Ночной пасьянс

13

Свалившаяся на Ярослава Романца работа не была неожиданной, как и для многих сотрудников областного архива. Давно знали, что грядет изменение административных границ области, что какую-то часть документов по новому территориальному признаку надо будет передавать в соседнюю область, а что-то по той же причине принять от них.

Но одно дело знать, а другое — приступить к этой нудной и кропотливой работе: отбирать, сортировать, составлять описи, укладывать в ящики…

Романец сидел на корточках в синем сатиновом халате, в джинсах, туго обтянувших ляжки. Директор архива, немолодая, пуританских взглядов женщина, ходившая на службу в неизменном строгом костюме из серой фланели и сиреневой или светло-бирюзовой тонкой блузке, не терпела неряшливо одетых людей. Особенно ее раздражали джинсы — на мужчинах или на женщинах. Она считала, что это одежда для работы в саду или огороде. На службе надо появляться пристойно — пиджак, брюки, сорочка, галстук. Но как женщина воспитанная, она не позволяла себе делать подчиненным замечания подобного рода. Просто иногда говорила Романцу, называя язвительно джинсы брюками:

— Ярослав Федорович, у вас опять какая-то тряпочка прилепилась, простите, сзади к брюкам, — она имела в виду вшитый и торчащий из шва краешек лоскутка с названием фирмы.

— Эту тряпочку стряхнуть нельзя, Надежда Францевна, она обладает статическим напряжением и постоянно прилепляется, я ее смахну, а она тут же на свое место летит, — отвечал он, зная, что начальница понимала насмешливость этих слов. Не знала она, правда, что в уме он в этот момент произносил другое: «Это у меня задница обладает постоянной статикой, вот бы язык твой прилепился к ней…»

Но сейчас бирочка была скрыта халатом, грузный Ярослав сидел на корточках, от непривычки болели колени, как у каждого человека, редко напрягавшего суставы. Высокая, по пояс стопка папок торчала перед ним. И, посапывая от напряжения позы, с какой-то постылой злобной обреченностью, Ярослав уже не поглядывал на часы и не стряхивал скользковатой пыли с рук, тупо вкрутился в эту рутинную работу…

В конце дня вошел Олег.

— А может сгоняем партию? Прервись, передохни, — предложил он.

— Помог бы лучше, — не разгибаясь отозвался Ярослав.

— Я в этом не смыслю, — Олег стоял у стола за его спиной и держал в руках толстую папку забитых машинописных страниц, соединенных огромной скрепкой. — Это что, опись того, что нам передали?

— Да, — оглянулся Ярослав. — Уже привезли, пока свалили в подвал армянской церкви.

— «Запись актов рождения и смерти. Костел Святой Элижабеты, 1907–1937 гг.», «Документы штаба партизанской бригады „Месть“, 1941–1944 гг.», «Материалы Антифашистского конгресса, 1936 г.», — читал Олег вслух.

— Слушай, не бубни, мешаешь, — остановил его Романец.

Олег положил опись на стол и молча вышел из комнаты.

Кончался долгий летний день. За зарешеченным окном, напротив которого была трамвайная остановка, толпился народ, был час пик, один за другим подкатывали вагоны, здесь сходилось три маршрута. Ярослав не любил эту пору из-за шума. Комната его была в бельэтаже, по тротуару мимо окна сновали люди, форточку держать закрытой невозможно — духота, а держать все время открытой — тоже немыслимо: машины, тормозившие у трамвайной остановки, изрыгали сизые выхлопные газы; пыль, выбитая колесами из брусчатки и рельсовой колеи, сметенная с тротуарных плит шагами сотен людей, — все это, словно невидимым насосом втягивало через форточку. Дышать становилось нечем, в висках стучало, Романец уходил домой с ощущением, будто полдня он провел вниз головой…

Вошла начальница.

— Как у вас дела, Ярослав Федорович?

— Вот, — кивнул он на гору папок и, поднимаясь, поморщился, разгибая колени.

— Я имею в виду другое — ваш реферат. В августе следующего года в Мюнхене симпозиум по архивному делу. Реферат послать надо не позже мая.

— Вы верите в эту затею?

— Да.

— А я — нет.

— Ну почему же?..

— Я уже ездил в Прагу, — усмехнулся он. — А тут — Мюнхен!.. И какой-то Ярослав Романец! Да кто меня пустит?

— Я буду предлагать вашу кандидатуру.

— Спасибо, Надежда Францевна. Поживем — увидим.

— А как с этим? — она повела тяжеловатым подбородком в сторону папок, закатное солнце освещало ее лицо, и он увидел на ее подбородке светлые волосинки.

— Стараюсь… За такую работу надо платить «за вредность». У шахтеров силикоз. А вы думаете, наши легкие от этой вековой пылищи в лучшем состоянии? «Пыль веков!» Романтика! Господи, какой бред!..

— Скоро начнем строиться. Новое современное здание. Кондиционеры, температурный режим, электронная вентиляция.

— И вы во все это верите? Вы же прожили жизнь, Надежда Францевна!

— Но нельзя же в вашем возрасте уже ни во что не верить!

— Я верю в то, что вижу. Слова же невидимы.

— Я буду у себя еще полчаса, — заключила она разговор и вышла.

«Да-а! Мюнхен! Как раз то, что нужно! Мой реферат должен быть экстра-класса… Чтоб обратили внимание… Внимание! Я обязан выложиться ради этого… — думал Романец. — Ах, если бы удалось!..»