Офсайд

ЭПИЛОГ

Три года спустя

Лос-Анджелес, Калифорния

Высшая школа была жестокой. Каждый студент в моей группе был культурным, опытным и в основном блестящим. Обладая впечатляющим профессиональным опытом, освещающим такие темы, как иностранные дела за границей, репортажи с предвыборной кампании и даже медицинскую журналистику. Я не была неряшливой — я заняла достойное место в мире спортивных журналистов, — но это было пугающе. Давление не отставать было безумным. И не только для того, чтобы не отставать. Я хотела быть лучшей в своем классе, как я была на первом курсе.

Возможно в теории, изнурительно на практике.

Я застонала, сгорбившись над открытым учебником по цифрам, статистике и журналистике данных. Я так долго училась, что слова сливались воедино. Чем больше я его перечитывала, тем меньше в нем было смысла. Словно смотришь на слово так долго, что оно уже не похоже на настоящее слово.

И, к сожалению, школьные занятия не ждали ни одну женщину — или ее день рождения, который был сегодня.

Внизу хлопнула входная дверь. Я взглянула на свой телефон и обнаружила, что полностью потеряла счет времени. Чейз опоздал на пару минут, а я даже не была одета. По дереву послышались шаги, и через несколько мгновений он появился в дверях моего кабинета с ключами в руке.

Он одарил меня душераздирающей улыбкой.

— Извини, я опоздал. Пришлось срочно остановиться. — Его улыбка исчезла, и он хмуро посмотрел на меня. — Ты весь день училась?

— Может быть. — Мне не хотелось это признавать, потому что он и так чувствовал себя плохо из-за того, что весь день пропадал на тренировочном сборе.

— Джеймс. — Он скрестил руки, прислонившись к дверному косяку. — Ты хоть что-то ела? Делала перерыв?

Чейз рано ушел на арену, и вскоре после этого я встала с постели, быстро приняла душ и поплелась прямо в свой кабинет по коридору. Я даже устанавливала кофемашину Keurig на приставном столике рядом со своим рабочим столом, чтобы мне не приходилось уходить, чтобы приготовить кофе. Это был блестящий, хотя и опасный ход с моей стороны.

И я точно не завтракала. Но я обедала, так что это считалось «что-то», верно?

— Не волнуйся, — сказала я. — Я пообедала на палубе и немного позанималась там.

Или я пыталась, пока соседские дети и их друзья не залезли в свой бассейн и не закричали Марко и Поло во всю глотку. Съехав из многоквартирного дома, битком набитого людьми лет двадцати, которые устраивали дебоши каждые выходные, я думала, что в пригороде нам гарантирована тишина и покой. Я никогда не думала, что здесь будет шумнее, но это было абсолютно так между тремя и восемью часами вечера. Думаю, это то, что мы получили за покупку в семейном районе.

Чейз всегда смеялся и говорил, что скоро наши дети будут шуметь. Честная оценка. Особенно, если наши дети были чем-то похожи на него — судя по тому, что сказала его мать, у меня были заняты руки.

Или, может быть, наши дети стали бы тихими и прилежными, как я в детстве. Но, вероятно, нет.

— Ты брала перерыв? — повторил Чейз, подняв темные брови.

— Да, я сделала несколько перерывов в учебе между ними.

Он сузил глаза.

— Ага.

Чейз, все еще стоявший в дверном проеме, принял душ после тренировки и был одет в облегающую черную футболку и новые джинсы. Я, с другой стороны, была босиком в черных штанах для йоги и случайной розовой майке, с растрепанными волнистыми волосами. Он держал мой подарок на день рождения в секрете, но независимо от того, что это было, моя текущая ситуация с прической и одеждой, вероятно, не подходила ему.

Я бросила на него извиняющийся взгляд и встала. — Можешь ли ьы дать мне несколько минут, чтобы переодеться? Я в беспорядке.

— Ты выглядишь мило. — Он встал передо мной и положил руки мне на талию, наклоняясь для короткого поцелуя. — Но мне все равно нужно взять что-нибудь поесть.

Ничего удивительного. Мужчина всегда ел. Наш счет за продукты был астрономическим.

— Ока…

Вместо того, чтобы отпустить меня, он наклонил голову, схватил меня за губы и снова поцеловал, глубже. Я впилась кончиками пальцев в его плечи, мое дыхание стало поверхностным. Как только я начала теряться в поцелуе, он отстранился, бросив на меня понимающий взгляд. Если бы мы продолжали идти, мы бы не выходили из дома в ближайшее время, если бы вообще выходили.

— Сейчас, — сказал он, выводя меня из кабинета в коридор. — Иди готовься. Я даю тебе пятнадцать минут.

Он шлепнул меня по заднице, прежде чем повернуться и уйти.

Я сделала паузу на мгновение, мой сгоревший мозг пытался наверстать упущенное после поцелуя и целого дня учебы. Только когда он скрылся из виду, я вспомнила свой вопрос.

— Не могли бы вы подсказать, как одеться? — Я сказала.

Его голос эхом разносился по кухне.

— Надень штаны.

Брюки.

Хорошо.

Смутно, но лучше, чем ничего.

Я направилась в белоснежную главную ванную комнату и быстро умылась, прежде чем нанести немного макияжа и распылить свои новые духи. Затем я встала посреди нашей огромной гардеробной, бесцельно глядя на ряды одежды. Переодевшись три раза, я, наконец, остановилась на рваных джинсах, белой майке и легком коричневом вязаном свитере — дело было осенью, и я стала такой слабачкой в отношении прохладной погоды, что могла сойти за коренного калифорнийца.

В его черном внедорожнике кондиционер работал на полную мощность — как всегда, — и я быстро выключила вентилятор и повысилатемпературу со стороны пассажира, чтобы не замерзнуть насмерть по пути к месту назначения. Чейз включил заднюю передачу и положил руку на спинку моего сиденья, проверяя плечо, прежде чем выехать с подъездной дорожки.

— Как лагерь? — спросила я, натягивая черепаховые солнцезащитные очки. Они были еще одним ранним подарком от него на день рождения. Это было похоже на неделю дня рождения в нашем доме.

Чейз пожал плечами. — Это было хорошо. Всегда немного грубо, чтобы вернуться в колею.

— Немного грубо? — Теперь он был тем, кто лгал во благо о своем дне. Он устал, и он посмотрел это.

— Чертовски жестоко, — признал он. — Но я ненавижу жаловаться, когда ты так усердно работал, а я тебя почти не видел.

В промежутке между его предсезонной подготовкой и началом моей дипломной программы по журналистике мы редко проводили время вместе. Это был резкий переход от нашего неторопливого лета, большую часть которого мы провели, бездельничая на берегу озера в нескольких домах от Далласа и Шив, вынимая лодку и отсыпаясь допоздна. Отсутствие реальных обязанностей, о которых можно было бы беспокоиться, было хорошей передышкой, но в последнее время они снова рухнули в полную силу.

Кроме того, теперь, когда мы вернулись в Лос-Анджелес, а Даллас и Шив были в Колорадо, я переживала ломку лучшего друга. У меня появилось несколько друзей в Лос-Анджелесе, особенно другие подруги и жены из команды, но это было не то же самое. Ни один из них не пил вино по видеосвязи.

— Эта программа интенсивная. — Я провела рукой по волосам, которые недавно остригла до плеч. Он все еще казался странно коротким, как будто мне не хватало конечности. — Это уже надирает мне задницу.

— Эй. — Он положил руку мне на колено, и сквозь джинсовую ткань излучалось тепло его кожи. — Я понимаю маленькую рыбку, чувство большого пруда. Но ты здесь не просто так.

— Ты должен это сказать.

Чейз был запуган все пять минут своей первой игры в НХЛ. Затем он катался по льду, как будто он владел им и с тех пор.

— Не делает это менее правдой.

За окном внедорожника мчалась автострада, но я еще понятия не имела, куда мы едем.

— Когда ты собираешься сказать мне, куда ты меня везешь?

Чейз бросил на меня косой взгляд, его губы дернулись. — Скоро увидишь.

Через три выхода вдалеке появилось огромное серое сооружение. По мере того, как мы приближались, надпись на огромной красной табличке становилась все четче. Мы направлялись к тому же месту, где он был всего несколько часов назад.

— Мы идем на арену?

— Кататься на коньках, — сказал он. — Традиция дня рождения.

Строительство новой арены в центре Лос-Анджелеса — современного архитектурного чуда из стали и стекла — было завершено за два года до этого.

Чейз придержал дверь для входа игроков и последовал за мной. В огромном здании было почти устрашающе тихо, если не считать отдаленного эха персонала охраны. Он провел нас по извилистым коридорам, как будто это был его второй дом, остановил нас перед металлической дверью и набрал пин-код.

В соответствии с остальной частью объекта мирового класса, раздевалка Лос-Анджелес Блейдс затмила раздевалку в Бойде. Скамейки из цельного дерева заполняли раздевалку игроков, а длинные окна располагались высоко вдоль внешних стен, чтобы впускать естественный свет.

В примыкающем коридоре слева находилась игровая комната с кожаными диванами, камином и закусочной. Справа находился видеозал с черными кожаными сиденьями на тридцать человек, а в мезонине второго этажа располагались беговая дорожка и тренировочная площадка, а также ванны с горячей и холодной водой.

Это был универсальный магазин для восстановления, питания и тренировок. В лиге было всего один или два подобных заведения — я не могла себе представить, какое разочарование должны были испытать игроки, которых обменяли, когда они вошли в стандартное помещение после того, как назвали его своим домом. Я видела его раньше, но он все еще поражал меня каждый раз, когда я входила внутрь.

Чейз подвел меня к своей каморке и поставил наши сумки на пол перед ней. Я опустилась на скамейку и выжидающе посмотрела на него.

Вид Чейза, стоящего на коленях и копающегося в своей черной сумке со снаряжением, вызвал у меня воспоминания о том времени, когда он водил меня кататься на коньках на арене Бойд. Тогда между нами все было так ново. Это было похоже на целую жизнь назад. Я нервничала, просто находясь рядом с ним тогда. Эти бабочки все еще были здесь, но удобным и легким способом.

— Нас ведь не арестуют, как в прошлый раз? Нет ли Роя, притаившегося за кулисами?

— На этот раз я получил разрешение.

— А ты? — Я толкнула его ногой.

Он взглянул на меня с ухмылкой, спутанные темные волосы упали ему на лицо. — Серьезно.

Все еще стоя на коленях, он протянул мне мои коньки. Я скользнула ногой в левую сторону, но когда я поставила ногу в правую, мои пальцы ног уперлись в прочную преграду. Вероятно, рулон ленты, свободно плававший в его сумке.

— Подожди. — Я сунула руку в конек и обнаружила, что в носке застрял небольшой квадратный предмет. — Что-то застряло в моем… — я вытащила его, открыв маленькую полированную деревянную шкатулку.

Мое сердце пропустило удар или три.

Было ли это тем, о чем я думала ?

Я не хотела забегать вперед, поэтому сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Вот оно, — сказал Чейз. — Я искал это.

Он взял коробку из моей руки и открыл откидную крышку. Я выдохнула, когда мой взгляд остановился на том, что было внутри. Центральный камень из кольца его матери, переделанный в простое золотое кольцо.

— Картер, — прошептала я. У меня перехватило дыхание, и слезы наполнили мои глаза, угрожая перелиться через край. Это было оно. Моя любовь, моя жизнь, мое будущее. Мое все.

Легкий намек на нервозность промелькнул на его лице, настолько слабый, что никто, кроме меня, не заметил бы его.

— Я сделал много ошибок на этом пути, но ты единственная, кто всегда был прав. Ты выйдешь за меня замуж, Джеймс?

— Да. — Теплая слеза скатилась по моей щеке. Я всхлипнула, вытирая его тыльной стороной ладони. — Конечно.

Он надел кольцо на мой левый безымянный палец, и только тогда я заметила, что его руки дрожат. Обхватив мое лицо ладонью, он наклонился и поцеловал меня так, как никогда раньше не целовал. Оно было нежным, но твердым, прося, но требуя обещания вечности.

Мы отстранились, и он прижался своим лбом к моему, проводя большим пальцем по линии подбородка. Мое сердце бешено колотилось, нарушая какой-то закон природы. Время остановилось, как вспышка, которую я запомню навсегда.

— Я чертовски накачан, — сказал он. — Я не могу дождаться, чтобы жениться на тебе.

— Но разве это не сделает меня Картером? — дразнила я.

— Ты всегда будешь моей Джеймс. — Он тяжело вздохнул, и его поза расслабилась, его широкие руки все еще обнимали меня за талию.

— Ты был нервный? — Я прошептала.

Губы Чейза растянулись в полуулыбке, его темные глаза смотрели на меня.

— Немного. Ты мой раз в жизни.

Он был прав. Никогда не думал, что найду такого, как он.

— Ты знал, что я скажу «да».

— Ага. — Он расплылся в полной улыбке. — Как я всегда говорил — мы в эндшпиле.