Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Промчалась ночь, тревожна и бесславна.

Враги степями рыщут, всё губя.

Когда ж на вал ты выйдешь, Ярославна,

Нежна душой, тоскуя и любя?

Безумный ветер мечет стрелы с силой,

И солнце жжет и землю не щадит.

А я не вижу, где же руки милой,

Кто жизнь мою от горя защитит?

И лишь Кончак внушает дочке властно:

Пусть пленник верит: мы — его друзья…

Коварство, страсть, измену не напрасно

В чужих напевах ощущаю я.

На разбой камням многотонным,

На жестокую сечу ветрам,

На расправу зверям, которым

Не нужны ни цветок, ни храм,

Отдаю смятенную душу

И холодных мыслей поток,

Жду, надеюсь, — а вдруг обнаружу,

Что идет наконец Пророк?

Над землею солнце пылает,

Заливает небес лазурь,

Рядом сердце, что умирает,

Отрешась от любовных бурь.

И в бескрайней стране покуда

Не возник, из праха восстав,

Лазарь. Только ночей остуда

Проплывает над морем трав.

Единой воле этот мир подвластен,

Единый путь предсказан нам уже,

А смерть придет, — кто счастлив, кто несчастен,—

Завет единый сохраним в душе.

Спасая красоту, спасутся люди,

Жизнь зашумит над гарью пепелищ,

Великая мечта недаром будит

Всемирным звоном всех, кто слаб и нищ.

Века летят, но в необъятном море

Не гаснет солнце, и земля жива,

И ждут своей гармонии в просторе

Зверь, человек, цветок и синева.

Когда летят, как стаи, плотно

Скупые, серенькие дни,

Когда сама земля бесплодна

И в небе не горят огни,—

Когда лишь старцы и калеки

Вокруг, и пустота сердец,—

Забудь и ты, забудь навеки

Мои страданья наконец

И то, что все мои надежды,

Любовь, и страсть, и похвала,

Прошли. Теперь себя утешь ты,

Что нежной не со мной была.

Вся боль моя в былом растает.

Я изменился, ты не та.

Над нами вечность пролетает —

Пустынен путь, и жизнь пуста.

И я, разрывом тем томимый,

Смогу ль забыть твои черты?

Я слышу только голос милый

И вижу мир, пока в нем ты.

Привел июнь волшебную теплынь

В притихший сад, в поля — им нету края,

Цветок, синея, не звенит; динь-динь,

Когда пчела коснется, пролетая.

Лишь нежный кубок наклоняет к ней

И тянется за бабочкой бесшумной.

И каждой мошке предлагают: пей!

Цветы, чей спектр — в гармонии разумной.

Учись тому, когда придет твой день —

Отдать народу мед любви прозрачной,

Пусть краски песен радуют людей,

Пусть их повсюду ждет прием удачный.

И незаметно передай векам

Любовь, добро, — нуждаемся в них все мы.

Смерть неизбежна, ты исчезнешь сам,

Но сотни раз взрастут твои посевы.

Кому не грезилось, что незнакомка-Муза

Прекрасной девушкой, приветливой и стройной,

Во времена далекие являлась

Поэтам радости, любви и красоты

И даже нежною свирелью удивляла,

Наигрывая песни им свои.

И всем сдавалось, что беспечную усладу

Счастливцы с нею обретали в роще,

А может быть, над родником прозрачным,

Где солнце искрится, и где смеется месяц,

И где без ветра шепчется камыш.

Не верьте грезам и усопшим не внимайте!

Ветрами, страстностью и жаждою степей,

Тоской удушливой и буйными дождями —

Несется бурно жизнь над всеми нами,

Нуждаясь в том, чтоб строй в ней был и лад.

Вдруг просыпается мелодия мажора

На дне тревожной и тоскующей души,

И сам дивишься своему творенью,—

А если кто-то предположит — веришь,

Что был обласкан незнакомкой-Музой.

Круг тревожный желтых пятен,

Слов бездушных череда…

Может, солнца свет закатен?

Ну, а если нет, тогда

Мне б вернуть не краски мая

И не розы, не огонь

(Это радость, но шальная,

Как песок, что жжет ладонь),

А хрустальный день на воле,

Молодого сердца зов,

Труд и песню в чистом поле,

А на горке — скрип возов,

Птиц, собравшихся к отлету,

Гладь озер, где гаснет звук,

Легких мыслей позолоту

И беспечный час разлук.

Горбится, горько рыдая,

День, подытожив судьбу,—

Бондаревна молодая,

Мертвая, стынет в гробу.

Туч собирается свора,

Стонет толпа: — О злодей,

Власть твоя кончится скоро,

Собственник темных людей!

Черное шепчется жито,

Ветер стучится в окно;

Меду-вина не испито,

Будет, ой будет вино!..

И вот напоследок я слышу

Бездушное слово: прощай!

Миную Госбанка афишу,

Во мне утихает печаль.

Напрасна попытка — смириться,

Хоть я к примиренью готов.

Ведь поймано слово, как птица,

В воздушную сеть проводов.

Ему улететь не придется,

Глухую тоску унося,

Ведь солнце повсюду смеется,

Эпоха веселая вся.

День светлый притомился и притих,

Дав глубину лазурному покою,

Нисходит солнце тихо за рекою

К раздолью грустных вечеров моих.

Надолго остановится у них

И пламенеет позднею красою,

Как будто бы приводит за собою

Ряд миражей кроваво-золотых.

Окончен день. Но лучезарно-нежный

На синь небес и на простор надснежный

Разлился свет, и долго нету тьмы;

Лишь месяц серебристый тенью вышит,

Узоры темно-синие он пишет

На пышных одеяниях зимы.

Он с башни-вежи

Глядел на бор.

Там след медвежий

И волчий взор.

И бродят туры —

Цари лесов,

И дуб там хмурый,

И клекот сов.

Глядел — и крепче

Копье сжимал,

А сокол-кречет

Ему внимал.

Воловья выя,

Громо́вый крик;.

Не Византия,—

К степям привык.

В победу веря,

Кольчугой скрыт,

Рогами зверя

Не будет сбит.

О Мономаше!

Не уверяй,

Что счастье наше —

Покорность, рай.

В прах обратится

Чернец-монах,

Копье ж и птица —

В твоих руках!

Гремит отвагой

На все века

Тот крик варяга,—

Гроза врага!

Месяц сияньем скуп

После багряной зари.

Город — каменный куб,

Сонная грусть — фонари.

Делу служить охоч,

И не заметил я,

Как уходила ночь

Тихо в немые поля.

Делу служить охоч,—

Книги, бумага, стол.

Все неудачи — прочь!

Мыслям даю простор.

Будто и нет стены,

Будто исчез потолок,

Вижу: идут чабаны,

Путь их тернист, далек.

Слышу твой первый крик,

Пращур мой, крик земли,

Ты ведь с пещер привык

Слушать людей, что злы.

Темным сказал: «мое —

Женщина, конь, стрела»…

Сын за тобой встает,

Солнце узрев и орла.

Первая мысль летит

В необозримый мир,

Первая песнь звенит,

Славя солнце-кумир.

Всюду парит орел,

Солнце светит для всех.

Мир человек обрел,

Радость рождает смех.

Может, не сын — лишь внук,

Может, не внук, а все —

Станут детьми наук,

Гимны споют красе.

Света и тьмы игра,

Ум в небеса устремлен,

Жаждет любви, добра,—

Сбудься, мечтателя сон!..

Лезвием слов

Клады наметь.

Голос наш нов —

Гневу греметь.

Черным полям —

Острый лемех.

Слышит земля

Песню-разбег.

В синий эфир

Мчись, самолет!

Наш ныне мир

Дерзких высот!

Строим в труде

Радость и смех,—

Ищем везде

Счастье для всех!

Гордый Рим… Победы легиона…

«Энеиды» бронзовой строка…

В наши дни, когда красны знамена,

Кто вспомянет прошлые века?

Консулы и преторы — до них ли?

Лесбия, Катулла не ласкай!

Игрища бесстыдные утихли,

Колизей, из мглы не возникай.

Новый век… И ныне в каждой школе

Юноши, любители погонь,

Полистают книгу Джованьоли

И прочтут про гнев и про огонь.

Он выходит, гладиатор смелый,

На арену двадцати веков

С тем, кто жизни делатель умелый.

Нет преград для них и нет оков.

Новые взрастают легионы

С жаждою вселенских перемен.

Революций красные знамена

Реют, поднимая люд с колен.

Весь день — над бульварами дождик висящий,

Затихнет и снова польет невпопад.

К чему нам элегий мотив моросящий,

Потрепанный, словно кашне напрокат?

Ты, выйдя на улицу, грохни уда́ло,

По камню ударь молотком молодым

Для тех, кто в квартирах мечтает устало,

И солнце тебе усмехнется сквозь дым.

Умолкни, слезливая эта капелла,—

Пусть ветром разносится гордая весть:

Над городом новый встает Кампанелла

И к солнцу взлетят самолеты — не счесть!

Пусть семена лежат в ладонях сонно,

Но всходы ясно прозреваешь ты,

В них — синий день, в них — корни жаждут солнца,

В них — женский смех, в них книжные листы.

Я не люблю стенаний одиноких —

Зачем давать созвездиям отчет?

Ведь мысли не достигнут сфер высоких

И мир неведомый их не прочтет.

А ты, земля, тепла и так нарядна,

Гудят об этом людям провода.

Расстелет ночь свои сырые рядна,

Покажется, что это — навсегда.

Мечта, надежда, стон и сожаленье,—

Утонут в предрассветной серой мгле,

Но зоркое, иное поколенье

Уже растет на молодой земле.

Застряла где-то снежная зима

С морозными ветрами. Даже странно,

Что в городе давно уж листопад —

Ведь так прозрачны, так теплы, бодрящи

Приходят дни с манящего востока,

Как будто вскоре им не угасать.

Покоем веет от дерев безлистых,

Их силуэты черные так броски

На фоне синевы небес пустынных.

Сегодня праздник. Где же отдыхать,

Вдыхая свежий воздух полной грудью,

Как не в садах, что выведут к Днепру,

Над берегом высоким и крутым.

Заметишь издалёка: столько люду,

Как мух, там, где трава пожухла,

И на лужайках. И над самым краем

Стоят, к ограде парковой склонясь.

А по дорожкам новый люд подходит —

Поодиночке, парами и группой,

Юнцы и пожилые, дети, няньки,

Красивые или просты обличьем,

И всех переполняет их отрада,

У всех желанья ясные, простые.

Приятный час покоя без печали,

Короткий отдых от дневных трудов,

Не он ли им кладет свою печать

На лица незнакомые, чужие;

Не он ли заставляет заглядеться,

Когда до верхней добредёшь аллеи,

На даль, залитую голубизною,

На темь воды и бледные пески,

На пароход, медлительно плывущий,

И на леса густые, там, левее,

Где пригородным селам так уютно.

А наглядишься — словно бы напьешься

Воды из родника природы вечной,

И станешь кротким, добрым и печальным.

Покажется: все так же беззаботны

И счастьем маленьким своим довольны,

Погодой, Киевом и выходным.

Гляди: прошли задумчиво-почтенно

Супруги-долгожители, ведя

Подстриженную смирную собачку.

А вот под желтым зонтиком красотка

(Зачем он? — Ведь ни зноя, ни дождя…)

Накрашенная. Серыми глазами

Она толпу лениво изучает.

Вот юноши, под деревом разлегшись,

Вдыхают дым дешевых папирос.

Как много тех, кто жаждет отдохнуть

От ссоры, горя, мыслей и работы,—

Ведь солнце мечет золотые стрелы

И согревает смех приветствий, шуток,

Как будто над садами не гремел

Гром пушек революции, как будто

Среди аллей широких — не могилы

Ее героев, мстителей, борцов,

А торгашей, помещиков — всех «бывших»,

Что в мир иной тщеславно отошли

Под похоронный звон и скупость слез

Родни, чьи души жадность пропитала.

Она, наследство растащив, забудет,

Да заживет богаче и вольней.

…Из сада вышел я и вниз свернул

На улицу, ведущую к Музею.

И вижу: дом, размером невеликий,

И мраморная на стене доска

Гласит: «Здесь собирались декабристы».

Меня коснулся снова свежий ветер,

Я ощутил дыхание борьбы,

Извечное сраженье поколений

Запало в сердце. Но уже кругом

Шумел весь город и неслись трамваи,

К себе влекли витрины и афиши,

Подростки предлагали покупать

Газеты, пачки папирос. На лицах —

Печать иной заботы. Ведь на них

Наметила начальные морщины

И светом неподдельным засияла

Другая жизнь…

Пришла и золото свое

Рассыпала над сонным миром.

Достанет сказок у нее

Всем-всем — и милым, и немилым.

Всех зачарует: речки гладь,

Цветок, ребенка, — всю картину,

И за долиною долину

Начнет туманом выстилать.

Не спит лишь старая земля,—

Она в любую ночь, как в эту,

Старается свои поля

Небесному подставить свету.

Я ждал, что пройдет тоска,

Ты крылья души расправишь

И нежно твоя рука

Коснется вновь белых клавиш.

Но был твой мотив тосклив,

И комната словно темнела,

Мелодии скорбной разлив

Остановить ты не смела.

И стала печальней лишь

В жилище, где тени стыли,

Казалось, что ты стоишь

Одна в молчаливой пустыне.

Всё меньше — света в глаза,

И — неба синь пропадает,

И гибнет твоя краса,

Навеки, навеки тает…

Если у вас ледяное

Сердце, — оттает оно!

Вспомните время иное,

Детство, — в нем сказок полно.

Так подшутить над парнишкой

Лишь королева могла:

Сделала сердце ледышкой,

Холодом душу прожгла.

Вьюга нагрянет лихая,

Так, что не сыщешь следа,

Будет разыскивать Кая

Бедная девочка та —

Милая Герда, отважно,

Верная дружбе душа,

Выйдет, хоть будет ей страшно,

В путь одиноко спеша.

Все одолеет преграды,

С Каем вернется, и вновь

Сад расцветет и левада,

Вспыхнет, как солнце, любовь…

Сказка, где время иное

Радостью, счастьем полно.

Сердце у вас ледяное?

Пусть же растает оно!

В пожарах ты не пропадешь,

Где грохот пушек безнадежен,—

В грядущий день твой путь проложен,

Былую радость в нем найдешь.

Там нищих нет. И меньше горя.

Земля творит добро, как встарь,

И солнце — золотой кобзарь —

Шлет яркий свет на дол и горы.

И травы ждут отар, и ждет

Днепр — птичек-лодочек веселых,

Минута — в городах и селах

Жизнь загудит и расцветет.

Ты, слово древнее, — на страже,

Полузабытое, но все ж

Ты пышным деревом взрастешь,

Ведь так напевно время наше.

Не солнце — шинкарка пьяно

Вином залила окоём,

Клубились тучи багряно

Под нежным небесным стеклом.

Земля-сирота осенне

Дрожала листом сухим.

На дне золотого тленья

Туманом стелился дым.

А я (ведь наследник Феба!)

Подумал: всегда новы

Вечернее зарево неба,

Покорность чахлой травы.

Мерцали звездные соты,

Означив небесный шлях,

И знал я: другие всходы

Взойдут на черных полях.

Снова вечером

Месяц-гостюшко

Не взошел,—

Поле чистое

Уж не пахано

Так давно.

Ясно солнышко

Утром ласковым

Долго спит,—

Ведь совсем не рад

Свету белому

Нищий мир.

Мелкий дождичек,

Только ты один

Льешь во мгле,—

Ой, взойдут цветы,

Ой, растет печаль

На земле.

Облака заклинаю, ветер,

Заклинаю, земля, тебя!

К самым сильным чарам на свете

Обращаюсь, солнце любя.

Пронеслись огневые пчелы

Меж зеленых полей людских.

Заклинаю вас, тихие долы,

Вы к себе не пускайте их!

Ну, а темные тучи града,

Смелый ветер, хоть ты развей,—

Пусть цветы и поля и сада

Будут в бедной стране моей!

Ясный свет мой в степи без края

И хрусталь росистой травы,

Вас люблю и вас заклинаю,

Быть желаю таким, как вы!..

Старой цыганкою ночь

Сонным степям ворожила,

Им просыпаться невмочь,

Ведь прибавлялася сила.

Вольный покой ковыля,

Спящие звезды и воды.

Вечно живая земля,

Нынче встречала кого ты?

Ветер пропал, и уже

Рожь не шептала сердито,

Что на усобной меже

Двое нездешних убиты.

О, мать-земля, разве ты —

Только сырая землица?

Спит еще твой богатырь,

Голос трубы ему снится.

Ночь не уснула уже,

Где же найти нынче силы

Видеть опять на меже

Свежие эти могилы.

Я — лишь работник мастерской. Согрев

Свои слова, я всем их раздаю.

Я строю души, вызываю гнев

И, в каждый дом входя, любовь пою.

Я вдохновенье чувствую, когда

У древних мастеров ищу свое,

Но молодость беспечна и горда

И лишь в грядущем помыслы ее.

Из старой бронзы я оружье слов

Кую на том огне, что ей сродни.

Под неумолчный перепев ветров

Труд бесконечен и победны дни!

На свод небесный черного быка

Загнали змеи молний, — нет им сладу.

Лежит он и ревет издалека

Пасущемуся на поляне стаду.

То вспыхнут змеи, то наступит тьма,

А бык ревет от боли и тревоги.

Не дышит ветер, а земли — нема,

Ждет буйных слез и светлой ждет подмоги.

Смотри: зигзаги молний бьют в отроги

Зловещих туч, и слушай, как они

Приносят ветер с голосом тревоги,—

Безумен ветер, и кровавы дни.

Не первый год, как отвернулись боги,

Остались люди с мертвыми — одни,

Живут и плачут: дайте же подмоги,

Чтоб лечь спокойно в гроб под плач родни.

И я скорблю. Меня гнетут раздоры.

В днях нынешних ищу теперь опоры

И прошлым, нет, не обольщаюсь я,

Не расстаюсь я со своей мечтою:

Встал человек над черной пахотою,

Как небо, гордый, сильный, как земля.