Алекс
Когда я медленно прихожу в себя, мои чувства возвращаются к жизни. Первое, что я замечаю, это острую боль и напряжение, пронзающие мои руки. Я тихо стону, когда осознаю свое шаткое положение, вися на цепи в центре комнаты.
Изо всех сил пытаясь сосредоточиться, я моргаю, открывая глаза, и постепенно вижу окружающее. В тускло освещенной комнате видны ветшающие стены, облупившиеся обои, свидетельствующие о многолетнем пренебрежении. Пылинки танцуют в воздухе, улавливая слабые полосы лунного света, которым удается просачиваться сквозь щели в крыше.
Я вижу свой пистолет, лежащий на ящике рядом с упакованным подарком, который привлек меня сюда. На мгновение мне становится стыдно за то, какой глупой я была, попавшись в такую очевидную ловушку, но я не могла упустить соблазн получить больше информации об убийцах.
— Снова проснулась, Маленькая Прелесть? — Голос почти прямо у меня за ухом пугает меня, и я дергаю за цепи, звук движения эхом отдается в разрушающейся комнате.
Раздается смешок, и я чувствую, как кончики пальцев касаются моей спины, посылая дрожь по позвоночнику. Пальцы касаются меня, когда фигура движется вокруг моего тела, чтобы остановиться передо мной. Мое сердце бешено колотится в груди. Я должна подавить панику, которая поднимается на поверхность. Фигура останавливает свои пальцы чуть ниже промежутка между моими грудями.
— Я волновался, что мне придется дать тебе адреналин, чтобы разбудить тебя. — Я могу сказать, что его голос каким-то образом меняется, и когда он слегка откидывает голову назад, я сталкиваюсь с маской в половину черепа, закрывающей нижнюю половину его лица, которая смотрит на меня из-под капюшона. В маску должно быть встроено устройство модуляции голоса.
Смена освещения на мгновение дает мне увидеть напряженные черные глаза. Ни у одного человека не бывает таких темных глаз, даже при тусклом освещении это означало, что у него либо карие глаза, либо он пользуется контактными линзами.
Когда я встречаюсь взглядом с фигурой, дрожь пробегает по моей спине. его пристальный взгляд проникает сквозь темноту. Страх переплетается с моей решимостью, но я не позволяю ему одолеть меня.
Рука фигуры в перчатке скользит вверх, обхватывая мое горло, их пальцы вдавливаются в мою кожу. Я чувствую давление, стеснение, затрудняющее мое дыхание. Паника поднимается во мне, но я изо всех сил пытаюсь сохранить самообладание, чтобы они не увидели моего страха.
С леденящим спокойствием фигура наклоняется ближе, его маска-череп находится в нескольких дюймах от моего лица. Его модулированный голос резонирует по комнате, полный садистского удовлетворения.
— Как тебе, нравится наша маленькая игра «правда или действие», Малышка? — они насмехаются.
Несмотря на страх, пронизывающий меня, я собираю силы, чтобы заговорить, мой голос напряженный, но вызывающий.
— Ваши игры скоро закончатся навсегда.
Низкий смешок доносится из-за маски-черепа. Я слышу еще один смешок позади себя, но я не вижу другую фигуру.
— Смелые слова, Малышка, для того, у кого больше нет пистолета.
Мой взгляд устремляется туда, где он так невинно лежит на ближайшем ящике. Это еще один способ помучить меня, когда он так близко, но все еще вне моей досягаемости.
Фигура следует за движением моих глаз, опускает взгляд на пистолет.
— Ты же не думала, что мы позволим тебе оставить его себе, не так ли?
Чье-то тело прижимается к моей спине, и похожий модулированный голос произносит рядом с моим ухом.
— Ты можешь забрать его, когда мы закончим.
Я чувствую, как во мне поднимается волна адреналина, смесь страха и предвкушения, когда фигура передо мной сжимает руку на моем горле.
— Но только если ты будешь хорошей девочкой.
Давление на мое горло усиливается, посылая дрожь по позвоночнику. Ощущение того, что они окружают меня, их руки на мне, посылает смешанную волну страха и неожиданного возбуждения, пробегающую рябью по моему телу. Это запутанное и тревожное сочетание, которое только усугубляет ситуацию.
Голос у меня за ухом спрашивает:
— Ты собираешься быть хорошей девочкой для нас, Малышка? — Голос, искаженный, но пронизанный соблазнительным оттенком, только подливает масла в сбивающий с толку огонь, который горит внутри меня. Становится все труднее игнорировать ощущения, которые пробуждаются во мне, интенсивность момента и игру власти, разворачивающуюся вокруг меня. Мое сердце колотится в груди, как от физического стеснения, так и от дразнящей опасности, которая висит в воздухе.
Я пытаюсь успокоиться, восстановить контроль над своими мыслями и эмоциями, но их прикосновение и ощущение того, что над мной доминируют, только усиливают мое осознание. Это опасный танец между выживанием и необъяснимым очарованием их силы.
Я борюсь, чтобы вернуть себе концентрацию, избавиться от отвлекающих факторов этих противоречивых эмоций. В глубине души я знаю, что поддаться им было бы предательством моих принципов, капитуляцией перед тьмой, с которой я так упорно боролась.
Собрав все силы, я успокаиваю свой голос, игнорируя дрожь, которая угрожает выдать меня.
— Я никогда не буду вашей хорошей девочкой. Я не буду играть в ваши игры. Вы не сломаете меня.
Хватка фигуры усиливается еще сильнее, их смех разносится по комнате.
— О, Малышка, какой огонь. Кто сказал, что мы хотим сломать тебя? Тьма внутри тебя зовет нас. Прими ее.
Фигура передо мной прижимается ближе, сильнее прижимая меня к фигуре за моей спиной. Их присутствие становится удушающим, разжигая темное, запретное желание. Их возбуждение очевидно, их твердые члены прижимаются к моему телу. Я борюсь с противоречивыми эмоциями внутри меня, мое тело выдает меня легкой дрожью.
Я ловлю себя на том, что подвергаю сомнению свои собственные чувства, свои собственные границы. Опасность сохраняется, трепет переплетается со страхом, создавая очарование, которое одновременно пугает и соблазняет меня.
Фигура передо мной наклоняется ближе, маска-череп касается моей щеки. Она удивительно мягкая, как будто сделана из силикона.
— Если я прямо сейчас прикоснусь к твоей киске, ты будешь влажной для нас, Малышка?
Мое тело предает меня еще больше, и я не могу остановить дрожащий всхлип, срывающийся с моих губ.
Я пытаюсь контролировать свое дыхание, отчаянно пытаясь оттолкнуть противоречивые эмоции, которые угрожают поглотить меня. Слова фигуры, наполненные садистским предвкушением, эхом отдаются в моем сознании, смешиваясь с ощущениями их рук на моем горле и их тел, прижатых к моему.
Напряженность момента, трепет опасности и незнакомые чувства внутри меня создают хаотическую бурю замешательства.
Собрав последние остатки сил, мне удается заговорить, мой голос дрожит, но решителен.
— Я отказываюсь позволять вам манипулировать мной. Ваши извращенные желания не смогут контролировать меня.
Фигура позади меня хихикает, от этого звука у меня по спине пробегает холодок.
— О, Малышка, дело не в манипуляции. Речь идет о том, чтобы открыть свое истинное «я», желания, которые таятся внутри. Мы можем освободить тебя.
Рука в перчатке покидает мое горло, и волна облегчения захлестывает меня. Однако, прежде чем я могу полностью осознать ситуацию, я чувствую, как его пальцы прокладывают дорожку вниз по моему телу, останавливаясь на поясе брюк.
Я напрягаюсь, мои инстинкты призывают меня сопротивляться, но небольшая часть меня сомневается в глубине моих собственных желаний. Я борюсь с мыслями, которые мелькают у меня в голове, с теми, которые говорят мне сдаться.
Голос фигуры, теперь уже просто шепот, снова достигает моих ушей.
— Не бойся того, чего ты действительно хочешь, Малышка. Прими темноту. Сдавайся.
Эти слова разжигают во мне опасное любопытство, смешивающееся со страхом, который все еще сохраняется. Это дразнящая прогулка по краю запретной территории.
Я настолько захвачена собственными мыслями и эмоциями, что едва замечаю, когда пальцы в перчатках расстегивают пуговицу моих брюк. Пальцы скользят в отверстие, мимо моего нижнего белья и прямо туда, где, я уже знаю, у теку для них.
Я ахаю, прикосновение электризует. Пальцы фигуры движутся с нарочитой медлительностью, дразня и исследуя, раздвигая границы моего сопротивления.
Я изо всех сил пытаюсь сохранить самообладание, цепляться за последние остатки неповиновения. Каждая клеточка моего существа кричит мне сопротивляться, вырваться из этой ситуации. Но тихий голос внутри меня, голос, который я так долго подавляла, шепчет о капитуляции.
Когда их прикосновения усиливаются, описывая круги и оказывая сводящее с ума давление, мое тело реагирует против моей воли. Волны удовольствия прокатываются по мне, смешиваясь со страхом, который все еще сохраняется.
Голос фигуры, теперь хриплый шепот, снова достигает моего уха.
— Почувствуй это, Малышка. Прими желания, которые кипят под поверхностью. Отпусти свои запреты.
Мой разум кружится, разрываясь между необходимостью бороться и ошеломляющими ощущениями, которые пульсируют по моему телу. В этот момент уязвимости я сталкиваюсь с той частью себя, которую долгое время отрицала, со скрытой тягой к запретному.
И все же, когда мое тело реагирует, мой разум спешит найти выход, восстановить контроль. Я отказываюсь уступать им, становиться их пешкой.
Собрав все свои силы, я заставляю слова преодолеть смятение внутри меня.
— Я не буду рабом твоей тьмы. Я не потеряю себя.
Пальцы фигуры замирают, давление ослабевает, и низкий смешок разносится по комнате.
— Ты сопротивляешься с таким пылом, Малышка. Но в глубине души ты жаждешь освобождения, которое может принести только капитуляция.
Взрыв неповиновения захлестывает меня, подпитываемый осознанием того, что моя сила заключается в сопротивлении их извращенному очарованию. Я собираю свою решимость, направляя ее в тихую, но яростную решимость.
— Нет, — говорю я, мой голос тверд и непоколебим. — Я не позволю тебе развратить меня. Я не буду определяться твоими извращенными желаниями. Я сильнее, чем ты думаешь.
Их смех эхом разносится по комнате, но фигура убирает руку в перчатке из моих штанов.
— Ты научишься, Малышка. Со временем ты будешь умолять об освобождении.
Фигура поднимает руку и смотрит, как она поворачивается на свету, чтобы показать влагу, покрывающую его пальцы в перчатках, исходящую от меня. Они подносят их к лицу и другой рукой сдвигают маску, чтобы можно было просунуть под нее пальцы, но по-прежнему не дают мне никаких подробностей о лице под маской.
Я слышу, как он высасывают остатки меня со своих пальцев и стонет.
Пальцы появляются снова только для того, чтобы вернуться к моему горлу, когда он снова подходят ближе, отталкивая меня к фигуре позади меня.
— Ты такая вкусная, Малышка. Я не могу дождаться, чтобы проглотить тебя.
Перед лицом их угроз я нахожу утешение в знании того, что истинная сила заключается в сопротивлении, в способности придерживаться своих ценностей перед лицом невзгод. Я не позволю им сломать меня.
Когда я смотрю в напряженные черные глаза фигуры, мой страх тает, сменяясь силой моей решимости.
Фигура наклоняется ближе, их голос сочится угрозой.
— Ты можешь думать, что ты сильная, но тьма внутри тебя неоспорима. И мы будем там, чтобы принять её, когда придет время.
Рычание срывается с моих губ, инстинктивный ответ на их насмешливые слова. Звук удивляет даже меня, грубое проявление неповиновения, которое эхом отражается от разрушающихся стен.
Хватка фигуры на моем горле усиливается, его пальцы впиваются в мою кожу. Он наклоняются еще ближе, его глаза встречаются с моими.
— Ах, огонь в тебе, Малышка, — говорит он, в его голосе слышится смесь веселья и предвкушения. — Это просто заставляет меня хотеть трахнуть тебя еще больше. Обхватить рукой эту прелестную шейку и сжимать до тех пор, пока ты не перестанешь чувствовать ничего, кроме моего члена, пока не потеряешь сознание.
Пока я вишу там, мой взгляд непоколебим и я полна решимости скрыть эффект, который оказывают на меня эти слова, я встречаюсь глазами с фигурами. Я отказываюсь отступать, зная, что во мне есть сила преодолеть их извращенные игры.
Они просто смеются в ответ.
— На самом деле мы пришли сюда только с намерением представиться, — говорит фигура, задумчиво наклоняя голову.
— Я — Тру, — раздается голос фигуры позади меня.
— А я — Дэр, — говорит тот, что передо мной. — Не волнуйся, это единственная игра «правда или действие», между которой тебе не придется выбирать.
Последним нажатием руки они отпускают меня, снова оставляя висеть на цепях. Когда они отступают в тень, их издевательский смех эхом разносится по разрушающейся комнате, навязчивым напоминанием об опасности, которая все еще окружает меня.
— О, Малышка, — их голос эхом разносится в тишине, когда я больше не могу их видеть, резонируя с мрачным восторгом. — Ты можешь думать, что мы отпускаем тебя, но ты ошибаешься. Теперь ты принадлежишь нам.
Я продолжаю висеть там, минуты тянутся как вечность, пока я пытаюсь понять, как мне выбраться из затруднительного положения, в котором я оказалась, когда в тишине раздается металлический звук, и я падаю на землю.
Когда я падаю, удар сотрясает все мое тело, боль отдается в конечностях. Я лежу там, на мгновение потеряв ориентацию, делая глубокие вдохи, чтобы успокоиться.
Сквозь пелену боли мои глаза обшаривают комнату в поисках каких-либо признаков фигур. К моему облегчению, их нигде не видно.
Я поднимаюсь с холодного пыльного пола. Цепи, которыми я была скована, свободно висят, их тяжесть напоминает о ситуации, из которой я чудом выбралась. Дрожащими руками я тянусь к своему пистолету на ближайшем ящике, крепко сжимая его; знакомое ощущение приносит чувство безопасности.
Затем мое внимание переключается на упакованный подарок, таинственный предмет, который привлек меня на складе. Любопытство смешивается с осторожностью, я осторожно беру его, чувствуя вес в своих руках. Я знаю, что не могу полностью разгадать его секреты здесь и сейчас, но я отказываюсь оставлять это позади.
Зажав подарок подмышкой, я бросаю последний взгляд вокруг комнаты, отмечая разрушающиеся стены, жуткую тишину, которая висит в воздухе. Есть тревожащее присутствие, которое сохраняется, напоминание о тьме, которой я избежала, но я отказываюсь позволить ей поглотить меня.