Направляемся к сверкающему домику. Я еще сильнее ощущаю биение Пламенника. Гораздо ближе. Может быть, прямо за зелеными стеклянными стенами.
Неужели Пламенник живой? Или это сила? Разум? Знает ли он, что я близко? Я чувствую тесную, едва ли не кровную связь с ним.
Дверей не видно. Даркон подходит к скрытой камере.
— Откройся.
Вспышка камеры.
— Сканирование сетчатки и компьютерный анализ голоса, — объясняет он мне. — Более тонкие различия, чем отпечатки пальцев.
— Это же ваш остров, зачем такая секретность?
— Секретность никогда не помешает.
Стеклянные двери раздвигаются. Входим.
Ни тебе охранника на вахте, с которым можно поздороваться. Ни Пламенника. Ни Дракулы и ни горгулий.
Странно. Сначала химеры, потом горгульи.
Внутри стеклянного купола нет ничего. Просто пустая комната.
— Встань сюда, — велит Даркон, направляясь к центру.
Иду за ним.
— Вниз, — командует он.
Мы проваливаемся под пол. Платформа лифта опускается по наклонной шахте. Нас окружают каменные стены. Свет меркнет…
Платформа замедляет ход и останавливается. Мы в темноте.
— Свет, — говорит Даркон.
Над головой загораются лампы.
Идем по длинному коридору.
— А где все? — спрашиваю.
— Первый закон сохранения деловых тайн, — отвечает Даркон. — Чем больше народу на тебя работает, тем больше тех, кто может тебя обворовать.
Подходим к большим двустворчатым воротам.
— Откройся, — нараспев произносит Даркон. Компьютер регистрирует голос, и я слышу, как щелкают несколько замков. Ворота распахиваются. У меня захватывает дух.
Это напоминает мне ставку верховного главнокомандующего из фильмов о войне — где генералы толпятся вокруг гигантской карты Европы, а их помощники передвигают по ней миниатюрные корабли и войска.
Но здесь нет ни генералов, ни адмиралов. Только полдюжины молодых людей, юношей и девушек, в обычной повседневной одежде. Ни дать ни взять студенты-«ботаники» из Калифорнийского или Массачусетского технологического, устроившие мозговой штурм какой-то заковыристой задачки.
И они не передвигают по Европе кораблики и танки. Они рассчитывают курсы компьютерных траулеров на огромных «картах» всех океанов мира.
Слово «карты» здесь даже не очень подходит. Это произведения монументальной живописи, равно полезные и прекрасные. Контуры океанов и другие топографические знаки — впадины и подводные горы — «нарисованы» трехмерными голограммами.
Подхожу к «карте» Атлантического океана и глазами прослеживаю Срединно-Атлантический хребет к востоку, по направлению к Африке. Нахожу цепочку Азорских островов. К северу от них яркой голубой звездочкой поблескивает одинокий остров.
Подозреваю, что на нем-то мы и находимся. Это и есть остров Даркона. Вокруг острова толпятся компьютерные траулеры — наверняка часть того флота, который я видел снаружи и который стоял у длинного причала, вонзившегося в уединенную бухту, незаметную с моря.
Азорские острова окружены мерцающими красными линиями. Похожие линии виднеются во всех океанах, они мигают, словно бесконечные цепочки аварийных сигналов. Особенно их много у побережий, но красные линии мерцают и кое-где посреди океанов.
— Красное — это рифы? — спрашиваю я у Даркона.
Он кивает с довольной улыбкой.
— Перед тобой самая точная в мире модель океанских рифов.
— Основанная на информации, которую вы обманом и подкупом добыли у исследователей?
Кое-кто из юных программистов на меня косится. Должно быть, таких вопросов Даркону в его святая святых задавать не принято.
Даркон пожимает плечами.
— Джек, у меня много источников информации. Ты видел половину моего флота, заново оснащенную особыми сетями, которые практически невозможно порвать. У меня сорок траулеров, специально оборудованных для добычи рыбы на самых глубоких коралловых рифах. Это составляет более трети мирового флота траулеров. И я постоянно расширяю рынок. Поскольку мировая потребность в рыбном белке стремительно возрастает, ближайшие десять лет обещают быть весьма прибыльными.
— Пока вы не исчерпаете всех запасов, — говорю я.
И снова несколько программистов косятся на меня, а потом быстренько поворачиваются обратно к мониторам. Неужели им совестно за свою работу? Платит ли он им столько, чтобы совесть их не мучила?
Даркон даже голоса не понижает:
— Когда мы выловим всю рыбу на глубоководных океанских рифах, у нас еще останутся шельфовые рифы с запасами экзотических видов рыб на миллиарды долларов. Моему флоту хватит дела по меньшей мере еще на десять лет.
— Вы пытаетесь оттянуть неизбежный конец, — напираю я. — Хорошо, у вас будет еще десять лет. Какой смысл уничтожать невосполнимые ресурсы?
Оглядываюсь вокруг, на юных ученых.
— А вы как ко всему этому относитесь? По ночам не просыпаетесь от больной совести?
Никто даже не оборачивается — только одна девушка с нежным лицом собиралась было что-то сказать, но передумала.
— К сожалению, здесь тебе сочувствия не найти, — усмехается Даркон и подталкивает меня к выходу из зала.
Двери за нами захлопываются, замки защелкиваются, и Даркон ведет меня обратно на платформу лифта.
— Все твои проблемы — вопрос точки зрения, — говорит он. — Наверх, пожалуйста.
И мы поднимаемся наверх — из тьмы к солнцу. Над головой появляется стеклянный купол. Сходим с платформы.
— Но если вы перебьете всю рыбу и нечего будет ловить и есть, куда вам дальше двигаться? — спрашиваю я.
Даркон улыбается.
— Джек, это все идеология. Хочешь немного расширить мировоззрение?
— Как, интересно?
— Освоить солипсистский подход.
— Не знаю такого слова.
— Тогда позволь мне несколько раздвинуть твои горизонты. — И Даркон выводит меня за двери.
Снаружи так и жарит яркое солнце. Даркон шагает к длинному причалу, где стоят траулеры.
— Ты рожден, чтобы выживать в любых обстоятельствах. Это мне в тебе и нравится, Джек. Ты умеешь принимать решения.
Всей шкурой чувствую, что мои способности к выживанию скоро подвергнутся нешуточным испытаниям.
Мы проходим по причалу мимо вереницы громадных траулеров. Половина Дарконова флота. Существенная часть всего мирового флота. В самом конце стоит очень странного вида лодка. В длину футов сорок, а в ширину всего восемь. На корме крошечная кабинка. Мощные двигатели. Плавучая ракета.
Даркон направляется к ней.
— Куда это мы? — спрашиваю.
— Ты так любишь подводный мир, вот я и хочу тебе кое-что показать.
— Что именно?
— Мой риф. Один из самых красивых на свете. Там я держу своих зверюшек.