Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Пусть в море ночь…

Пусть шторм ревет…

Пусть тьма мешается с водою!

Горами волны пусть несет,

Как черный призрак,

Скрытый мглою.

Корабль в безвестность унесет,

Вчерашний день наскучил впору,—

Граница скал впотьмах встает

Да гривы вспененного моря…

Как нерв, распахнутая муть

Под сводом бьет неутомимо;

Неведом мне глубинный путь

И где родная Украина…

Вспенятся гривами скакунов

Волны морские, и сто моряков

Выйдут из них, оседлают коней —

Вдаль полетят, где не видно путей.

Ветер над морем сорвется на крик,

Пеной глаза им ослепит на миг,

Всадники черные выстроят ряд —

Словно на море проходит парад.

Бездны услышат призыв, а над ней

Страшный и жалобный скрип кораблей,

Мачта трещит и качается там,

Парус разодран уже пополам.

Волны сойдутся,

Гром грянет над ним —

Всадником больше станет одним,

Голос ужасный во тьме прокричит,

Страшное эхо луна повторит,

Ветер в простор этот крик унесет,

Где море бушует, море ревет.

Тьму ночи разорвало утро,

Ударил луч,

Сверкнул он позолотой тускло

В разрывах туч.

Там горизонт — доплыть не пробуй,

Волне не верь,

Ведь море — миллионогорбый

Усталый зверь.

Туда, туда, где солнце встанет,

Где свет и жар,

И пропадет в сыром тумане

Ночной кошмар.

И утро, как стрелок отважный,

Своей стрелой

Сожжет предательский, бумажный

Покой ночной.

Пронзит зеленую пучину

И ил под ней,

Покажет всем шальную силу

Своих лучей.

Где море с берегом играет

В свою игру,

Туда, где солнышко играет,

И я иду…

Шумит в тумане порт родной,

Стреляет глазками красавица,

Борт от жары блестит смолой,

Смолистый запах поднимается,

А в сердце — образ дорогой

Былых мечтаний не стирается.

Над головою — Южный Крест,

Вода здесь бархатом слепит

И ветер дует — зюйд-зюйд-вест,

Шкипер спит.

Стройны все мачты у судов,

Но их стройнее стан Марии…

Как пальма с дальних берегов,

Как будто грезы золотые,

И сон отважных моряков

Волнует девушка Мария…

Над головою — Южный Крест,

Вода здесь бархатом слепит

И ветер дует — зюйд-зюйд-вест,

Шкипер спит.

Нас снова край земли зовет,

Где зреют сочные бананы,

Где дни и ночи напролет

Грохочут и поют тамтамы.

Сверкает лучезарный день,

И море словно луг зеленый,

И в томной неге млеет лень

Под печью солнца раскаленной.

Журчит вода под кораблем,

Напополам он режет глыбы,

Дельфинов рай… И мы плывем…

То тут, то там порхают рыбы.

И вдруг — далекий где-то гром,

Теченье мощным водопадом

Встречает нас, и дым столбом,

Курчавый дым, и пальмы рядом.

Прилива шум и рифов рык,

И мы ему с тревогой внемлем

И слышим с мачты бодрый крик:

«Земля, земля! Я вижу землю!»

Накормите меня, согрейте!

Поднимите с моих очей

Веки, выцветшие от смерти,

Той, что смотрит в глаза людей.

Я полуночный волк матерый,

Хлеб сухой, выбиваясь из сил,

Раскаленной топтал подковой

И ночами над мертвыми выл.

Завернувшись в лохмотья, незримо,

Словно римский патриций, точь-в-точь,

Я в груди своей прятал зиму

И носил в своем сердце ночь.

Я о солнце хочу потереться,

О горячее солнце спиной,

Чтобы холод проник в его сердце,

Чтобы лето стало зимой.

В одеяло рваное, в холод,

Словно римский патриций, один,

Завернусь — я, всемирный голод,

Умирающих властелин.

Гадом черным 18-й год

Окружил Республику белыми:

Белочехи, Колчак и деникинский сброд —

Вот кого в шею гнали и били мы.

И вдруг стоны радио в степь,

Выкрик телефонного известия…

Взволнован каждый Совдеп

Жестокой, печальною вестью.

Выстрел в народную грудь —

На Ленина покушение,

Пуля врага — это страшная суть —

Рана и потрясение.

В мир и космос — радиоволн поток:

Крепче ряды, острее взоры!

На белый террор, чей удар жесток,

Ответим красным террором.

И каждый гудок кричит теперь,

Как всемирный рабочий рот —

Навеки позорно названье «эсер»!

И проклято прозвище Ройд!

И сквозь гуденье и грохот труда —

В стране рекою искристый дождь —

Повсюду слышится — Ленину — да!

Да здравствует мировой вождь!

Только на мгновенье

Флаги приспускали,

Только на мгновенье,

В сердце — на века,

А потом опять железными руками

Пусть зажмет фашизм рабочая рука.

Пусть гудки паровозов в депо,

В гаражах автомобилей сирены

Только раз прогудят

Разъяренным ртом:

— Умер Ленин!

Пусть звучит революции лира,

Грохотом пушек скорбя,

Миллионы пролетариев мира

Понесут вождя.

— Он живой!..

Дело Ленина в сердце носите,

Мы сорвем фашистский фрак,

Мы последний шуруп завинтим

(На могиле с надписью «враг»!),

Мы — РКП, комсомол, Спартак!

Мастерская, завод!

Работай!

Покажи свою силу миру,

С капиталом своди свои счеты,

В рупор ленинский агитируй!

Армия!

Шагом марш!

Ленин жив, Ленин с нами навеки,

Это имя — как символ наш

И победных свершений вехи!

На всю Украину

Красная роза…

Не видеть потомкам страны руину,

А в лесу — угроза.

Железные рельсы

Всю землю обвили, как спрут,

Люди от немочи черной

И неизвестной

Бьются о камни,

Но все же куда-то идут…

А у спекулянта — хлеба пуд.

Расползлись гадюками

Железные пути,

Нельзя проехать сутками,

Нельзя по ним пройти.

Вагоны под откосами

Молятся колесами

Фанатично богу.

Семафоры руки протянули

До неба,

От отчаянья…

Гнева ждут и победы.

Не бьют барабаны,

Труба не кричит,

Кровь рекой… И дыба…

Плещется бандит

В ней, как рыба.

Пузырем — огня рубаха,

Улюлюкает страх окрест,

И даже безбожник от страха

На шею повесил крест.

И только мы светло и бодро,

Срывая мяту

И розы песен,

По железным идем дорогам,

Только нам семафоры светят

В мир, который чист

И светел.

Нам «голубые кисти» угрожали,

Грозили уничтожить «Арсенал»,

Но желто-синий прапор[6] разорвали

Рабочий гнев и их штыков металл.

Стекло витрин легло на тротуары,

Как слезы женщины над гибелью сынов,

От потных улиц поднимался старый

Дух темной местью споенных голов.

Вот гайдамак с повадкой злого волка

У хаты старой осадил коня,

Глядь: девушка,—

Кудряшки, как из шелка.

— Дивчина, эй! Попотчуй-ка меня!

Аэропланом в небо вонзила

Революция штык винтовки…

Кому не интересно, как любила

Синеглазая дочь торговки.

Коня у калитки он привязал,

Борода на лице цветет камышом:

— Я, дивчина, не зря сюда скакал,

Я, дивчина, не зря к тебе пришел.

Дарю на платок с большевика сапоги,

За один поцелуй красотки,

Я же знаю, я слышал, что ты —

Дочь известной базарной торговки.

Я там, на углу, — к тебе спешил —

Кому доля, а кому дольца,

Вот этой самой рукой порешил

Хваленого комсомольца…

Покачнулась, как в бурю тополь, она,

Побледнела — белее смерти,

— Погубил любимого, сатана!

Уши!.. Глаза!.. Не верьте!..

Желтою стружкой лежат на кустах

Листья в осеннем инее,

Смотрит с улыбкой она, а в глазах

Прыгают тени синие.

— Пан гайдамак, заходите в хату,—

Сладкой вишней улыбка манила,—

Дайте моим устам усладу,

Как давала вам сабля силу.

Хищником бандит с коня слезал,

От радости ног не чуя,

Он к ней подошел и уже ощущал

В мечтах вкус ее поцелуя.

А девушка быстро шагнула в дом,

Винтовку взяла с запалом,

И пуля тяжелая крупным свинцом

Врасплох гайдамака застала.

Желтою стружкой лежат на кустах

Листья в осеннем инее,

Смотрит с улыбкой она, а в глазах

Прыгают тени синие.

Смерть схватила бандита куцая…

Кто посмеет сказать, что зря.

Разве в сердце ее революция

Не горит огнем Октября?!

Красноармеец сказал жене:

— Не плачь и жди меня с фронта!..—

И туча пружиной стальной в окне

Повисла над горизонтом.

Слова — как тихий порез ножа:

— Слышишь, вернусь я скоро! —

И сердце замрет в груди, дрожа,

Как поезд у семафора.

Хватит женский рот целовать,

В горе праздновать труса,

Довольно слова расточать и считать

На тоненькой шее бусы.

Уж осень стучится в двери, как враг,

И даль нас зовет степная,

И вот на фронт, печатая шаг,

С рокотом полк выступает.

Стеною туман. Ни шагу назад!

И тени мелькают снова.

И пулемет строчит наугад,

Ища человека живого.

Словно еж ощетинился взвод

Щетиною цвета стального:

Стой, стреляю! Эй, кто идет?!

Друг! — крылатое слово.

Взвод, презирая страх,

Клин земли удобрял телами,

Дредноут Республики шел на парах

И звал рабочих гудками.

Гром глумливый тумб,

В бок бьет бык,

В ромб лбом главбум —

Рабочей Республики язык.

А взвод все вперед

На Лувр, на Рим, на Рур,

А взвод на штык берет

Мировую в рулетку игру.

А когда, устав надеяться,

Закатилось солнышко летнее,

Упавший красноармеец

Целовал лоно цементное.