Падший шут

Глава 16

Лео

— Как ты держишься? — спросил Эмметт со своего места на противоположном конце моего дивана. Между нами Серафина была спелената и спала на розовом пушистом одеяле.

— Я устал. — Я потер лицо. — Помнишь те дни в клубе, когда мы уходили в запой? Катались на байках, пили, ввязывались в драки и бегали за женщинами, спали несколько часов, потом вставали и начинали все сначала?

Он застонал.

— Рад, что мы выросли из этого. Это было утомительно.

— Ничто не сравнится с этим. — Я указал на Серафину. — Она не спит по ночам. Может быть, час или два за раз. Затем вырубается, как только встает солнце.

Что через неделю привело нас с Кэсс практически в состояние бреда.

Она пошла ненадолго вздремнуть после обеда, прежде чем малышка проснется голодной. Она сказала мне постараться не дать Серафине уснуть, но после часа игр с ее пальчиками, щекотания подбородка и всего, что я мог, чтобы развлечь новорожденного ребенка, я сдался.

— Кэсс истощена. — Мы оба.

Я взял отгул на прошлой неделе, но уже планировал сказать Дэшу, что пропущу и следующую. Я просто не мог оставить Кэсс одну заниматься ребенком, пока она немного не отдохнет.

Клаудия приходила каждый день, но она не оставалась на ночь, не вставала вместе с Серафиной, чтобы помочь с полуночными кормлениями, и не ходила по коридорам с ребенком на руках, чтобы Кэсс могла вернуться в постель.

— Не то чтобы у меня был какой-то опыт, но я предполагаю, что это нормально, что ты истощен первые несколько недель, — сказал Эмметт.

— Да. Я уверен. — Я дотронулся до кончиков пальцев ног Серафины. Было почти невозможно не прикоснуться к ней, особенно когда она выглядела такой умиротворенной во сне. Ее носик был самым милым в истории, а губы выглядели, как очаровательный бантик. Ее закрытые глаза были двумя идеальными полумесяцами на прекрасном лице. Открытые, они сжимали мое сердце в кулак.

— Ты сражен, не так ли? — спросил он.

— Посмотри на нее. — Как можно в нее не влюбится?

Эмметт усмехнулся и поднес бутылку пива к губам.

Я повторил его действие, сделав большой глоток из своего «Бад Лайт». Это будет мое единственное пиво, потому что, выпив два, я просто отрублюсь.

— Как дела в гараже на этой неделе?

— Нормально. Прес убеждена, что Дэш все испортит, пока она в декретном отпуске.

Я ухмыльнулся.

— Потому что так и будет.

— О чем, черт возьми, он думает? Он ненавидит офисную работу.

— По крайней мере, он нанял кого-то отвечать на звонки.

Ребенок Пресли должен был родиться со дня на день, и пока она была в отпуске, в гараже работала другая женщина, которая помогала с повседневными делами. Но Дэш взял на себя основную часть обязанностей Прес в качестве менеджера.

Посмотрим, как долго это продлится.

Дэш не только ненавидел такую работу, особенно когда остальные из нас ремонтировали машины в мастерской, но и Пресли не могла ничего с собой поделать. Я даю ей один месяц, потом она, вероятно, начнет приносить своего ребенка в офис, пока не убедится, что там все в порядке.

Шоу был чертовой кинозвездой, стоил миллионы, и когда я спросил, собирается ли она уволиться, она закатила глаза и сказала мне, черт возьми, нет. Потому что для нее, как и для меня, работа в гараже была не просто работой. Большинство из нас приходили бы, даже если бы Дэш нам не платил. Этот гараж был нашей семьей.

До сих пор.

Семья теперь значила больше, чем раньше.

Серафина пошевелилась, поворачиваясь лицом в другую сторону, и ее глаза распахнулись. Я положил руку ей на живот, нежно поглаживая, пока она снова не задремала.

— Хорошие новости о Такере, — сказал Эмметт.

— Я надеюсь, что этого сукина сына зарежут. — Чем больше я думал о том, что сказал Люк, тем больше злился. Я жалел, что не добрался до Такера раньше ФБР, потому что тюрьма казалась слишком хорошей жизнью для этого жалкого ублюдка.

Он убил отца Эмметта. Он убил Дрейвена. И он забрал Кэсс. Такер убил бы ее или продал бы в сеть торговцев людьми, и мысль о ней в здании клуба Воинов заставила мою кровь вскипеть.

— Думаешь, он придет за нами? — спросил я.

Эмметт кивнул.

— В конечном счете, да. Он может оказаться в тюрьме, но у него есть связи с другими клубами. Некоторых из его собственных парней надолго не посадят. Часть меня думает, что этот приговор поставит все в тупик, скорее раньше, чем позже. Другая часть думает, что он подождет, пока мы о нем забудем.

— Мы никогда не забудем. — Мы никогда не отмахнемся от их угрозы. Это означало, что нам придется всю жизнь оглядываться через плечо, но это было то, на что мы подписались в клубе.

Вот только Кэсс на это не подписывалась. Серафина тоже. Они втянуты в это из-за меня. И я сожалел об этом.

Эмметт отхлебнул еще пива.

— Люк думает, что Такер может сначала заняться Скарлетт, но он не знает о нашей истории с Воинами.

Люк не знал, сколько Воинов убили Цыгане за десятилетия, что наши клубы сражались. Люк не видел крови на наших руках.

— Да. Он придет за Дэшем, за тобой и за мной. Без вопросов.

— Что? — ахнула Кэсс.

Мой взгляд метнулся в коридор, где она слушала, ее глаза были широко раскрыты, а лицо бледным.

— Не волнуйся, детка. Он может попытаться, но ничего не получится.

Эмметт оглянулся, его брови сошлись на переносице. Он знал, что здесь был риск. Такер убивал наших близких, и без колебаний сделал бы это снова.

Но Кэсс не нужно было знать ничего из этого дерьма. Возможно, было ошибкой преуменьшать значение этого для нее, но она достаточно пострадала от рук Воинов. Сейчас у нас были другие заботы, а именно о том, чтобы сохранить жизнь нашей дочери и наш рассудок в целости. И прежде чем мы заговорим о моем прошлом в клубе, мне нужно было знать, что Кэсс чувствовала по поводу похищения, чего она избегала любой ценой. Я бы не стал рассказывать ей истории из «потерянных дней», если бы они каким-либо образом могли причинить ей боль.

— Я не буду вам мешать. — Эмметт поднялся с дивана, взял свою бутылку и отнес ее в мусорное ведро на кухне. Затем он подошел к Кэсс и заключил ее в объятия. — Мы здесь, если тебе что-нибудь понадобится. Всего один телефонный звонок.

— Спасибо. — Она устало улыбнулась ему.

На фоне его высокого, широкоплечего тела она выглядела такой маленькой и хрупкой. Она выглядела на двадцать четыре, о чем я временами забывал, потому что, хотя она была на восемь лет моложе, в ее юном лице была мудрость. Больше, чем я предполагал за все эти месяцы.

Кэсс, может, и была молода, но она не была похожа на других женщин ее возраста, незрелых и склонных к драмам. Она, черт возьми, точно не была такой, каким я был в этом же возрасте: диким и безрассудным. Это тоже было чертовски хорошо. Любая другая женщина не осталась бы со мной. Она бы не стала терпеть мое дерьмо.

И я бы скучал по этому. Я бы скучал по своей Серафине.

Черт, я был чертовым дураком.

Эмметт отпустил Кэсс, затем хлопнул меня по плечу, проходя мимо спинки дивана.

— Я направляюсь в «Бетси» сегодня вечером, на случай, если ты захочешь чего-нибудь выпить. Выйти из дома на минутку.

— Хорошо. Спасибо, что пришел.

Он улыбнулся Серафине.

— Не трудно проводить с ней время, когда она спит.

Эмметт вышел из дома, когда подошла Кэсс и посмотрела на нашу дочь сверху вниз.

— Ты не очень долго спала, — сказал я.

— Я не могу отключить свой разум. Я как будто знаю, что сейчас день, и, хотя я устала, я думаю, что мне следует проснуться. Я могла бы подольше принять ванну и почитать, прежде чем она проснется. Это нормально?

— Конечно. Я побуду с ней.

Она протянула руку и провела по моим волосам.

— Я знаю.

Одно прикосновение — это все, что я успел получить, прежде чем она исчезла в спальне.

С тех пор как она переехала обратно, мы стали ночевать в главной спальне. Не было смысла спать — пытаться спать — в разных комнатах, когда мы были вместе, когда бы Серафина ни просыпалась. Поэтому мы поставили люльку рядом с моей кроватью, и в ней Серафина останется до тех пор, пока нам не станет удобно разрешать ей спать в другой комнате.

Кэсс спала рядом со мной каждую ночь, каждый из нас утыкался лицом в свою подушку. И, кроме случайных поцелуев в висок или лоб, я старался давать ей пространство. Ни к чему не принуждать. Даже секс сейчас не был на моем радаре — дело было не в нем. Мне просто нужно было быть рядом с ней. Всегда быть рядом.

То же самое было и с Серафиной.

Ночь, когда она родилась, те долгие часы, которые я не спал, держа ее на руках, изменили все. Я смотрел на ее драгоценное личико, потерявшееся в таком крошечном человечке. Моем человечке. Я представлял, что сказал бы Дрейвен, жалея, что его не было рядом, чтобы познакомиться с ней.

Он бы надрал мне задницу за то, как я вел себя в последнее время. Он бы ударил меня по лицу и сказал, будь мужчиной, Лео. Когда я сидел на больничной койке, его голос звучал в моей голове так громко и отчетливо, что я мог поклясться, что он доносился из коридора.

Все это время я боялся, что окажусь собственным отцом, эгоистичным ублюдком, который подвел своего ребенка. Но он не был моим отцом.

Дрейвен занял это место.

И я не стану своим собственным отцом. Я стану Дрейвеном.

Чтобы открыть глаза мне понадобилась моя малышка. Если Дрейвен наблюдал за мной, я не собирался его разочаровывать.

Или Кэсс.

Я осторожно просунул руки под Серафину, стараясь изо всех сил не разбудить ее, пока шел по коридору в спальню. Затем я положил ее в люльку, затаив дыхание, когда она на мгновение поерзала, прежде чем устроиться поудобнее и уснуть.

Не то чтобы мне было о чем беспокоиться. Солнце встало, следовательно, она будет спать.

Кран в ванной закрылся, и я подошел к двери как раз в тот момент, когда Кэсс погрузилась в белую ванну.

Она протянула руку через бортик, чтобы дотянуться до книги, лежащей на маленьком табурете рядом с ванной, но не смогла до нее дотронуться.

— Уф.

— Я подам.

Ее лицо повернулось ко мне, когда я вошел и взял книгу, открывая ее на странице, которую она заложила закладкой.

— Я не продумала это до конца. — Она подняла руки, обе мокрые.

— Все в порядке. Просто расслабься. — Я сел на табурет и начал с начала страницы, читая Кэсс, пока она сидела, прислонившись головой к бортику ванны.

Книга была о Второй мировой войне, но по мере того, как проходили страницы, я не впитывал слова так, как если бы читал ее сам. Я был слишком занят, стараясь не заикаться и не торопиться с выводами, чтобы вникнуть в них.

Это была ее область знаний. Книги. История. Изучение.

Я был просто механиком-головорезом, изо всех сил старающимся не дать нервозности проявиться в голосе или дрожи в руках, когда переворачивал страницу.

Никогда в своей жизни я не чувствовал себя более уязвимым, чем в этот момент, читая книгу Кэсс, пока она слушала.

На полу зазвонил ее телефон.

Кэсс выпрямилась, потянувшись за телефоном, но я опередил ее, прочитав сообщение.

— Это твоя мама. Она говорит, что они принесут ужин сегодня вечером. Около пяти.

— Хорошо. — Она снова расслабилась в воде, положив щеку и руки на край. Ее глаза встретились с моими, цвет их был таким же нежным, как у лучшего виски. Ее щеки раскраснелись, как персиковые розы, которые Эмметт принес ей сегодня. Ее волосы были собраны в пучок, и лишь несколько завитков касались поверхности воды.

— Ты прекрасна. — Я поймал капельку воды у нее на подбородке.

— Мне так не кажется.

— Тогда поверь мне, когда я говорю, что ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни.

Ее глаза наполнились слезами. Было много слез, в основном от разочарования и усталости в ночные часы, когда Серафина не спала или, когда Кэсс изо всех сил пыталась кормить грудью.

Я взял книгу, прочитал еще несколько страниц, пока она не остановила меня в конце главы.

— Ты не рассказываешь о своих родителях, — прошептала она.

— Нет. — Я закрыл книгу и отложил ее в сторону, наклонившись вперед. — Я не близок со своей матерью.

— А с отцом?

— Я не видел его и не разговаривал с ним с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.

— Мне жаль.

— Это не твоя вина. — Я вздохнул, не желая вдаваться в подробности, но я также не стал бы отказывать Кэсс в ее любопытстве. — Мой отец был пьяницей и бабником. Полагаю, яблоко от яблони недалеко упало.

— Ты считаешь себя пьяницей?

— Нет. Но я сомневаюсь, что и он считал себя таковым. Он никогда не жил с нами, поэтому я плохо его знал. Они с мамой не были женаты. Я не знаю, какие у них были отношения, но иногда он оставался на ночь. Он появлялся на неделю, затем исчезал на два месяца, прежде чем снова вернуться. Наконец маме это надоело. Когда мне было десять, она сказала ему, чтобы он убирался.

— И ты больше о нем ничего не слышал?

— Он переехал в Калифорнию. Попал в тамошний клуб. Он возвращался раз или два в следующем году. В основном, я думаю, чтобы убедиться, что мама говорила серьезно. А она была серьезна. В последний раз, когда он приезжал, я был дома. Она не знает, что я подслушивал, но я слышал, как она угрожала вызвать полицию, если он появится снова. Он этого не сделал.

Кэсс протянула мне руку, переплетая наши пальцы.

— Ты не он.

— Я не хочу быть им. Я не буду им.

Ее рука крепче сжала мою.

— Я был на этом пути, — сказал я. — Я сомневаюсь, что моя жизнь в клубе сильно отличалась от его. Клуб был одной из причин, по которой мы с мамой мало разговариваем. Не то чтобы мы были близки раньше. Мне кажется, она смотрит на меня и видит моего отца. После того, как я закончил школу, она переехала в Тусон, а я вступил в клуб. Мы общаемся несколько раз в год. Созваниваемся в дни рождения. И на рождество. Как-то так.

Мама вышла замуж несколько лет назад. Я не был на свадьбе, да меня и не приглашали. Она рассказала мне об этом постфактум, сказав, что в здании суда все прошло без шума.

Я позвонил ей ранее на этой неделе, чтобы рассказать о Серафине. Она была, мягко говоря, удивлена, особенно потому, что я не рассказывал ей о Кэсс или о беременности во время нашего рождественского телефонного разговора. Но мама была вежлива. Она всегда была вежлива.

Когда я был подростком мы часто ссорились. Она расстраивалась из-за меня, жалея, что я не был другим. Жалея, что я больше заботился о вступлении в местный мотоклуб, чем о школе и своем будущем. Невыносимый. Это было ее слово для меня.

Наши ссоры внезапно прекратились в тот день, когда она переехала в Тусон. Может быть, она разочаровалась во мне. Может быть, я разочаровался в ней. Может быть, мы оба разочаровались друг в друге.

Я недолго разговаривал с мамой, когда позвонил. Мы не были близки, и это не могло измениться. Хотя я обещал ей прислать фотографии Серафины. Она пригласила нас в Тусон, поездку, которая, как мы оба знали, состоится не скоро.

Может быть, однажды моя мать встретится с моей дочерью. Но за последние четырнадцать лет я видел маму дважды, так что я не собирался на это надеяться. Отчасти это расстояние было на моей совести. Я не был уверен, можно ли что-то исправить или лучше просто признать, что моя семья жила здесь и не была связана со мной кровными узами.

До сих пор.

Серафина была моей крови. Она была моей.

У нее всегда будут Клаудия и Дейл в качестве бабушки и дедушки. У нее будет команда тетушек и дядюшек — Дэш, Эмметт, Пресли и все остальные, — которые будут баловать ее и осыпать любовью. У нас с Кэсс не было братьев и сестер, но у моей Серафины будет большая семья.

— Она знает о Серафине? — просила Кэсс.

Я кивнул.

— Я позвонил ей на следующий день после того, как мы вернулись домой. Вы обе спали.

— Ты много чего делаешь, пока я сплю. Готовишь еду. Убираешься. Ходишь с ней по коридорам. Тебе тоже нужен отдых, Лео.

— Я привык к этому. Годы долгих ночей. — Это было полуправдой.

Разум Кэсс был не единственным, кто не мог отключиться. Единственный раз, когда я мог позволить себе расслабиться, это когда они обе спали, что случалось нечасто.

Пронзительный крик из спальни заставил меня вскочить на ноги. Я схватил полотенце и протянул его Кэсс, чтобы она вышла из ванны и завернулась в него. Затем она поспешила мимо меня в спальню, где Серафина просила еду.

Мы втроем устроились на кровати, и как только Кэсс закончила кормить грудью, я взял на себя отрыжку, пока она переодевалась. Затем мы позволили Серафине немного осмотреться, прежде чем отнести ее в гостиную, где мы могли бы посадить ее на качели.

— Хочешь, я возьму твою книгу?

Кэсс пожала плечами.

— Я не знаю. Она мне не очень нравится, что странно, потому что год назад я бы проглотила ее. Может быть, мои вкусы меняются.

— И что тебе нравится сейчас?

— Художественная литература. — Она скорчила гримасу и наморщила нос, и это было настолько мило, что я рассмеялся.

— Я слышал, художественная литература довольно популярна.

Она застонала.

— И мне она нравится. Но она всегда была на втором месте. Мне всегда нравилась историческая литература. Теперь они, похоже, поменялись местами. Что со мной не так?

— Ничего, детка. Совсем ничего.

— Все меняется. Из-за того, что мне нравится художественная литература кажется, что я предаю все года, которые потратила на изучение истории.

— Почему?

— Я не знаю. — Она вздохнула. — Наверное, потому, что раньше мне нравились события из реальной жизни. Теперь, может быть, мне просто нужно сбежать из реального мира, и временами художественная литература кажется самым легким путем. И, может быть, потому, что это немного ранит.

— Ранит?

— Потому что дни идут, и теперь, когда она здесь, я понимаю, что пути назад нет. Я не получу докторскую степень, как всегда планировала. Это больше не кажется… важным. Но раньше это было так важно.

— Однажды ты можешь передумать.

— Верно. — Она кивнула. — Но здесь нет университета, и я не могу представить, что могу переехать.

Если бы она переехала, у нее была бы компания.

— По чему ты больше всего скучаешь?

— По библиотеке и запаху старых книг. По дискуссиям с профессорами. По дебатам с одногруппниками. Мне нравилось, что в небольшой группе каждому из нас нравится другой аспект одной конкретной истории. Вот что мне нравится в истории. Мы все смотрим на нее со своей точки зрения. А правдивые истории — самые сильные.

Эта женщина была очаровательна. Мы потратили слишком мало времени на то, чтобы узнать друг друга, и пока она говорила, я тонул в каждом ее слове.

— Как ты попала в это? В историю?

— Из-за книг, когда я была маленькой. Из-за поездок, которые мы совершали. — Она улыбнулась и поглубже вжалась в диван, вытянув ноги.

Я положил их к себе на колени, массируя своды и пальцы ног.

— Это нормально?

— Я тебя пну, если ты прекратишь, — сказала она, заставив меня улыбнуться. — Мои родители любят ходить в походы. Когда мне было десять, мама заявила, что хочет посетить все национальные парки, и сначала выбрала национальный парк Редвуд. Мы поехали туда летом, совершив трехнедельное путешествие. В нашем универсале не было DVD-плеера или чего-то еще, поэтому я читала. Если мы проезжали мимо города с букинистическим магазином, то остановились, и я продавала ту книгу, которую дочитала, и покупала что-то новенькое.

— Бьюсь об заклад, тем летом ты прочитала больше книг, чем я прочитал за всю свою жизнь.

Кэсс хихикнула.

— Я и правда много читаю. Но после того, как ты почитал мне в ванной, мне, возможно, придется заставлять тебя делать это постоянно.

Я бы сделал все, о чем она попросит.

— Тогда не было GPS, поэтому папа научил меня пользоваться компасом и читать карту. Когда мы добрались туда, я была загипнотизирована деревьями и лесом. Я не могла поверить, что они такие большие.

— У тебя дома есть фотография, на которой твоя мама обнимает дерево. В коридоре. Это из той поездки?

Кэсс села прямее.

— Я не думала, что ты смотрела на те фотографии.

— Эта фотография бросилась мне в глаза. Как и та, где ты с брекетами и челкой.

— Нет. — Она закрыла лицо руками. — Я была неуклюжим подростком. Пожалуйста, выкинь это из головы навсегда.

— Ты выглядела мило.

— Лжец. — Она рассмеялась. — Но да, это была та поездка. Прежде чем мы покинули тот район, я купила книгу о парке. Как он был важен для американских индейцев. Как он изменился после вырубки леса после экспансии на запад. Как он был спасен от разрушения и превращен в национальный парк. По дороге домой я прочитала ее дважды. И это стало для меня традицией. Каждое лето мы отправлялись в новый национальный парк, и по дороге домой у меня была новая книга.

— Они в офисе? — Я посмотрел в коридор, представляя некоторые из книг, которые я помогал ей расставлять там.

— Да. — Она кивнула. — Я сохранила их все. Мама с папой все еще постоянно ходят в походы. Как только в горах тает снег, они исчезают каждые выходные. Но поездки в национальный парк всегда были для нас троих. Я была так занята с учебой, и в последнее время мы ни в один не ездили. Я не знаю, поедем ли мы снова.

— Когда-нибудь.

Кэсс грустно улыбнулась мне.

— Я надеюсь на это. Я надеюсь, что однажды смогу свозить Серафину в один из своих любимых.

— И, может быть, ты позволишь мне поехать с вами.

— Если хочешь.

— Я хочу. — Я глубже вжался в диван, обхватив ноги Кэсс, когда она попыталась их убрать. Я делал все, что мог, чтобы продлить прикосновение и беседу. — Значит, из-за этих книг о парках ты занялась историей?

— И да, и нет. Они были основой. Когда другие девочки читали «Гарри Поттера», я читала о семье Романовых и падении императорской России. Затем, когда мне было двенадцать, одна из моих тетушек подарила мне две книги о Второй мировой войне. Я перечитывала их больше раз, чем могу вспомнить. Я влюбилась в историю и решила, что никогда не захочу изучать что-либо еще. Особенно математику.

— Математикой я тоже не увлекался. — Я усмехнулся. — Ты все еще хочешь писать книги?

— Я не знаю, — прошептала она.

Это было похоже на другую жизнь, когда я был в ее комнате, смотрел на ее доску видения и слушал, как она нервно лепечет и рассказывает мне, что хочет писать книги.

— Я думала об этом некоторое время назад, — сказала она. — Работа переписчика дала мне новый взгляд. Я могла бы писать дома в свободное время. Но это должна быть, — ее губы скривились, — художественная литература.

— Ужас, — поддразнил я.

Она попыталась лягнуться, но я крепко держал ее, мы оба улыбались.

— Перед рождением Серафины я закончила переписывать ту удивительную книгу. Это было историческое фэнтези, и оно заставило меня задуматься. Что, если? Что, если я попробую?

— Стоит попробовать, детка.

— Ты так думаешь?

— Определенно. Попробуй. Если тебе нужно уволиться с работы, я тебя прикрою.

— Кстати о… я бы хотела платить за аренду.

Я усмехнулся.

— Смешно.

— Я серьезно.

— За этот дом заплачено, Кэсс. Если ты хочешь покупать продукты или что-то еще, отлично. Но в этом нет необходимости.

Она моргнула.

— Даже за дом моих родителей еще не заплачено.

— Я долгое время клал деньги в банк. Мне много не надо. И я не люблю долги, поэтому погасил ипотеку в тот год, когда купил дом. Я свободен.

— Вау. Я впечатлена.

— Не стоит. Я не самый впечатляющий человек в этой комнате. Я едва закончил среднюю школу, не говоря уже о колледже и аспирантуре. Говорил тебе раньше, но я надеюсь, что она унаследует твой ум.

— А я надеюсь, что она унаследует твои художественные навыки. — Кэсс бросила взгляд на один из моих рисунков на стене. — У тебя замечательный талант.

Я закрыл глаза, откинув голову на спинку дивана.

— Расскажи мне больше о своих походах.

Мы часами говорили о Глейшере, Йеллоустоне, Гранд-Титоне, Сионе и Джошуа-Три. Я был так поглощен, что застонал, когда раздался звонок в дверь.

— В конце концов, вам с папой придется заключить перемирие, — сказала Кэсс.

Я застонал не из-за этого, но теперь, когда она упомянула Дейла, я проглотил еще один стон.

Сказать, что он разозлился из-за ее решения переехать сюда, было бы преуменьшением. Но он больше не угрожал убить меня, так что я воспринял это как временное одобрение.

Кэсс была права. В конечном итоге нам с Дейлом придется все уладить, но в данный момент мы все были сосредоточены на Кэсс и Серафине.

— Оставайся здесь. Я открою дверь. — Я опустил ее ноги и пошел впустить ее родителей внутрь.

— Привет! — Клаудия пронеслась внутрь, как всегда, с улыбкой и корзинкой для пикника, полной еды. — Где мои девочки?

— Гостиная. — Я взял у нее корзину, отступив в сторону, пока она снимала туфли.

Дейл вошел с хмурым видом, едва удостоив меня взглядом, когда сам снимал обувь, затем последовал за женой внутрь.

Ужин был неловким, но мы все выжили, и, видя, что Кэсс была измучена, они не стали задерживаться. Как только Клаудия вымыла всю посуду, она поцеловала нас, включая меня, и пожелала спокойной ночи, когда они уходили.

— Ей нужно сменить подгузник. — Кэсс держала Серафину на руках.

— Я сделаю это.

— Ты уверен? — Она зевнула.

В ответ я поцеловал ее в волосы и отнес нашу дочь в детскую, где с каждым днем я все меньше и меньше времени возился с подгузниками.

Ее ножки были такими крошечными, пальчики на ногах походили на нежные цветочные лепестки. Она хныкала от холода, пока я не переодел ее в пижаму.

Затем я опустился в кресло-качалку — мое дополнение к комнате, основанное на подслушанном однажды разговоре Пресли в офисе о ее списке мебели для детской. Солнце опускалось за горизонт, и вечерний свет угасал сквозь занавешенное окно.

— Ты только просыпаешься, не так ли?

Серафина приоткрыла глаза и пошевелила ногами, изучая, как они работают.

— Каковы шансы, что ты позволишь нам поспать сегодня больше двух часов?

Она снова лягнулась.

— Это «нет», — сказала Кэсс с порога, входя в детскую. — Итак… эм, ты собираешься встретиться с Эмметтом?

— Нет. Зачем?

— Сегодня суббота. Он сказал, что собирается в «Бетси». Я подумала, что ты, возможно, захочешь ненадолго уйти отсюда.

Я посмотрел вниз на свою дочь, затем снова на Кэсс.

— Нет. Мне и здесь хорошо.

Она изучала меня, наклонив голову, своим любопытным взглядом долгое мгновение. Затем взгляд исчез, и она сделала еще один шаг, сокращая расстояние, чтобы взять мое лицо в свои руки.

И поцеловать меня, влажно и сладко.