Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Хоть говоришь ты: «Не люблю

Вас и любить не буду!»

Но я люблю, и за твою

Любовь я душу погублю —

Ведь ты со мной повсюду.

Меня прожгли твои слова

И тела совершенство,

О, как кружилась голова,

Лишь улыбнулась ты едва,—

И я познал блаженство.

А возвратясь со встречи той

С тобою, моя зорька,

Терзаюсь я своей мечтой,

В ней ты блистаешь красотой,

И сладко мне, и горько…

Ты косы распустишь — пусть хлынут

По белым горячим плечам,

Тебя мои руки поднимут,

Прильну я к устам и очам.

Уста, что малиновы, шею

И белую девичью грудь —

Жемчужной слезою согрею

Под шепот: «Люби, не забудь!»

И помни, что мы хоть мгновенье,

Но счастливы были вдвоем,

Что есть поцелуя смятенье,

Что раем мы пропасть зовем.

Я не голубь сизокрылый,

Ты не белая голубка,

Мы голу́бились-любились,

Я — как любчик, ты — как любка!

А твоя сестра меньша́я —

То не сокол по-над лесом,

А ведь так нас напугала,

Как застала под навесом.

Фиалку в лесу повстречаю,—

Как взгляд из-под милых ресниц;

Печальные песни слагаю,—

Они превращаются в птиц.

Летят эти птицы на вишни,

А те на погосте цветут,

Обсядут могилку, и пышно

Цветы из их пенья растут.

Фиалки в ограде унылой —

То очи ее. Не виня,

То очи нетленные милой

Глядят из земли на меня.

Почему же ту дивчину

Все встречаю я над морем?

Вслед ей молча взгляды кину

Я, своим убитый горем!

Все в ней пышно, в той красотке,

Смотрят люди восхищенно —

Что за грация походки!

Сердце бьется учащенно!

Сердце, сердце, жизнь сурова,

Прошлой боли тебе мало?

Или хочешь, чтобы снова

Твою верность — зло топтало?..

В безумье, печали, измене

Сгорела любовь, как в огне,

И брак наш ее не заменит,

Семейная жизнь не по мне.

Мы вдоволь шампанское пили,

А борщ нам до смерти не пить,

Мы в прошлом венки позабыли,—

И в брак ради шутки вступить?

Еще тебя кто-то полюбит

И примет твой борщ за вино,

Когда же день свадьбы наступит,

И я похвалю твой венок.

Из скуки, раздоров, обедов

Свой дар жениху поднеси,

Печаль и безумье изведав,

Я песню сложу для красы.

Душа моя ангелом белым

Летит еженощно, летит

Над полем, к печальным пределам,

Где лада над озером спит,

А месяц так светит…

Под звездами в поле ей спится,

Под шепот шумящих берез

Спит лада, и ангел кружится

Над нею, рыдая без слез,

А месяц так светит…

Тот ангел — душа моя — ночью,

Дрожа, совершает полет…

А лада откроет лишь очи

И, вдруг рассмеявшись, уснет…

А месяц так светит…

Тихо, тихо в воздухе хрустальном,

Плещет море, ластится к ногам.

Я к тебе склоняюсь, словно к тайнам,

Мой коралл, приплывший к берегам.

Тихо, тихо в замке Мирамаре;

Море беспокойно, будто кровь,

Солнца пурпур ал, как на пожаре,

Нас вспоила страстная любовь.

Тихо, тихо гладит твоя ручка

Мои кудри перед нежным сном,

Но волна призывная накатит —

И душа уж грезит темным дном…

Гаснет солнце, плачет птица,

На причал туман садится,

Тянет шлейфы с берегов..

Шлю привет родному краю,

Издалёка посылаю

Песню тихую без слов.

Звоны бьют, заря восходит,

Лунный свет от волн исходит,

Но влечет меня домой,—

И брожу я невеселый…

Люд родной, родные села,

Шлю я вам привет ночной!

Слышно в доме: — Он приехал!

Он! — и стали все галдеть.

Моя милая хотела

Платье новое надеть.

Да вот время упустила:

Дверь уже открыл панок,

С золотой цепочкой брюшко

Важно внес он на порог.

А за ним — ботинок желтый

Появился, а потом —

Весь панок, мордастый, толстый,

В дверь протиснулся с трудом.

Головою лысой, рыжей

Всем поклоны отдавал

И моей — моей! — любимой

Ручку чмокал, целовал!..

Гей, кукушка, что молчишь ты?

Накукуй мне счастье трижды,

Пусть будет со мною!

Но кукушка не рискует,

Затаилась, не кукует,

Как было весною.

Не кукует голосочком,

Ведь ячменным колосочком

Подавилася!

По садочку Дзюня ходит

Да за ручку врана водит,

Так судилося!

И вот уже к обряду

Собрали мою ладу,

Вести чтоб под венец.

Уже у молодого,

Вернее, пожилого,—

Всем хлопотам конец.

Невесту поп пытает —

В брак вольно ли вступает?

Жених — как на костре…

А та на мать взглянула,

Тихонько — «Да» — шепнула.

Черт чихнул во дворе.

На крыльях песен всех моих

Я лишь тебя из всех других

Возьму, любовь моя!

И понесу в далекий край,

Ведь я с тобой познал твой рай,

А свой утратил я!

Гляди в подоблачную даль,

Там, Дзюня, и моя печаль

В напеве журавлей.

Я за собой их поведу,

Мой голос грустный на лету

Покажется слышней.

О, где пристанище мое?

Познаю там ли забытьё —

В далекой стороне?

А если нет — услышишь плач

Ты в ветре, и сама поплачь

Ты, Дзюня, обо мне!..

Ведь кто в далекой стороне

Поплачет, Дзюня, обо мне?..

А ты в тот скорбный день,

Как грянет похоронный звон,

Услышишь, словно бы сквозь сон,

Моих напевов тень.

Прекрасные очи пытают

Меня, и слеза в них чиста:

Неужто все грезы растают?

Горят, как рубины, уста.

«Ты будешь моею?» — спросил я,

Надежду на счастье храня,

И очи ее оросили

Жемчужной слезою меня.

«Как ты пожелаешь», — шептала,

С дрожащей душой, как во сне,

Рубинами уст целовала,

И слезы лились в тишине.

Свадебный кончался ужин,

С пожилым законным мужем

Восседала молодая.

А две дамочки, болтая,

По секрету шепчут всем:

«По расчету в брак вступила,

А ведь вон того любила,

Но ведь нищ — все это знают».

Взгляды на меня бросают,

Я же — ножку гуся ем!..

Банда шпарит идеально,

Все танцуют капитально,

Враз поклоны отдаются,

Ленты вьются, фраки гнутся,

Очень элегантен строй!

С молодой танцуем лихо,

А она мне шепчет тихо…

Что? Не будь так любопытен,

Весть крылата, мир так скрытен,

Хоть и грешен сам порой!..

Ой, как придет время складывать мне руки

Перед лицом смерти и вечной разлуки,

Слов не трать, не надо —

Не скажи, любимая, ни сло́ва при встрече,

Ведь на сердце лягут камнем твои речи,

Оно им не радо.

Я же тебя помнить, ой, не перестану,

Помнить твои розы и на сердце рану,

Как мне с ней смириться?

Ну, а если скажешь горестное слово,

Бросишь в сердце камень и кровь брызнет снова,

Будет долго литься.

Куда б ни упали слова — жгут нещадно,

Упадут на камень — выжгут на них пятна,

Выжгут на них пятна,

А если на розу, что нам так отрадна,

Почернеет роза, сгинет безвозвратно,

Сгинет безвозвратно…

Изменой сражу ли беспечно,

Женитьбой отвечу ли я —

Краса твоя свянет навечно,

А песня не сгинет моя.

Испили с тобою мы сладость,

Полынь в нашем сердце уже,

И брак наш не стал бы нам в радость,

Сто песен погибли б в душе.

Ведь я же — из тех некрещеных,

Которому ставят в вину,

Что десять невест обреченных

Сменяет на песню одну.

Роскошен пир любовный, гей!

Сольемся в страстном зное,

И пусть горит твоих очей

Пожарище шальное,

Шальное, гей, шальное!

Пылай в объятьях, шелк волос

Развей на белом теле,

Стони, ласкай, целуй взасос,

Чтобы уста сгорели,

В твоем сгорели теле!

Кто роскошь ту испил до дна,

Тому уж нет пощады.

Горим, сгораем, ведь она

Придет — пора расплаты,

Расплаты, гей, расплаты!

Красавица дивная, кто ты?

Смугла́, словно звездная ночь,

Лазурь твоих взглядов и взлеты

Ресниц — выносить я невмочь.

Твой бюст, словно лилия, молод,

И гибок твой стан, как змея.

То в жар меня бросит, то в холод,

Гляжу, будто вкопанный я.

Кто б ни́ была ты, за тобою

Пройду всю столицу насквозь —

Ведешь ты меня за собою,

Чаруя, и не́ быть нам врозь.

И друг против друга мы стали,

Меня твой румянец настиг,

И ноздри твои трепетали,—

Так свежую кровь чует тигр.

Смеются луг и речка, и полон смеха лес,

Ведь ты в моих объятьях хохочешь, нежный бес,

Открыть мне позволяешь свою девичью грудь,

На лоне лебедином мне не даешь уснуть,

А русалка крадется в кустах…

Мне смех твой позволяет распутать все шелка,

Как ты прекрасна, боже! — дрожит моя рука,

Над снежно-белой грудью уста мои в огне,

И волосы, как бархат, ласкают плечи мне,

А русалка застыла в кустах…

На лоне пух лебяжий целую я сквозь смех,

Горишь огнем пурпурным, хоть белая, как снег,

И вот мы, обнимаясь, в купель реки вошли,

Волна играет с нами, и смех звенит вдали…

И русалка смеется в кустах…

Тихо, тихо, милая, оставим

Круг, в котором нам с тобою душно,

Бросишь дом свой, дни любви считая,

И за мной отправишься послушно,

И унынье не смутит мой ум…

Тихо, тихо в дальний лес и в горы

Вместе мы пойдем тропой одною,

Устремимся в звездные просторы,

Разольемся по земле росою,

Понесемся во вселенский шум!

Тихо, тихо доплывем до края,

В сонном хрустале уснем навечно,

И наступит рай для нас, родная,

Где ни скорби, ни тоски сердечной,

Ни желаний, ни мечты, ни дум…

Вился голос скрипки, тонкий, виртуозный,

Руку жал я милой, вечер был морозный,

Кони ржали, грызли удила.

Вышла неодетой, чтоб со мной проститься,

Говорю ей нежно: «Можешь простудиться,

Ты бы в дом, сердечко мое, шла!»

Зловещ и глух возник шум тополей…

«Ой, не вернусь, милый, не́ к кому вернуться,

Хочу простудиться, лечь и не проснуться!..»

А глазами говорила мне:

«Рассказали люди, что другую любишь!»

Бросил я надменно: «Лишь себя погубишь,

Слухам доверяя по весне!»

Зловещ и глух стоял шум тополей…

И рванули кони — вспоминай почаще!

Замелькали поле, и холмы, и чащи,

И пронзила мое сердце дрожь.

Милая вернулась в дом, судьбе не рада,

Плакал голос скрипки: где же ты, отрада?

Сердце, как же ты еще живешь?..

Зловещ и глух летел шум тополей…

Поругались две подруги,

Слушать ссору мне невмочь,

Так бела — любовь дневная,

Так черна — подруга-ночь.

Ангел — днем, а ночью — демон

Мирятся во мне одном:

Ангела люблю я ночью,

Демона люблю я днем.

Днем на грудях демоничных

Пью я сладкий виноград,

Звездной ночью, размышляя,

С ангелом иду я в сад.

Но вчера увидел демон,

Как я с ним пошел гулять,—

И меж ними с новой силой

Ссора вспыхнула опять.

Не ругайтесь, две богини,

Лучше помните о том,

Что в душе, как на планете,

Наступает ночь за днем.

Живу, смеюсь печалям вслед,

И вера в то со мною,

Что песни, как вишневый цвет,

Вам раздарю весною.

Как разноцветна ты, весна,

Везде, куда ни гляну!

И звонким эхом даль полна,

Донец звон струй шлет к Сяну!

Как запах луга свеж и прян,

Как стелется без края

Пшеница, словно океан,

От Сейма до Дуная!

И мир от солнечных щедрот

Изменчив повсеместно!

Цветы повсюду вьются вброд,

Кочуют пчелы тесно.

Вон сом серебряный Днепром

Проплыл, сверкая, мимо,

Блеснул, — и тут же канул в нем,

А вынырнет у Крыма!

От гор Карпат до Святогор

Бежит волна ретиво,

Огни Донецка тешат взор —

Всем фабрикам светило!

Мой дух взмывает, как орел,

Над Киевом, влюбленный

В Отчизну, что народ обрел,

И в край возъединенный!

Ту, что забыта мною,—

Казалось, что забыта,—

Жемчужину мечты

Я встретил и ликую,

Ликую и тоскую,

О, Дзюня, это ты!

Была ты так коварна,

Коварна, элитарна,

Поверить ли глазам?

Кто хочет, пусть поверит,

Пусть верит, пусть измерит

Ту перемену сам!

Ведь ты глядишь не гордо,

Не гордо, а охотно

Мне ручку подаешь,

Смеешься так любезно,

Любезно и прелестно

Приязнью в плен берешь.

Да, ты меня узнала,

Узнала, но не знала,

Как я катился в ад,

Теперь, когда поднялся,

Поднялся, не поддался,—

Мне посылаешь взгляд?!

А было — ни привета,

Ни слова, ни ответа,

Ты ж гордою слыла,

Теперь — заулыбалась,

Разговорить пыталась

И ручку подала.

Что ж, я твоей игрою

Обманут был, не скрою,

Беда была лиха,

Себя сдержу насильно,

Насильно и бессильно

Смеюсь я: ха-ха-ха!..

Но, засмеясь, заплачу

И плачем не оплачу

Мечту ушедших дней,

Единую доныне;

И вспомню при кончине

О Дзюне, лишь о ней!