Я проснулась этим утром с болью в сердце, потому что сегодня день, когда Спектр будет рисовать меня.
Идея зарыться под одеяло была заманчивой, атласные простыни пахли туберозой и жасмином. В гостевой спальне Спектра было чище, чем в пятизвездочном отеле, и тщательно организовано, несмотря на огромный компьютерный кабель, протянутый из одной стороны комнаты в другую, но это было моё. Я не виделась с ним после того, как мы вчера вернулись из магазина, но, судя по звукам, доносившимся снизу, я сделала вывод, что он либо был занят рисованием, либо занимался чем — то ещё в своей грязной студии.
По какой — то причине ноги сами привели меня на кухню в поисках утешения, потому что прошлой ночью я решила разыграть карту вежливости и притвориться, что я не голодна, чтобы больше не встречаться со своим ледяным соседом.
И я не была готов к этому.
Всему этому.
— Аврора.
Даже не “доброе утро” или “как тебе спалось?” Просто “Аврора”, как будто моё присутствие позади него было чем — то, чего он предпочел бы не замечать.
— Спектр, — я последовала его примеру, мои ноздри раздулись от запаха блинов.
Моё внимание переключилось на потрясающий обед с разнообразными джемами, шоколадными конфетами и фруктами. И если этого было недостаточно, Спектр обернулся, держа в руках два стакана свежеприготовленного смузи.
Мои глаза увеличились вдвое. Должно быть, я оказалась в параллельной сказочной вселенной. Он был без рубашки, беззастенчиво демонстрируя накачанные мышцы и железный пресс. Действительно, греческий воин. Он был раздражающе привлекательным. Я не привыкла так легко поддаваться влечению, но он меня увлекал.
У него была такая харизма, что мне хотелось оказаться в его объятиях, и это нервировало. Мне не нравилось, когда меня обнимали. С какой стати я горела? Может быть, во мне было не гормональное влечение, а мысль о том, что он более уязвим без слоев модной одежды.
— Что — то не так? — спросила я с хмурым взглядом, я не могла быть более благодарна за то, что он не имел ни малейшего представления о том, что творилось в моей голове.
— Нет, всё безупречно. Оптимально.
Оптимально? Что — то действительно не так.
— Ты пялилась, — он не отпустит меня так легко.
— Ну, следующие пару часов ты будешь пялиться на меня. Думаю, это стоит того мимолетного взгляда, который я бросила на тебя, — я была горда собой за то, что сумела сохранить остроту.
— Ты права, — он поставил смузи на стойку, достав две тарелки из буфета. — Но есть одно главное отличие. Ты, вероятно, находишь меня отталкивающим, судя по твоей ненависти ко мне, в то время как я испытываю обратное.
— Я… — Он действительно так думал? — Я не нахожу тебя отталкивающим.
Я захлопнула рот, прежде чем сказала больше, чем следовало.
— Завтрак готов, — он протянул мне тарелку, чтобы я села по другую сторону стойки лицом к нему.
— Я не голодна. Я могу поесть после тебя, и…
— Садись, Аврора, — это был приказ. — Ты косишься на еду. Ты голодна. Тебе нужно поесть.
— Ты приготовил это для меня? — спросила я, чувствуя, как пересохло в горле.
— Я приготовила завтрак. Это не предложение руки и сердца. Это ерунда. Просто это часть нашего контракта. А теперь, пожалуйста, не могла бы ты присесть.
Я подчинилась и села перед ним, стараясь стать как можно меньше на стуле. Я выпила смузи и, съев первый кусочек блинчика, который смешала с половиной банки шоколада, пришла к опасному выводу. Это было самое эротичное блюдо, которое я когда — либо ела за последнее время.
— Мне больно это признавать, но ты хороший повар. Это восхитительно.
— Я хорош и в других вещах.
Я проглотила огромный кусочек блинчика, который попал не в то горло.
— Других вещах? — повторила я.
Его глаза блуждали по мне, останавливаясь на моих губах.
— Да.
— Итак, — я сменила тему, хлопнув руками по столешнице, прежде чем моё сердце решило взорваться, как бомба с часовым механизмом. — Где бы ты хотел черпать вдохновение?
— В моей студии.
— Так ты рисуешь только в своей студии и больше нигде? — я откусила ещё кусочек. — Раньше я писала на улице, чтобы черпать вдохновение. Но не сейчас, потому что у моего компьютера села батарейка. Тебе стоит попробовать. Я думаю, это помогло бы.
Это было мой первый совет в качестве официальной музы. Он, похоже, не горел желанием следовать ему.
— Мне нравится, когда всё организовано, мирно и подготовлено. Кроме того, я бы не хотел, чтобы люди останавливались, смотрели на мою работу и беспокоили меня непрошеными вопросами.
— И дай угадаю, у тебя очень строгий распорядок дня?
— Да, — ответил он. — У меня есть почасовой план и цели.
— И, вероятно, поэтому ты лишен вдохновения. Весь твой процесс скучен, — усмехнулась я. — Это слишком академично, находиться в студии, позируя как манекенщица в магазине и наблюдая за тиканьем часов. Сегодня мы пойдем на пляж. Здесь пустынно, а солнце — это витамин D, — то, что, безусловно, понадобилось бы Спектру, поскольку у него была белая кожа, как у Дракулы, и, по словам моей мамы, солнце также приносило позитив и хорошую энергию, так что надежда есть.
— Я не буду рисовать на пляже, — он сразу же отверг эту идею.
— Я здесь, чтобы нарушить твой стоический распорядок дня, и ты уже видел, что я могу сделать с твоей студией, — я поднялась со своего места, быстро закончив с завтраком и полна решимости вдохновить нас обоих.
Он убрал посуду и с убийственным спокойствием сказал с нарастающим раздражением:
— Ты это несерьезно.
Он явно был против этого; вот почему я была настроена решительно.
— Я очень серьёзна. Пожалуйста.
Прошла секунда. Затем другая. И именно тогда тишина стала тяжелой. Мне пришлось признать поражение.
— Я соглашусь, если тебе так будет удобнее, — его голос удержал меня на месте. — Но в следующий раз я буду контролировать ситуацию.
— Да, Спектр, — я приподняла бровь. — Полагаю, мне нужно надеть вчерашнее платье?
— Сейчас в этом нет необходимости.
Я ненавидела то, как пристально его глаза сверлили мои, и мелодичный стук моего сердца.
Я вздернула подбородок.
— В этом нет необходимости?
— Я уже запомнил его на тебе со всех сторон в примерочной.
От этих слов у меня в животе поднялся пар, и я глубоко выдохнула, игнорируя его комментарий. Это была его работа. Не то чтобы он когда — либо смотрел на меня так.
— Тогда зачем ты его купил? Почему бы просто не нарисовать меня, пока я была в нём?
— Потому что оно тебе подходит. Оно должно принадлежать тебе, — небрежно сказал он. Для другого человека это было бы комплиментом, но от Спектра это было как холодный душ или что — то лишенное чувств.
— Я… — пробормотала я, указывая на лестницу. — Я надену что — нибудь свое.
— Мы начнём через полчаса.
Я поспешила к себе в спальню, стараясь как можно быстрее избавиться от этого напряжения. Я закрываю за собой дверь, устраивая беспорядок в своём чемодане, чтобы найти белый укороченный топ с фиолетовыми тюльпанами и черную юбку — слип. Я выбрала ленту того же цвета для своих волос.
— Вещи, которые необязательны, чтобы создать хорошую историю, — пробормотала я, надеясь вернуться к себе прежней.
Полчаса спустя я спустилась вниз, где Спектр уже ждал меня в серой рубашке, закатанной на предплечьях, и серых брюках, слишком изысканных для пляжа. Его руки были в карманах, а подмышками он нес небольшой кожаный портфель, в котором, вероятно, хранились его наброски и карандаши.
Мы продолжали анализировать друг друга, вероятно, демонстрируя, насколько мы разные. Мы даже не выглядели так, словно пришли из одного века.
— Я упаковала солнцезащитный крем, — я показала ему упомянутый крем на случай, если он не знает, как выглядит солнцезащитный крем. Какой идиотизм с моей стороны.
Он кивнул, и мы в молчании пересекли маленькую тропинку под его домом, которая вела к пустынному пляжу. В момент, когда я коснулась песка, я сняла туфли, чтобы почувствовать его под ногами. Я повернулась к нему лицом, спиной к спокойному морю, легкий ветерок трепал мои волосы за спиной.
— Ты не присядешь?
Он открыл портфель, доставая бумагу.
— Ты ожидаешь, чтобы я сяду на песок?
— Это песок, а не кислота. К тому же, так ты ничего не нарисуешь.
У него дернулся кадык, и он невольно выпрямился на песке. Держа карандаш между пальцами, он что — то пометил и поднес руку к подбородку, пристально смотря на меня.
— Итак, вдохнови меня, — имел наглость сказать этот высокомерный человек.
— Что? — мой голос дрогнул. — Просто так?
— Мы на пляже. Я сижу как идиот. Твоя очередь внести свой вклад.
Я мрачно усмехнулась, испытывая страстное желание разбить ему лицо ближайшим камешком.
— То есть ты ожидаешь, что я просто буду крутиться как сумасшедшая и выкидывать всякие штуки, пока это, надеюсь, не зажжет что — нибудь в твоём каменном сердце?
— Конечно, — тонкая линия появилась на его губах, когда он постукивал карандашом по своему альбому для рисования. — Я мог бы направить тебя, но ты пока не доверяешь мне. Я позволяю тебе действовать по — своему.
— Я не клоун, Спектр!
— Нет, ты моя муза.
Я сжала кулак, думая о том, как приятно было бы швырнуть в него песком.
— И не смей изображать моё настроение! Это не то, что…
Я остановилась, мои глаза расширились от зрелища передо мной. Чайка села Спектру на плечо. Спектр, который был так же напряжен, как и всегда.
— О, боже мой! Не могу в это поверить! — я поднесла руку ко рту, пытаясь не рассмеяться вслух.
— Убери эту чайку с моего плеча, — пригрозил он сквозь стиснутые зубы.
— Ты их боишься? Никогда бы не подумала, что это может быть страхом великого Спектра, — мой смех ожил. — Я думаю, ты ей нравишься.
— Аврора, — снова предупредил он.
— Прости, это слишком хорошо. Мне нужно… — я поискала свой телефон. — Подожди, где он? Пожалуйста, не двигайся!
— Не смей фотографировать.
Чайка не была с этим согласна, и её пронзительные крики и хищные взмахи были слышны даже самому дальнему крабу на пляже.
Я, наконец, нашла свой телефон и сфотографировала Спектра с самым смертоносным видом.
— Сюда, красавица!
— Ты действительно одарена прекрасными идеями, Аврора, — невозмутимо произнес он, поднимая плечо, чтобы прогнать чайку. Она не пошевелилась, поэтому он воспользовался другой рукой, но упрямая чайка по — прежнему не сдвинулась ни на дюйм.
Я присела перед ними на корточки.
— Кто знал, что ты любитель животных? Ты похож на пирата.
— Я не хочу причинить ей боль, — процедил он сквозь зубы. — Поэтому, пожалуйста, убери её к чертовой матери с моего плеча.
— Хорошо, я помогу тебе выбраться, — я подошла к птице, используя самый милый голос, какой только смогла придумать. — Эй, милашка, ты пугаешь этого большого мужчину и…
Чайка закричала и полетела в мою сторону, как будто собиралась напасть на меня, потому что я разлучала её с новым возлюбленным. Я упала на спину, потеряв равновесие, и настала моя очередь закричать. Я защищалась руками и закрыла глаза. Это ревнивая птица.
— Аврора.
Открыв только один глаз, чтобы посмотреть сквозь защитный барьер моих рук, я сморщила нос и заметила Аяк—Спектра—надо мой, скрывающего за собой пронзающий луч солнца и защищающего меня от этого психопатического существа.
— Что ты делаешь? — я нахмурила брови. — Ты прыгнул, чтобы защитить меня или что — то в этом роде?
— Нет, — немедленно ответил он, взяв себя в руки и встав. Он сделал это. Он действительно это сделал. — Твоё спасение провалилось.
Птица улетела в небо, в моих волосах был песок, и я поняла, насколько нелепой была вся эта ситуация.
— И в самом деле.
Впервые за долгое время я безудержно рассмеялась, не в силах удержаться, когда он с легкой гримасой снова сел. Я поднялась на ноги, отряхнулась, покружилась, прежде чем расчесать волосы, чтобы убрать песок.
Спектр не сводил с меня глаз, и на этот раз его взгляд не вызвал у меня желания убежать. Он уже начал рисовать, его рука двигалась сама по себе.
— Ты рисуешь?
— Да. То, что ты делаешь, это… — на его листке появились линии, и что — то в его глазах изменилось. Он ожил. — Приемлемо.
Я начала ходить, как по натянутому канату, по невидимой линии и размышляла:
— Видишь, мои методы эффективны.
— Твои методы неудобны.
— Знаешь, что неудобно? Идти пешком пять часов подряд только потому, что это приведёт в долину четырехлистного клевера, потому что твоя сестра попросила у тебя такой на Рождество, — возразила я. — Я отправилась в фантастический квест.
— Ты нашла тот четырехлистный клевер?
— О, я нашла, — сказала я с гордостью. — Но как только я вернулась домой, он был весь раздавленный и мертвый в моей руке. Я плакала неделю. В конце концов, она предложила мне его, прямо перед моим отъездом в Париж. Она прикрепила его к одному из моих дневников на удачу. У тебя когда — нибудь был такой?
Его взгляд не отрывался от альбома.
— Однажды.
— Ребенок в тебе, должно быть, был счастлив, или ты был таким же фригидным, как сейчас? — я поймала себя на том, что шучу.
— Я не был ребенком. Мой отец слишком загружал нас учёбой, так что у нас не было времени заниматься такими бессмысленными делами.
— Это печально, — бросила я. — Это не бессмысленно.
— Почему это печально? — зрительный контакт был самой интимной связью, которую можно с другим человеком, и он снова пытался пронзить меня насквозь, зарисовывая каждое мое движение в неистовом темпе.
— Потому что каждый заслуживает того, чтобы у него был клевер. Даже ты. Ты долго искал свой? — я заправила прядь волос за ухо.
— Мне его подарили.
Конечно, то, что он будет искать клевер, почему — то не имело смысла.
— Держу пари, ты был гениальным ребенком, целыми днями занятым на уроках рисования и…
— Сделай ещё раз то, что ты только что сделала со своими волосами.
Я облизываю губы, снова играя со своими волосами. Я потерялась в бездне его глаз, его взгляд придал мне сил, и в какой — то момент моё сердце успокоилось. По моей коже пробежали мурашки, и я изучила черты лица Спектра. От нахмуренных бровей, когда он хотел что — то сделать правильно, до малейшего изгиба уголков губ, до того, как он прищуривал глаза, чтобы уловить каждую деталь.
— Нет. Мой отец порвал мои рисунки, как только увидел, что мне это нравится. Это была пустая трата времени. Я поздно научился, брал уроки у Дюпон — Бриллака.
В предыстории Спектра было нечто большее. То, что меня не должно было интересовать.
Его внимание опустилось на мою шею и волосы, и это было похоже на призрачные поцелуи на моей коже. Мой живот скрутило. Его взгляд переключался между мной и бумагой, в его глазах происходила битва, как будто сотни эмоций захлестывали его. Его штрихи стали намного более яростными и внушительными, как в некоем трансе, и всё ускорилось.
У него был такой взгляд. Затравленный. Как будто он больше не был хозяином своей судьбы, как будто он боролся с чем — то внутри себя, что разрывало его на части под маской безразличия.
И в какой — то момент он отложил карандаш и закрыл альбом для рисования, отгораживаясь от накапливающихся в нём эмоций.
— На сегодня мы закончили. Мы продолжим утром.
— Точно, — завтра днём я должна пойти на бал и быть продана с аукциона, и я не могла быть менее взволнована этим, но, по крайней мере, всё остальное было лучше, чем оставаться здесь, где Спектр крал моё дыхание и мой здравый смысл. — Я ещё немного побуду на пляже.
Он отошёл, сжимая руку, и я позволила себе упасть на песок. Я позволила совей уязвимости ослабнуть, и это больше не повторится.
— Ты ненавидишь его, помни, Аврора.