Ни единого шанса

2 глава. Ванечка

— Нет, ты, наверное, издеваешься? Ну, откуда у тебя ребенок? Ты и сам еще ребенок! Третий курс всего лишь! — Лиза ныла в трубку плаксивым голосом, ошарашенная новостью о том, что я сегодня буду выгуливать нашего Пупса.

А я всего-то предложил своей девушке приехать ко мне и погулять с коляской в парке пару часиков вместе! Интересна была ее реакция! В принципе, я догадывался, какой она будет, но получил даже больше того, на что рассчитывал!

— А мать ее кто? Ты не говорил, что у тебя есть ребенок! Скотина ты, Князев!

— Да ладно, Лизка, чего ты паришься! Я ее всего-то пару раз в месяц вижу! Подумаешь, половину стипендии им с мамашкой перечисляю! — троллил дальше, поражаясь ее тупости! Ведь знает же о моих сестре и племяннице, могла бы и догадаться, что к чему! — А так-то их ее родаки содержат, ну, мои еще немного подкидывают! Приезжай, посмотришь, как мой Пупс на папочку похож!

Марусенция на папочку была, действительно, похожа. На своего папочку, конечно. А на меня разве что цветом глаз, но и у Вероники глаза тоже карие, поэтому тут все спорно. И я, конечно, врал, что два раза в месяц с ней сидел — Богдановы меня вообще-то впервые попросили! И то только потому, что наши с Вероникой мать с отцом уехали к бабке в деревню на выходные, а сами Вероника с Захаром отправились покупать какие-то тряпки для похода на юбилей к кому-то там вместе с Радуловыми. Почему они не отдали Пупса Радуловской няньке до кучи с их детьми, как поступали обычно, я не вникал. Попросили два часа покатать коляску в парке неподалеку от торгового центра, я согласился — даже любопытно было одному с лялькой покантоваться. Заодно решил Лизку проверить — умеет ли она с детенышем обращаться. Проверил.

Марусенция закряхтела в коляске. Та-ак! Вероника говорила, что будет спать все два часа, а мне только катать нужно и избегать людных мест, чтобы никто не разбудил! Че теперь делать? Сестре позвонить? Что там насчет соски было? Где она, соска эта, вообще, есть? В сумке, что ли? И чего я не слушал Веронику? Порылся в сумке, нащупал соску, облизал, как всегда делала мать, поражаясь антисанитарии, и сунул в кривящийся, но пока не орущий ротик. Фух! Вроде бы замолчала!

Толкая коляску, прогулялся по петляющей дорожке, слушая музыку в наушниках, полюбовался своим новым прикидом, остановившись у стеклянной коробки здания ЗАГСА, притулившегося в самой глубине парка. Оставалось помучиться полчаса. Но Марусенция почему-то вдруг решила, что спать ей достаточно! И так как говорить она еще в свои девять месяцев не умела, объявила о своем окончательном пробуждении громким ором!

Этот ор навел шухер во всем парке. Собака, которую вела на поводке старушенция в красном берете, рванула в сторону от ужаса — бабуля упала на скамейку, поводок выскользнул из рук, псина понеслась, поджав хвост, куда-то в дебри. Парень, обнимавший подругу в трех метрах от нас, вздрогнул и наступил ей на ногу, та от боли завопила едва ли не громче Марусенции. Я, вытащив наушники из ушей, растерянно смотрел на ребенка, не зная, что с ним делать. А девчонка, сидевшая на скамейке метрах в пяти от нас, беззвучно хохотала, вытирая слезы! Армагеддец какой-то!

— Что делать? Что делать? Вытащить тебя, что ли?

Машка лупила руками, засунутыми в серый осенний комбинезон по коляске и орала на одной очень высокой ноте. Достать ее сразу не получилось. Застряла, что ли? Я подергал ее, подхватив подмышки, но было такое чувство, что там, внутри коляски, ноги ребенка плотно обмотаны толстой веревкой, которая удерживает на всякий случай (чтобы враги не сперли!). Соску изо рта она выталкивала языком, как я ни старался пихать поглубже! Бутылку с водой выплюнула, облившись жидкостью с ног до головы!

— Да, е-мое! Маруська! Ну, чего ты орешь? Давай это… прекращай!

На нас уже смотрели все, кто был в парке. Бабки, наматывающие сто второй круг мимо, удрученно качали головами — типа, эх, ты, папаша! Даже ребенка не можешь успокоить! Девка, которой парень отдавил ногу, с отвращением кривилась — вроде как показывала своему бойфренду, как сильно она "любит" маленьких детей. А я не придумал ничего, как только поднять руки к небу и сказать:

— И за что мне это все!!! Ну, давай, помоги уже! Хватит издеваться!

Я и сам вначале не понял, к кому именно обращался. Может быть, к Богу, хоть и не был никогда особо верующим. И помощь неожиданно пришла!

Та самая девчонка, которая смеялась надо мной, сидя на скамейке, молча отодвинула меня в сторону и, аккуратно отстегнув верхнюю часть коляски, так же молча взяла Маруську на руки. И! Аллилуйя! Красная от усилий Машка моментально замолчала! Только испуганно всхлипывала и вглядывалась своими глазенками-бусинками в лицо нашей спасительницы! И я вгляделся тоже.

Она была чудо как хороша! Ну, в смысле, красивое у нее было личико. Нежная кожа, усыпанная на носу и щеках мелкими веснушками, огромные зеленые глазищи, аккуратный носик, тонкие, свои, не нарисованные брови и губки… О-о! Губки вообще были что надо — розовенькие, пухленькие, так мило растягивающиеся в улыбке! И я не удержался — улыбнулся ей в ответ, не сразу поняв, что она-то как раз на меня и не смотрит совсем!

Девушка, удерживая Маруську одной рукой, осторожно вытирала ее личико платочком. А когда бессовестная моя племянница начала снова кривить свои губищи, вдруг прижалась губами к ее шапке в районе уха и что-то прошептала. Маруська, как и я, настороженно прислушалась. Но я не услышал ничего совершенно, а Маруська, видимо, услышала все, что было нужно. Потому что гнев неожиданно сменился на милость, а маленькие губки сложились в улыбку!

И я, наконец, отмер!

— О, прекрасная спасительница! Не знаю, как тебя благодарить! Ты так мне помогла!!! Мне бы еще минут двадцать перекантоваться с этим маленьким монстром, и можно было бы идти сдаваться!

Отчего-то захотелось вдруг сказать девушке, что это — не мой ребенок, что это — всего лишь племянница, а я — добрый и заботливый дядюшка, всегда готовый, но не очень-то умеющий, посидеть с нею! И я уже собрался было начать клеить эту милаху, но потом внимательнее присмотрелся к ее наряду. И обалдел…