Огненный шторм

22

Автомобиль на четырех колесах. Мощный, как танк. После недавних побоев я с ног до головы в синяках. Каждый ухаб мне как нож острый. Ой, ноги. Ой, ребра. Ой, ой, шея.

То, что я позволил юной леди, которая последние несколько дней немилосердно меня колошматила, увезти меня в неизвестном направлении, — на первый взгляд фантастически нелогично. Но с тех пор как глаза незнакомого дылды полыхнули на меня в ресторанчике в Хедли, в моей жизни вообще мало логики.

Положись на интуицию, Джек. Если ты не веришь человеку, который называет тебя маяком надежды, кому же тогда верить? А кулон с портретом моей матери! Это как печать на договоре.

Эко снимает кулон и дает мне посмотреть. Я бомбардирую ее вопросами. Она увиливает:

— Не сейчас. Нам грозит опасность. За нами гонятся. Мне нужно сосредоточиться на том, как уйти от преследования.

— Кто за нами гонится? Почему? Скажи мне наконец, как зовут маму!

— Мира, — шепчет она. — В честь той звезды, которая светит то ярко, то тускло. Иногда она ослепительна. А иногда ее почти не видно.

Я гляжу на прелестное лицо на кулоне и твержу про себя загадочное имя — новое в моей жизни. Мира.

Эко сменила эффектный костюм ниндзя на простые белые шорты и бирюзовую маечку. Еще бы фотоаппарат, и сошла бы за туристку.

Машину она ведет так же, как дерется. Руки лежат на руле грациозно и уверенно. Те же руки, которыми она душила меня и била. Серые глаза почти не отрываются от дороги. Не азиатские и не европейские. Какой-то экзотический гибрид. Нежная кожа цвета слоновой кости.

Двухполосное шоссе разрезает барьерный остров пополам. Иногда я вижу океан на востоке и стеклянную гладь пролива на западе. Потом остров снова расширяется.

Возвращаю Эко кулон.

— Эко, кто же за нами гонится-то? Никто не знает, что я здесь, — какая может быть опасность?

— Какая есть.

Девица не из болтливых. Напоминает мне Джиско, когда он прикидывался сфинксом. Находит отговорки, чтобы не отвечать на вопросы. С другой стороны, когда едешь на джипе с девушкой, которая последние несколько дней так тебя колошматила, наверное, разумно никуда не спешить.

Проезжаем через Дак и Короллу. Дорогие прибрежные дома, огороженные кварталы. На крышах гигантскими пауками торчат спутниковые антенны. Мерцают бассейны. Плещутся джакузи. То и дело попадаются мотоциклисты в латексных костюмах. Не сомневаюсь, что в сезон эти городки битком набиты богатыми солнцепоклонниками.

К северу от витрин Короллы дома становятся пореже. Декорации уже не такие пышные. Над дюнами высится маяк.

— Зачем здесь маяк? — спрашиваю я Эко, чтобы прервать затянувшееся молчание. Может, ей больше понравится болтать о том, что у них в будущем не засекречено.

— Крушения, — отвечает она.

— Какие крушения?

— Корабли.

Тут она замечает, что ответ меня не устраивает, и добавляет:

— Внешнее побережье называют Атлантическим кладбищем. Особенно то место, где мы скоро окажемся.

Учитывая, сколько народу хочет меня убить, — остроумное замечание, нечего сказать. Джек Даниэльсон едет на Атлантическое кладбище, чтобы отдохнуть на побережье в обществе девушки-ниндзя, лишенной навыков светской беседы.

За что мне все это?

Эко снова отключает свои динамики. Это какая-то дзенская техника. Самопогружение. Полная замкнутость. Как будто меня тут и нет. Как будто мы можем проехать полтысячи миль, и за все это время она ни разу не отведет взгляда от шоссе, и это совершенно в порядке вещей.

Я ее что, совсем не интересую? И ей совсем не хочется объяснить свое странное поведение в последнее время?

Шоссе кончается. Дорога резко сворачивает вправо и упирается в деревянный забор. Делаю вывод, что мы тут и остановимся.

Ошибаешься, Джек. Белый полноприводной джип выруливает прямо на песок. И едет себе на север, словно нет на свете более естественного занятия, чем гнать машину вдоль линии прибоя.

Здесь уже кто-то проезжал. Мы едем по их следам. Проезжаем мимо припаркованных в дюнах джипов и фургонов. Люди купаются. Катаются на серфинге. Дети собирают ракушки. Но мы не останавливаемся. Это было бы слишком нормально. Мы едем дальше.

Сгущаются сумерки. Мы едем вдоль дюн уже несколько часов. Ни купальщиков, ни рыбаков. Песок, прибой и мы.

Солнце садится. Поднимается ветер. Волны — как ряды ощерившихся зубов. Быстро становится не по себе. Куда мы едем? Не знаю. Зачем? Понятия не имею.

По крайней мере, я уже не в сарае. Обстановка стала поинтереснее. Не говоря уже о природе. Над головой кружит птица. Широченный размах крыльев. Орел? Альбатрос? Я не орнитолог, но это определенно великолепный экземпляр.

— Голубая цапля, — подсказывает Эко. В первый раз она высказывается не в ответ на прямой вопрос.

Так ли уж «не в ответ»? Ой.

Она не отводит глаз от песка. Откуда она узнала, что я смотрю на птицу? Я установил защиту, но береженого Бог бережет.

— Ты читаешь мои мысли?

— Нет, — говорит она. — Мысли ты маскируешь.

Наверное, так и есть. Если бы она могла читать мои мысли, то заранее знала бы все мои планы. И тогда мне не удалось бы застать ее врасплох в сарае.

— Тогда откуда ты знаешь, что я смотрел на птицу? Ты на меня даже не глянула.

— Птица заметила, что ты смотришь на нее, — отвечает она.

— Ты прочитала мысли птицы? Что-то не верится, что ты сумела прочитать мысли голубого альбатроса, который парит в пятистах ярдах над нами.

— Это голубая цапля, — поправляет меня Эко. — Болотный великан. — Самое пространное высказывание за несколько часов. Может быть, она уже в настроении поговорить? Или просто любит птиц?

— Где же тут болото? — спрашиваю. — Здесь побережье.

Эко кивает в сторону дюн.

— Вон там. Увидишь. Сейчас главное — добраться до места.

— До какого?

— До безопасного.

— В сарае было опасно?

Эко пожимает плечами. Отбой. Я вешаю трубку.

Ее глаза останавливаются на голубой цапле и вместе с ней парят среди пурпурных облаков, плывущих к закату. Я внимательно слежу за Эко. Лицо у нее — с таким в покер хорошо играть, но я замечаю, что полет цапли пробуждает в ней сильные чувства.

Благоговение. Тоску. Глубокий, медленно кипящий гнев.

Хватит ждать. Она изводит меня молчанием весь день. Пора брать дело в свои руки.

Хватаюсь за руль и выкручиваю его к воде.

— Ты с ума сошел?! — Эко пытается вырвать у меня руль. Выписываем зигзаги по песку. — Мы застрянем, — предупреждает Эко.

— Тогда остановись и поговори со мной. ПРЯМО СЕЙЧАС!

Она ударяет по тормозам. Мы резко останавливаемся в пяти футах от поблескивающего приливного озерца.

Как мило, что теперь для разнообразия это она слушается моих приказов.

— Эко, ты передо мной в долгу. Я доверился тебе и поехал с тобой, и теперь у меня есть несколько вопросов. Тот сарай был местом достаточно укромным и безопасным, чтобы запереть меня там и некоторое время метелить. С чего нам вдруг понадобилось отправляться в сафари по побережью?

Отвечает она неохотно:

— Ради твоей безопасности.

— О том, что я здесь, не знает никто, — замечаю я. — Кроме тебя и той вшивой дворняги, которая, полагаю, потребовала с тебя денег за предательство. Почему нам приспичило уезжать из надежного убежища? Куда мы едем? Здесь нет ни одного дома. Темнеет. И кстати, чем ты занимаешься, когда не колотишь незнакомых людей в сараях? Или это работа у тебя такая?

Губы Эко начинают шевелиться. У меня появляется странное чувство, что она собирается улыбнуться моей блестящей остроте. И становится даже жутко при мысли о том, что улыбка может оказаться теплой.

Не-а. Хмурая. Ни капли теплоты.

— За тобой и дальше будут охотиться, — говорит она. — Будут гнаться до самой твоей смерти. — Если она пытается меня так утешить, то подходит к делу крайне неумело. — Наверное, ты это уже понял, иначе ты клинический идиот. Я везу тебя в безопасное место — по крайней мере в относительно безопасное. Но пока мы туда не добрались, мы легкая мишень.

— Но почему за мной гонятся? — спрашиваю. Нет, вымаливаю ответ. Готов в ногах у нее валяться. — За что меня хотят убить? Почему ты решила мне помогать?

Серые глаза смотрят мне прямо в лицо неподвижным взглядом. Не дружеским, не враждебным. Голос стихает до шепота.

— Потому что у тебя есть ключ.

Разжимаю пальцы. Показываю ладонь. Пусто.

— Нет у меня никакого ключа.

В сумерках линии у меня на ладони поблескивают, словно расходящиеся тропы. Которая тут линия жизни? Наверное, не самая длинная.

— Ты сам — ключ, — очень серьезно шепчет Эко.

Изучаю ее лицо. Ничего для меня полезного.

— Давай. Договаривай. Ключ от чего?

Ее голос становится еще торжественнее.

— От той двери, за которой находится Пламенник. От спасения мира. Это можешь только ты. Так что все зависит от тебя. Судьбы всего будущего.

Что? Как? Почему я?

— Как так? — ахаю я, потрясенный и сбитый с толку ее тоном и пафосом в ее словах. — Я еще даже голосовать не имею права! И алкоголь покупать! — Чуть не добавляю, что и рога мне пока что наставить невозможно, но молчу. У меня тоже есть гордость.

— Как бы там ни было, — отвечает Эко. — А теперь давай поедем. Пожалуйста.

Она кончиками пальцев гладит мою руку, держащую руль. Прикосновение неожиданно нежное. Она пытается столкнуть мои руки с руля.

— Ты наш маяк надежды, но ты слишком много болтаешь.

Я отпускаю руль, Эко давит на газ, и дальше мы едем молча.