает! — Упрямо сжатые губы, стрелки ресниц и карие с прозеленью глаза. Смотрит в упор, и я чувствую повеление.

— Мика! Напою нейтрализатором и будешь ходить неделю с пустым резервом.

— Из-за тебя все, — ворчу я-ребенок и неощутимо пинаю себя-взрослую по ноге.

Я такого не помню… Подняла руку. Мамино кольцо билось в такт нашему общему с гранью пульсу, голоса звучали оттуда. Это не моя память.

Мика!

— Мика, у нас нет времени на глупости, — некромант подошел, обнял меня за плечи, увел из кабинета в коридор, и дальше. Кажется здесь была лаборатория. По углам невнятные груды хлама. Темно.

У тьмы много голосов. Один из них сейчас говорит. И мне странно, потому что я слышу только внешнее, не чувствуя его присутствия краем сознания. Может потому, что мы еще не за порогом?

У тьмы много оттенков. И провал, который открылся, повинуясь отозвавшемуся во мне толчку силы, густой и черный. Мамин камень тлеет уютным жемчужным светом, ровно и уверенно сияет изумрудная звезда.

Есть еще.

Я перевожу взгляд. На костистой руке, что касается моего плеча, точно такая же изумрудная звезда.

— Надо же, как глупо вышло, — сказал не мой Холин.

Я дернулась, но Ясен держал крепко. И меня, и мои крылья. Осталось только кричать в тишину и…

Тише, я с тобой.

— Ты всегда прокалывался на мелочах, — из черного зева тьмы просочилось туманное марево, соткалось в высокую, чуть угловатую фигуру — зеркальное отражение той, что стояла рядом со мной.

— Ты же знаешь, я сильнее тебя.

— Знаю. Но не все решает сила, Ясен. Отпусти ее.

— Как скажешь, Мар, — ответил тот и ударил по брату “копьем тьмы”, “черным смерчем”, веером “лезвий”, “гнилью”, “тленом” и все это практически одновременно. Я лишь краем глаза видела, как развернулись сверкающие лепестки щитов и что-то метнулось в ответ, потому что скотина Ясен толкнул меня, и я упала за грань. И куда-то еще.

Спиной, как всегда. Что странно, ведь серая, ровная, как стрела, дорога оказалась под моим животом. Обычная дорога с песком и мелкими камнями. Рубашка задралась, лежать было неудобно и от лезущей в нос пыли хотелось чихать. Я встала. Отряхнулась. Я была собой. Саднило ладони и плечо, где меня Ясен хватал. Шнурок с костяной совой висел поверх рубашки и поблескивал опаловыми глазами.

Дорога висела в пустоте, соединяя как пуповиной две треугольные схем с опорами на рунные круги. Схемы были зеркально отражены относительно друг друга по вертикали и по горизонтали и если… Дорога тут же сжалась точкой, схемы легли одна на другую. Я стояла в центре гексаграммы. В фокусе фигуры. И слышала пульс. Свой и не только.

Стянула кольцо с мизинца и сжала в ладони, теперь билось там. Все верно. Вот что это за пульс. Это он, многократно отраженный гранью, эхом отзывался во мне, потому что я — такое же эхо. Разжала кулак — на моей-маминой ладони лежало кольцо с черным изумрудом с одной зеленой риской, похожим на кошачий глаз.

— Если не получится? Столько жертв… — Говорящий молод, но я легко узнаю Эмильена Нику. На красивом лице тенями несколько бессоных ночей. На столе перед ним какие-то схемы, планшет, незнакомые мне механизмы, тарелка с остатками еды. Мамин стол напротив и в таком же беспорядке. Здесь еще стол и за ним, лицом в бумажном хаосе кто-то спит.

— Если не получится, я оставлю маяк и получится у тех, кто будет после нас, — мама подбрасывает кольцо, ловит и надевает на мизинец правой руки.

— Сколько продержится печать, если у вас не выйдет?

— Несколько поколений. Но ты прекрасно знаешь, когда миры окажутся в сопряжении, много у кого может возникнуть соблазн открыть переход, ведь это практически прямая дорога в более сильный в магическом плане мир. Но им понадобится…

— Проводник?

— Именно. А я последняя. Нери закончились, когда погиб мой брат. Усиленная родовой магией кровь передается только по прямой линии чистокровному носителю темного дара.

— У тебя дочь, она может.

— С вероятностью 99,99 % — нет. Ливиу сильный и старый ведьмачий род.

— Поэтому ты выбрала Йона? — в глазах Нику знакомая мне боль, и я понимаю то, что он не произнес.

— Да, я не хотела, чтобы моих детей использовали, как меня. Но не только поэтому.

— Что будет маяком?

— Я не скажу. Ты талантлив, жаждешь славы и признания, к следующему сопряжению миров ты можешь передумать и захотеть попробовать. И не только ты.

— Как же справятся те, у кого не будет проводника?

— Тебе нужно поспать, Эмильен. Ты так устал, что теория потоков, на которой ты гуля съел, выветрилась у тебя из головы. Что создадут два встречно направленных однополюсных потока при непрерывной подаче силы?

— Эхо-вибрацию, — вяло протянул Нику и встрепенулся, — но ведь это то же самое, что…

— Именно.

— Пустая теория… для ее воплощения нужны два идеально совпадающих по маркерам силы потока, малейший диссонанс — и все станет хуже, чем было.

— Поэтому нужен маяк. Он задаст нужный ритм и скомпенсирует систему. Треугольник — идеально и просто.

— То, что мы тут по шахтам нарисовали, не похоже на просто.

— Другим будет сложнее. У них не будет меня.

— Хм… Но если… — В Нику полетел скомканный лист бумаги.

— Прекрати. Ты уже сейчас думаешь, как обойти печать и открыть проход. Поэтому маяк — это моя забота. И больше ничья.

Черный изумруд снова стал серым камнем. А я поняла кое-что про себя.

Пульс, волна и поток. Три типа зова. Пульс — проводник, как мама. Волна — это те самые 80 % процентов, которые работают с силой грани не пересекая порога. Проще говоря, им нужно выдержать удар в момент образования прохода, а дальше — вот порог, вот сила. Но они не пользуются даже четвертью того, что может взять проводник. Или привратник, чей зов — поток. Поток был у погибшего Фейна Хасина. У Ясена — он пришел через грань. Мой Холин… тут не все ясно, но скорее всего, тоже. Старые семьи помешаны на сохранении уникальности своего дара. И у меня. Именно поток я слышу первым, и только затем пульс. А то что проваливаюсь и с самоконтролем проблемы, так никто не рождается магистром.

Мамин маяк всех запутал. Я слишком долго носила его, и он врос в мою суть, смешался с нею, как мой черномагический дар, равно влияя как на мое восприятие, так и на восприятие окружающих. Ясен ошибся. Все ошиблись. Но с Ясена все и началось в тот злосчастный вечер после выпускного. Два однополюсных потока… Редкость, но чего только не случается. И оно случилось, когда мастер-некромант 2-го Восточного выволок меня из шиповника. Они с братом действительно очень похожи, как две стороны одной монеты: плоскость одна, а стороны разные. И опять сцепились из-за девицы.

Отвлеклась. Мне тут вроде как нужно что-то сделать, не совсем понятно, правда, что. Ясен наверное, знал, но он сейчас занят, меряется с братом могуществом. Значит что-то простое. Иначе инструкций было бы больше. Простое. Как треугольник. И я снова шагнула.

Дорога лежала серой лентой между двумя фигурами, между двумя распахнутыми настежь дверями. И сквозило из них прилично. Два встречных потока сталкивались во мне создавая ту самую эхо-вибрацию, а пульсирующий в руке маяк задавал ритм. Но я не проводник. Я привратник. Я просто открываю двери.

Но могу и закрыть.

Я разжала пальцы и кольцо с серым камнем так и осталось висеть, не падало, его тихонько сносило сквозняком к фигуре впереди меня. Оно мешало мне слушать, сбивало. Нужно было понять, которую дверь закрыть первой, ведь другая понадобится мне, чтобы вернуться.

Можно идти по дороге, можно пересечь ее поперек, а можно просто сесть у обочины. Сидеть было некогда, вдоль я уже ходила, а вот поперек — это как раз по-ведьмински.

Было страшно, поэтому я закрыла глаза…

…и шагнула

Спиной и вперед

И держала меня тишина,

И незримые серые крылья.

Тенью, шорохом, шелестом,

Пеплом, эхом забытым,

Чьей-то памятью,

Бликом…

Где я?..

— Со мной за порогом, — зазвенела светлая радость.

— Со мной за порогом, — отозвалась золотистая искра.

— Со мной за порогом, — устало ответила тьма. — Иди ко мне.

Сейчас. Мне нужно только…

Я видела под закрытыми веками арку, свитую из мрака и ярко синих сполохов, и дверь в ней была приоткрыта. Обычная деревянная дверь, медная ручка, под ручкой в замочной скважине — старый железный ключ с черным камнем с зеленой риской на головке. Я дернула ручку на себя. Старые провисшие петли сопротивлялись, дверь шла туго. Я тянула, что было сил, всех моих сил, обычных и иных, пока в ушах не начало звенеть. Осталось на щелочку, я почти выдохлась, а потом на медную ручку поверх моих пальцев легли длинные серые, искореженные трансформацией не-жизни, и еще одни, тонкие, почти детские, с узкими розовыми ноготками. Щелкнул, входя в паз язычок замка. Отпустив ручку, я повернула ключ. Дважды. И еще раз. Потому что три — хорошее число, правильное. Ключ остался у меня на ладони.

И только теперь я решилась открыть глаза.

Темное марево грани. Тени, не рискующие пересечь незримую границу, потому что-то кто-то очень сильный запретил. Двое передо мной держались за руки. Эльф, как и положено эльфу, сиял. Серебристым звездным светом, не ярко, но уверенно. Рядом теплым домашним ночником лучилась Алассе. За ними стояло чудовище в уходящем во мрак плаще, сцепив на груди две костистые руки. Два синих огня, тлеющие в черных глазницах смотрели с одобрением и… виновато? Я бросилась было обнять, но он качнул головой и, коснувшись краешка сознания, поделился, потому что…

Теплые губы со вкусом лимонного желе. Костистые пальцы, испачканные в жертвенной крови, невесомо касающиеся щеки. Жаркая дрожь и поцелуй, который все-таки был. Танец и нервно сжавшиеся под ладонью мышцы живота. Теплое сонное дыхание, приятная тяжесть в руках. И забота. И сожаление.

…его больше было не обнять.