Ночной пасьянс

34

Похороны Богдана Григорьевича Шимановича были назначены на три часа из морга, на новом загородном кладбище, где хоронили теперь «всех прочих». Похороны организовала коллегия адвокатов.

Народу собралось немного, уместились в одном автобусе, впереди него с гробом шел другой, заказанный в похоронном бюро. Новое кладбище располагалось на возвышенности, за ним лежало открытое поле. Это было еще не обжитое покойниками место, только-только посаженные елочки и хилые почти безлистые березки робко дрожали на теплом ветру. Отваленный суглинок утром вырытой могилы быстро высох, и при неосторожном движении чьей-нибудь ноги колючки осыпались в серо-коричневую яму, возле которой, опершись о лопаты, выжидательно-равнодушно стояли два крепких парня, рукава их сорочек были закатаны, и на сильной руке одного Сергей Ильич увидел длинный — от локтя до кисти — шрам, пересекавший детально, даже мастерски вытатуированный женский профиль.

После коротенького прощального слова жиденько и слабоголосо, как и бывает в открытом поле, заунывно отпел оркестр. И тут послышался шум автомобильного мотора. Все оглянулись. К кладбищенским воротам подкатила черная «Волга», из нее вылез высокий человек в синем костюме, воротник белой сорочки был затянут серым галстуком. Сергей Ильич сразу узнал: Кухарь. Лицо его лоснилось от пота, по лбу расплылись красные пятна.

— Я прямо с совещания, — запыхавшись, сказал он, подходя.

Гроб уже был присыпан тонким слоем земли и теперь с лопат она слетала уже мягко, без стука о доски. Кухарь взял горсть и швырнул в яму. — Почему же здесь, а не на городском? — отступив от холмика, чтоб не мешать, недовольно спросил Кухарь.

— Не сумели пробить, в горсовете отказали, — ответил Сергей Ильич.

— Надо было мне позвонить, я бы все уладил.

— Ну, кто знал…

Холмик вырос быстро, зашлепали обравнивая его, лопаты, какие-то люди устанавливали вокруг несколько зачахших венков, музыканты поплелись к машине.

— Миня не вернулся? — спросил Кухарь.

— Вроде нет… Ты что-нибудь узнал? — спросил Сергей Ильич.

— Ничего. Идет следствие… Ты чем приехал?

— Автобусом.

— Я тебя отвезу. Идем.

В машине было душно.

— Опусти стекло, — сказал Кухарь, обернувшись и навалившись на спинку сидения. Не могу поверить… Кому, зачем нужно было убивать этого тихого, в сущности нищего старика?! А может тут политикой пахнет? Ведь у Шимановича хранились богатые архивы, досье? Он ведь был дотошный в таком деле… Как думаешь?

— Что я могу думать? Узнаем со временем.

— Тебя к дому? — спросил Кухарь.

— Да.

— Как с ремонтом?

— К концу идет.

— Ничего не надо?

— Нет, все есть…

— Вот тут, пожалуйста, остановитесь, — попросил Сергей Ильич шофера. — Под шестнадцатым, — он вышел, поблагодарил Кухаря, осторожно подтолкнул дверцу, клацнул железным зубом замок.

— Будь здоров! — шевельнул Кухарь рукой.

Сергей Ильич пошел к подъезду.

Несколько дней спустя, перед ужином, когда Сергей Ильич мыл под краном на кухне большие малиновые помидоры, раздался телефонный звонок.

— Слушаю. Голенок, — снял он трубку.

— Привет, привет, Голенок, — прозвучал веселый голос. — Чем занят?

— Собираюсь ужинать, — ответил Сергей Ильич, узнав Щербу.

— Не приглашаешь? — посмеивался Щерба. — Как вы тут живете?

— Стараемся быть в вертикальном положении.

— Что нового?

— Ты когда приехал?

— Три часа тому.

— Понятно… Тогда могу сообщить тебе новость: убит Шиманович.

— Что?! Когда?! Кем?!

— Неделю назад. А кем — это уже по твоей линии.

— Я сейчас буду у тебя! — Щерба бросил трубку.

Жены не было — ушла к внуку. Сергей Ильич, обвязанный фартуком, принимал Щербу на кухне. Нарезал помидоры, накрошил туда же лук, залил подсолнечным маслом и, сняв с плиты кастрюлю с картошкой, водрузил ее в центре стола.

— Ешь, — сказал он Щербе. — Кто? Зачем? Никому в сущности ненужный старик-пенсионер, — продолжал он начатый разговор.

— Как видишь, кому-то понадобился. Кому? Это для нас с тобой он был одинок, жил замкнуто. Круг знакомых? Ну, ты, я, в какой-то мере Юрка Кухарь. А все остальные, кто собирается на наши годовщины окончания университета? Это еще человек пятнадцать-двадцать. Затем букинисты и всякие книжные жучки. Смотри, сколько набирается людей, с которыми он был в каких-то отношениях. Собственно, что мы с тобой знали о его жизни, знакомых за пределами нашего круга?.. Вот так-то… — Щерба вяло жевал, глядя куда-то поверх плеча Голенка.

— Ты когда выходишь на работу? — спросил Сергей Ильич.

— Я понял твой вопрос, — усмехнулся Щерба. — Но вести дело будет Красноармейская прокуратура. По месту жительства Богдана Григорьевича. Другой вопрос, что, как зональный, я заинтересован, чтоб не тянули и не запороли. Бог знает, кому там поручили… Гулять мне еще неделю. Но выйду в этот понедельник. Я уехал, не завершив одну мерзкую работенку, поручение обкома.

— Кухарь высказал… ну не версию, предположение: архивы Шимановича. Может быть, кого-нибудь забеспокоило собственное прошлое, скажем, времен оккупации. И прослышал этот некто, что у Шимановича подобралось досье с малоприятными фактами, — Сергей Ильич вскинул глаза на приятеля.

— Кухарь у нас большой стратег! Политические подозрения — его хобби.

— Это я помню… Ну, а объективно? Исключаешь подобный вариант?

— Я ничего не исключаю! — раздраженно ответил Щерба. — Разве что участие марсиан в убийстве… Можно позавидовать постоянству, с каким развивается движение мысли Кухаря. Со школьной скамьи. И в одном направлении… Ты давно его видел?

— Кухаря?

— Да нет, — раздраженно дернул плечом Щерба. — Шимановича.

— Недели две назад.

— Как он… выглядел?

— Как всегда: добр, ироничен, весел.

— Ни на что не жаловался?

— Шиманович? Жаловался?!

Они проговорили еще минут сорок обо всем, о чем могут говорить немолодые мужчины, обремененные работой и разросшимися семьями, давно и хорошо знающие друг друга…