— Идем, — сказала Алассе и потянула меня за собой, — живым нельзя здесь так долго, иначе ты забудешь себя.
— Одна не пойду.
Смотрела упрямо в темные провалы глазниц и не двигалась с места.
— Мы пойдем с тобой, — навоя погладила меня по плечу и руке, в которой я все еще сжимала ключ.
— Не вы, он.
Череп оскалился, но вместо него я видела язвительную ухмылку и темный насмешливый взгляд, уверенный, что у меня ничего…
Не выйдет.
— А я попробую, — и без всякой жалости вогнала в кожу на запястье зазубренный край железного ключа. Чем не ритуальный клинок?
Тени обезумели от запаха крови. Холин смотрел, как на…
Безбашенная идиотка. З д е с ь это не работает.
— Я ведьмомаг, у меня все работает. — Второе запястье постигла та же участь.
Кроме “тлена”.
— Заткнитесь, мастер Холин, теперь я веду. — И одними губами, силой и сердцем: — Отдаю свет для жизни.
А потом ровно и чисто, как на экзамене, пропела-прочла воззвание, стряхнула с полных крови пригоршней гроздья алых капель, и они послушно сложились в матрицу подчинения, золотом осевшую на груди чудовища. Руки запястьями вверх, мизинцы в стороны, большие и указательные — прямые, безымянные и средние касаются ладоней подушечками пальцев. Я держу тонкие нити, и руки не дрожат, потому что я чуть приподняла локти, как будто кто-то стоящий сзади поддержал.
— Ты мой, — прошептала я, и нити налились силой. — А теперь — идем обратно.
И чудовище пошло следом на поводке из крови, что все еще стекала на мои ладони и пальцы, и золота, в котором то и дело проскакивала шальная зеленая ведьмачья искра.
Ненормальная. Я не пройду порог.
Я открыла проход. Настолько легко, что удивилась, почему у меня раньше так не выходило. Опять за спиной. Открыла же.
Стряхнула нити подчинения с рук, в них больше не было надобности. Моя кровь сделала призрачную суть Холина материальной, и я обняла его, быстро, пока он не успел меня остановить. Потом повернулась спиной, прижалась. Он вздохнул и вытянул костистые руки ладонями вверх, а я обхватила его запястья.
Он не верил.
Даже если каким-то чудом пройду, привратная лента не даст вернуться в тело. Связь разрушена.
— Просто делайте, мастер Холин. Вы же умеете работать по инструкции? Впусти.
И на меня обрушился океан.
Шаг назад…
Я споткнулась о его ноги, завалилась спиной и до звезд в глазах приложилась затылком о твердый подбородок.
Глухо застонав, некромант спихнул меня в липкую холодную лужу… крови. В груди дернулось, я отползла, села. Сил не было, резерв почти в ноль. Мы вышли не там, где я провалилась. На плоской вершине башенки, которую папа гордо звал то обсерваторией, то взлетной площадкой, смотря какое у него было настроение, и на которую мне категорически было запрещено подниматься одной. Сытый дом еще не успел нарастить сферическую крышу и балки когтями торчали в черное небо. Холин, белый как мел, лежал на боку у низкого, словно обгрызенного парапета и пытался сложить дрожащие от невыносимой боли пальцы в какой-то знак. Он коротко хрипло дышал, до хруста сжимал зубы. Наверняка, не будь здесь меня, уже орал бы в голос. Страшная рана, ребра с ошметками обожженной плоти, а в просветах… бешено и неровно бьется сердце. И кровь, толчками. Как в одном человеке может быть столько крови… Мне резко стало нехорошо.
— Отставить обморок, — дрожащий голос из смеси рыка и стона. — “Холод” и стан… дартное восстановление, быстро.
— Я не могу! Мне нечем! — отчаянно взвыла я, подбираясь к нему поближе.
— У тебя… мое кольцо и в… ведро крови на полу, балда, на крр… крови плети.
Попробовала… Новый стон, и мои пальцы сорвались, в глазах поплыло. Только бы не разреветься. И вспомнить то, что было найдено через третьи руки и тайком читано только потому, что сказали категорическое “нельзя”.
— Мика, — его рука легла поверх моих. Холодная, ледяная… Кости подсвечивались синим, и Холин из последних сил мешал иной форме проявиться, дышал тяжело. Голова на каменных плитах, мокрых от крови, волосы слиплись, глаза закрыл, и веки дрожат, вздрагивают, тонкие, как бумага. — Успокойся и… получится. Просто поторопись… Не восстановлюсь — снова за порог толкнет и все… впустую, не вытянешь… Пом… помнишь, как круг чертила?
— Отв… ратительный? Пальцем? — Страх бился в горле, душил.
— Пальцем. Рисуй. Прямо на… полу, по крови, — слова рваные, голос шелестом, — и дури побольше, как… любишь. — И почти неслышно: — Когда любишь, хорошо… выходит.
Ледяные пальцы соскользнули.
Я рисовала зеленым светом на залитом кровью каменном полу. “Холод” и “восстановление”, как он просил. А еще щит и якорь. И кое-что еще, что-то страшное, для того, кто шел сюда через грань. Я слышала, как прогибается граница с межреальностью от его воли. Я торопилась.
Мы сделали это одновременно. Я — закончила рисунок, а Ясен перешел порог, оставив проход открытым.
В бездне провала я видела фигуру, упирающуюся острым углом в основание башни, той ее части что ушла за порог. В центре треугольника лежал котлован, в котором когда-то было озеро. Я, опустившись на колено, стояла одной стороны лежащего в штреках под башней старого рунного круга, он — с другой.
— Ключ, — потребовал Ясен. — Будет некультурно открывать дверь в другой мир ногой.
— Вы забыли сказать “пожалуйста”, магистр Холин, — сообщила я и ударила раскрытыми ладонями по залитым кровью плитам пола.
Камень в кольце вспыхнул, по ушам ударило. Алый бисер рванулся вверх, вставая стеной между Ясеном и мной. Алый бисер, острые грани… И ветер.
Красное смешалось с бросившимся навстречу синим, сворачиваясь в вытянутое к небу веретено. И щит лопнул, как мыльный пузырь. Ясен дернулся, опрокинулся назад. Его тело, пронзенное навылет мириадами рубиновых искр, приподнявшись, распалось пеплом прямо на пороге. Зев грани лениво подтягивал к себе блеклую сероватую взвесь.
Густая, как патока, тишина, просеянная сквозь призрачный свет, лежала на чистых камнях. Кровь осталась только там, позади меня, под пологом щита, которым я укрыла моего Холина. Привычно звало за грань. Откликаясь полю рунного круга, пульсировал висящий на шнурке рядом с костяной совой ключ из мертвого железа, попробовавший крови за гранью. А черный изумруд мастера погас, даже зеленые риски выцвели. Внутри меня поднималась пустота…
Я почти забыла, как это больно.
А еще я забыла узнать, была ли у Ясена привратная лента…
Поздно.
Он соткался из тьмы и синих колких искр, и с белого лица алыми угольями на меня посмотрела Тьма. Вдохнула. И довольно оскалилась. А голос прежний.
— И что ты будешь делать теперь? Одна?
Хватит…
— Я не одна…
…За порогом пепел и мрак,
За чертою тени и тишь,
У границы тьма и туман,
У шагнувшего только лишь
Сам
Он
И все, кого позовет
Оттуда…
Где вы?
Мы с тобой.
С шелестом развернулись за спиной крылья, острые кромки серых перьев из кости рассекли тонкую перемычку, отделяющую грань от мира живых. Вспыхнуло. И те, кого я позвала, шагнув в центр рунного круга, встали за моей спиной. Тридцать девять темных, убивших себя для того, чтобы запечатать разлом. У Ясена не было шансов. Я это понимала. И он понял тоже. Поэтому, когда тени рванули к нему, развернулся и бросился вниз с башни, в зияющий провал грани, туда, где плескались призрачные воды Бездани.
Темные последовали за ним.
Одна из теней задержалась на краю. Ветер грани трепал края зыбкого, меняющего очертания тела. Она, все-таки это была она, коснулась рукой несуществующего сердца и растаяла. Следом за ней съежилась и пропала трещина-переход
Я обернулась. Подошла к моему чудовищу. Села рядом. Взяла холодную руку в свою. Рана затянулась тонкой розоватой кожей, и по ней черной ажурной лентой уже начала проступать рунная вязь. Я коснулась рисунка. Сердце под ним молчало. И веки, тонкие, с колкими иглами черных ресниц, перестали дрожать.
Но грань здесь так близко, и мне не нужно кричать в тишину, чтобы меня услышали.
Где ты?
На пороге. Говорил же…
Из тени вышла Алассе, провела пальцами по мокрой щеке.
— Чтобы что-то забрать оттуда, нужно что-то отдать. Только так. Что ты готова отдать?
— Все. Но у меня ничего нет.
— Всегда что-то есть. Свет. Дар. Жизнь.
Где ты?
За порогом. Не смей…
Легла рядом, одела кольцо с потемневшим изумрудом ему на палец и коснулась холодных губ.
Это тандем, мастер Холин.
Это просто ветер в ладонях, Мар.
А порог всегда у меня за спиной.
Оттуда иди ко мне. Потому что я тебя…
Я с тобой.
Хорошо… Хорошо… Опустошение растекалось внутри, тяжестью налился затылок… Но теперь можно просто закрыть глаза, чувствуя, как бьется сердце под немеющими пальцами и как теплые руки обнимают, касаются лица. А крылья… Жила же я как-то без них и ничего.
Щелчок по носу выдернул меня из дремоты.
— Сама встанешь или воззвание прочесть? — спросил Холин. Он сидел, опираясь о бортик, и разглядывал наливающуюся чернотой привратную ленту у себя на груди. Потом поднял на меня лихорадочно блестящие глаза и заявил: — Ну и вид!
— На себя посмотрите! — оскорбилась я, кое-как поднялась и протянула руку. Он едва не свалил меня, когда вставал.
Дом услужливо подставлял перила и выравнивал ступеньки. Мы чудом не сверзились с лестницы, пока спускались. Холин почти висел на мне, и к моменту, когда мы оказались в холле, у меня подгибались коленки и тряслись руки. У него, впрочем, тоже. А еще лоб испариной покрылся, и было видно, что он держится на одном упрямстве.
И этого упрямства ему хватило на то, чтобы заменить свою полусожженную куртку и рубашку на плащ, позаимствованный у мертвого Геттара. Затем он порылся по карманам у него и у Нику. Не найдя магфона ни у того, ни у другого, пошатываясь, направился к выходу. Я поволоклась следом. Несколько дико длинных шагов.
— Это вы сюда их сюда привезли, Алассе и эльфа? — Холин кивнул, его мотнуло. Закрыв глаза, некромант оперся о косяк, потом, цепляясь рукой за стену, добрел до окна и присел на подоконник. — Почему сюда?
— Она попросила. Иди сама.
— Куда?
— Наружу, должны же они были на чем-то сюда приехать, а то поседеем, пока будем ждать доблестных воинов света, чтоб их упыри по склепам… неважно.
Снаружи раздался какой-то неясный звук, я потянулась толкнуть дверь, но она распахнулась сама. И в холл ворвался сгусток ослепительного золотистого света. Веки обожгло, я шарахнулась к окну. Холин дернул меня к себе, и сказал что-то на Изначальной речи, кажется, или ругнулся. Я толком не разобрала — там полно одинаковых корней.
Щит я скорее почувствовала, чем увидела, в глазах так знакомо плясали радужные пятна. А потом дивный голос сказал:
— Из тени на свет, Холин. Опустите руки и уберите щиты. Это дело инквизиции.
— А вы тут каким боком?
— Прямо и непосредственно. Агент по специальным поручениям конгрегации Нодлута, Альвине Валар Эфарель.