Падший шут

Глава 3

Кассандра

Лео хотел поговорить. Я не была уверена, что удивило меня больше — он на пороге моего дома или тот факт, что он напрашивался на разговор. После кафе я была уверена, что он не заговорит со мной, пока я не сделаю тест на отцовство, чтобы доказать, что я не лгу.

— Эм… уверен? — Это прозвучало как вопрос, потому что то, что мы будем разговаривать, было, ну… сомнительно. Кричать — без проблем. Но цивилизованный разговор? Я бы не стала на это надеяться.

Я заглянула Лео через плечо. Лучше всего было бы прогуляться по окрестностям. У нас будет меньше шансов начать ругаться и кричать друг на друга, если на улице будут люди. Но через четыре дома я заметила своих родителей. Они сами пошли прогуляться, вероятно, чтобы поговорить обо мне.

Слава богу, Лео припарковал свой байк через дорогу у Люка и Скарлетт.

Уходить сейчас было нельзя. Мама с папой увидят нас, и возникнут вопросы. Много вопросов. Таких, которых я пока избегала, потому что мои родители относились ко мне снисходительно. Но если они увидят Лео, эти вопросы будут гораздо более острыми, и их невозможно будет игнорировать.

— Э-э, заходи. — Черт. Я собиралась спрятать его в своей комнате.

Он кивнул и засунул руки в карманы джинсов, затем последовал за мной внутрь.

В тот момент, когда я закрыла за ним дверь, мой дом показался мне слишком маленьким и слишком жарким.

На нем была та же черная футболка, в которой он был в кафе. Те же джинсы, обтягивающие его длинные ноги, заканчивались парой потертых черных ботинок. Просто. Повседневно. В школе были парни, которые носили вариации того же самого, но то, как эта одежда смотрелась на нем, придавало ему совершенно другой оттенок.

Лео был олицетворением соблазна, суровой сексуальной привлекательности, переплетенной с трепетом запретного. Он был пламенем, которое, я знала, разгорится, но я все равно прикоснулась к нему.

Я ненавидела себя за то, что не испытывала к нему ненависти. То, как он обращался со мной в последние двадцать четыре часа, заслуживало ничего иного, как отвращения, но один долгий взгляд на его красивое лицо, и меня потянуло обратно в нашу совместную ночь. Ночь, когда он обращался со мной как с богиней и заставил почувствовать себя желанной. Страстной. Особенной.

Он сверкнул мне своими ровными белыми зубами в идеальной улыбке, и я подпала под его чары. У Лео была такая манера улыбаться, что мне казалось, будто его улыбка принадлежит только мне. Что он никогда не смотрел на другого человека так, как смотрел на меня.

Наверное, я была особенной. Я была женщиной, вынашивавшей его ребенка. Если только не было других.

О, боже. Были ли другие? Когда же я перестану быть такой наивной? Меня разыграли. Прекрасно и красиво сыграно, но тем не менее сыграно.

— Кэсс?

Я моргнула и оторвала взгляд от его рубашки.

— Прости. Я… я в полном беспорядке.

Вчера я сказала Скарлетт то же самое. Беспорядок. Это слово из десяти букв было слишком маленьким для того, что я чувствовала, и для женщины с обширным словарным запасом оно было слишком несущественным. Но беспорядок… это было правильное слово.

— Признание этого звучит как оправдание. Это заставляет меня чувствовать себя неудачницей. Но никогда в своей жизни я не заглядывала в будущее и не знала, как оно выглядит. Это… тревожит. Может быть, я в полном беспорядке, потому что никогда не знала, чего хочу.

Будущее всегда представлялось мне кристально ясной картиной с того дня, как я взяла в руки свой первый экземпляр «Дневника Анны Франк». Или, может быть, это было «Потайное место» Корри Тен Бум. Я прочитала обе книги, когда мне было двенадцать, и, хотя они были душераздирающими, они обе оказали такое влияние, что история стала моим будущим. Я хотела узнать больше о реальных историях.

Лео изучал мое лицо, его брови сошлись на переносице.

— Я не знаю, почему я только что сказала тебе это.

Он провел рукой по подбородку и козлиной бородке.

— Ты хочешь куда-нибудь пойти?

— О. — Точно. Он пришел сюда поговорить. И мои родители будут здесь с минуты на минуту. — Эм… Пойдем в мою комнату.

Мы миновали гостиную и направились по коридору к моей спальне. Стены были увешаны фотографиями нашей семьи. Фотографии походов. Выпускной в старшей школе. Там было несколько моих фотографий с книгой, зажатой подмышкой или лежащей на коленях.

Большинство людей замедляли шаг, увидев фотографии. Когда Олив была здесь, она осмотрела все до единой, а их было пятьдесят три. Маме нравились ее фотографии.

Но не Лео. Он зашагал быстрее, как будто меньше всего на свете хотел заглянуть в мою жизнь. Я была неуверенной в себе, на самом деле очень сильно, но он продолжал опускать меня еще ниже. Может быть, когда он покончит со мной, я смогу возненавидеть его.

Я хотела ненавидеть его.

Я должна была ненавидеть его.

Но не ненавидела.

Мы добрались до моей спальни, и я вошла внутрь как раз в тот момент, когда открылась входная дверь и по коридору донеслись голоса моих родителей.

— Я сейчас вернусь, — сказала я Лео, жестом пригласив его в свою комнату, затем закрыла его внутри.

Я сделала глубокий вдох, затем поспешила на встречу с родителями.

— Я думал, ты собиралась держать дверь закрытой, — сказал папа.

— О, я видела, как вы, ребята, шли по кварталу.

Он нахмурился, затем подошел и положил руки мне на плечи, наклонившись, чтобы поцеловать меня в лоб.

— Как ты себя чувствуешь?

Незрелой. Разбитой. Напуганной.

— Отлично. И проголодалась, — солгала я. — Мама упоминала мой любимый соус со шпинатом и артишоками ранее. Звучит довольно аппетитно. — Это звучало ужасно, но я лучше заставлю себя проглотить какой-нибудь соус, чем позволю родителям узнать, что Лео находится в моей спальне.

— Тогда мы пойдем в магазин. — Она кивнула, подходя и становясь позади папы. — Чего еще ты хочешь?

— Все, что вам понравится, ребята. Может быть, немного имбирного эля.

— Я куплю еще соленых крекеров на завтрашнее утро.

— Спасибо. А я, пожалуй, вздремну.

— Хорошая идея, Лютик. — Папа притянул меня в объятия. — Мы вернемся. У дома Люка стоит мотоцикл, наверное, один из тех Цыган, так что оставайся внутри, ладно?

— Хорошо. — Если бы только он знал, кому принадлежал этот мотоцикл и почему он оказался в квартале.

Скоро. Я скоро расскажу им. Но в этот момент я сделала глубокий вдох, вдыхая папин одеколон с древесным запахом, который мама покупала ему на каждый день рождения, и позволяя ему успокоить некоторые страхи. Моя жизнь разваливалась на части, но, по крайней мере, у меня были замечательные родители.

Хотя они должны были быть разочарованы. Если я была разочарована в себе, то им должно было быть стыдно. Что они скажут своим друзьям и нашей большой семье? Как я буду смотреть кому-либо в глаза на следующей встрече семьи Клайн?

Боже, я облажалась. Как я могла быть такой глупой? На глаза навернулись слезы, но я сморгнула их.

Папа отпустил меня и протянул маме руку.

— Пойдем, Лепесток Розы. По дороге я хочу выпить кофе со льдом.

Мама взяла его за руку, улыбнулась мне, затем позволила папе проводить ее в гараж. Я ждала, прислушиваясь, пока они не выехали задним ходом и дверь за ними не закрылась. Затем я проглотила комок в горле и пошла в свою спальню, обнаружив Лео стоящим посреди комнаты.

Он не пошевелился, когда я вошла. Он уставился на пробковую доску над моим маленьким столом, ту самую, к которой я прикрепляла странички для заметок и фотографии.

— Что это? — спросил он.

— Доска видения (прим. ред.: доска видения — это инструмент, который помогает прояснить, сконцентрировать и сохранить внимание на конкретных целях жизни. Это доска, на которой с помощью изображений представляется то, чего на самом деле хочет человек, его мечты и желания).

— Что такое доска видения?

Я подошла к кровати и рухнула на край, слишком уставшая, чтобы вести этот разговор стоя. Я не спала по понятным причинам и потратила свои запасы энергии этим утром.

— Это способ систематизировать цели. Защитить докторскую диссертацию. Вот почему там фотография выпускной шляпы. Цитаты людей, которых я нахожу интересными. Люди, о которых я бы написала книги.

— Ты пишешь книги?

— Нет, я учусь. Или… училась. Я получаю — собиралась получить — степень магистра истории. Во вторник утром у меня встреча с моим научным руководителем, я собираюсь отказаться от участия в программе. — Не тот разговор, который я хотела бы вести.

Лео отошел от пробковой доски, и я проследила за его взглядом, блуждающим по комнате.

Здесь мало что изменилось с тех пор, когда я была подростком. Над маленьким телевизором, расположенным в изножье кровати, была полка, на которой хранились мои некогда любимые безделушки. Расписанные вручную чайная чашка и блюдце, которые подарила мне моя бабушка перед смертью. Засушенный букетик с моего выпускного бала. Браслет дружбы от подруги, с которой я не разговаривала со студенческих лет.

Рядом с полкой был ряд крючков для ожерелий, на которые я когда-то вешала свои украшения. Сейчас она почти пустовала, потому что большинство моих ожерелий висело на таких же крючках в моем доме в Миссуле.

Рядом с моим окном висел плакат с блестящей бабочкой. Рядом со мной лежал потрепанный плюшевый мишка, который был у меня с детства.

Завтра я, вероятно, буду оскорблена тем, что Лео Уинтер стоял в моей школьной спальне, но в данный момент у меня не было на это сил.

— Ты выросла здесь? — спросил он, засовывая руки в карманы джинсов, оставаясь в центре открытого пространства. Напряжение исходило от его мускулистой фигуры, делая воздух тяжелым и холодным.

— Вроде того. Мама и папа были первыми, кто начал строить на этой улице. Мы переехали, когда я училась в младших классах. До этого мы жили рядом с начальной школой. А что насчет тебя?

— Да, я тоже вырос здесь. Жил в трейлерном парке рядом с Сандейл-роуд.

Я кивнула, не уверенная, что сказать и куда смотреть. Я решила держать рот на замке и пялиться на плюшевый кремовый ковер. Мама взбесится, если узнает, что Лео был здесь в своих потертых ботинках. У нее было строгое правило — не ходить в обуви по ковру.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Двадцать четыре. А тебе?

— Тридцать два.

Почему это было похоже на собеседование при приеме на работу?

— Итак, ты бросаешь учебу.

— Да. — Я поперхнулась этим словом. Осознания и признания этого было достаточно, чтобы мои глаза наполнились слезами. — В этом есть смысл. Мне нужно вернуться домой. Здесь все более доступно, и если мои родители будут рядом, мне будет легче, когда ребенок…

Это слово прозвучало в комнате как бомба замедленного действия. Если раньше Лео был напряжен, то теперь он практически вибрировал.

— В любом случае… Да, я брошу учебу, — сказала я, прочищая горло. — От моей дипломной работы меня отделяют одна летняя сессия и осенний семестр. Но я никак не могу работать и учиться. Я и так выживаю на студенческие ссуды. Моя стипендия… — Я подняла взгляд только для того, чтобы увидеть, что Лео смотрит в стену с отсутствующим выражением в глазах. — Неважно.

Его не волновало, что был шанс, что мне придется вернуть свои стипендии. А учитывая рынок труда для специалистов по истории в Клифтон Фордж, я сомневалась, что работы, которую я могла бы получить, будет достаточно, чтобы позволить себе что-то еще, кроме аренды, еды и вещей для ребенка.

— Когда? — Он махнул рукой в сторону моего живота.

— Точно не знаю. Я еще не была у врача. Я узнала буквально три дня назад. Но предполагаю, что в марте.

Он кивнул и опустил взгляд на ковер. Мама пропылесосила, пока я была в кафе, и ботинки Лео оставили следы на мягком ворсе.

— Это… — вопрос замер у меня на губах. Почему с ним было так трудно разговаривать? В тот вечер в «Бетси» было не так. Сначала я нервничала, но потом, когда он начал флиртовать со мной, соблазнять меня, я расслабилась и просто была самой собой.

— «Это» что?

— С тобой такое раньше случалось? — Я не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.

— Ты имеешь в виду, есть ли у меня дети?

Я кивнула.

— Нет.

— А, хм… жена?

Низкое рычание вырвалось из его горла.

— Нет.

Воздух вырвался из моих легких. Ну хоть что-то хорошее. Не так уж много, но хоть что-то.

Лео поерзал и скрестил руки на груди.

— Послушай, у нас есть кое-какие проблемы. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

Я села прямее.

— Какие проблемы?

— С Воинами.

Одно слово, и мое сердце остановилось.

— Что ты имеешь в виду? Я думала, они в тюрьме.

— Большинство из них в тюрьме. Некоторые — нет. Но даже если они в тюрьме это не значит, что они не представляют угрозы.

— Угрозы кому? Мне?

— Возможно. Между Цыганами и Воинами долгая история насилия.

Мой желудок совершил неприятный кульбит.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что теперь ты привязана ко мне. Если только ты не хочешь избавиться от… — Он махнул рукой на мой живот.

Возможно, я задала неправильный вопрос. Возможно, мне не следовало спрашивать, есть ли у него дети или жена, возможно, мне следовало спросить сколько женщин приходило к нему с беременностью.

— Если Воины узнают, что у тебя будет мой ребенок, это нарисует мишень у тебя на спине.

Он угрожал мне? Он пытался запугать меня, чтобы я сделала аборт?

— Эта проблема с Воинами реальна или это твой способ подтолкнуть меня к желаемому результату?

— Реальна, — отрезал он.

Я открыла рот, готовая возразить, но затем в моей голове всплыл образ Люка, стоящего в дверях своего дома, в то время как Скарлетт вышла поговорить со мной.

— Вот почему Люк наблюдал за нами.

— Что?

— Сегодня утром, перед кофейней, ко мне подошла Скарлетт. Люк наблюдал за нами. Я думала, это потому, что она боится оставаться на улице одна, как и я, но причина не в этом. — И он пошел с нами в кофейню. Он остался снаружи, но все это время был там.

— Тебе страшно оставаться на улице одной?

— О, эм… — Черт возьми. Я не хотела этого говорить. Я подняла глаза, удивленная беспокойством на лице Лео. — Ладно, значит, Воины могут снова прийти за мной. Вот о чем ты собирался поговорить.

— Ага.

Вот и обсудили ребенка называется.

— Лааадно, — протянула я. — И…

— И не распространяйся об этом.

— Т-ты не хочешь, чтобы я кому-нибудь рассказывала? — Мое сердце на самом деле разорвалось, когда он кивнул. Вау, я была глупой, очень глупой женщиной. Я никогда в жизни не чувствовала себя более незначительной. Волна гнева обожгла мои вены, и я сжала в кулаке одеяло, лежащее рядом со мной. — Беспокоишься, что я разрушу твои шансы с женщинами, если они узнают, что у тебя скоро будет ребенок от одной из твоих подружек на одну ночь?

Он вздрогнул при слове «ребенок», и в тот момент мне никогда в жизни так сильно не хотелось дать пощечину человеку.

— Это не то, что я сказал.

— Тогда что ты сказал?

— Будь осторожна. Смотри в чертов глазок. — Он махнул рукой в сторону двери. — Не выходи одна.

— Считай, что твое предупреждение услышано. Что-нибудь еще?

— Позвони мне, если увидишь что-нибудь подозрительное.

— Я бы с удовольствием, но у меня нет твоего номера, — сказала я сквозь стиснутые зубы, доставая свой телефон. Я ввела номер, когда он отчеканил его, отправила сообщение, и услышала, как телефон звякнул у него в кармане. — Должна ли я позвонить тебе еще из-за чего-нибудь? Знаешь, например, когда я начну рожать твоего ребенка?

Челюсть Лео дернулась.

— Ты еще не спросил меня, оставлю ли я его. Почему?

— Потому что я полагаю, что у меня нет ни малейшего права голоса в этом вопросе.

— У тебя его нет.

Он глубоко вздохнул.

— Что ты собираешься делать?

— Я не знаю, — ответила я, возможно, по привычке.

Вот только, я действительно знала.

С того момента, как я сделала тест на беременность, мой разум немедленно переключился на изменение моих планов. Я еще не была уверена, как выглядят эти планы, но я ни разу не рассматривала возможность аборта. Этот вариант не приходил мне в голову. Вместо этого я была в замешательстве по поводу того, как произвести ребенка на свет и хорошо выполнять работу матери-одиночки.

— Я собираюсь сохранить его. Ребенка. Ты хочешь участвовать?

Он не ответил.

И этого было достаточно.

Это был, без сомнения, самый болезненный опыт в моей жизни. Сидя там, я наблюдала, как мужчина, о котором я когда-то мечтала, который подарил мне одну незабываемую ночь, съеживается у меня на глазах.

И все из-за страха.

Он волнами исходил от его тела, пульсируя между нами. То, что я видела на его лице в кафе, меркло рядом с этим выражением. Складка между бровями Лео стала глубже. Морщинки беспокойства прорезали его лоб. Уголки его идеального рта опустились.

Он стоял, парализованный, напуганный до смерти. Лео вел себя просто как придурок с тех пор, как я вернулась на этих выходных, но в этот момент все, чего я хотела, это обнять его. Чтобы хоть немного утешить.

Прежде чем я смогла рационализировать эту потребность, я встала с кровати, босиком прошла по полу и обняла его за талию.

Он напрягся.

Я не отпускала его.

Почему? Почему я обнимала его? Ответ ускользал от меня, но я все равно продолжала делать это, вдыхая его невероятный аромат. Я вдыхала его, задерживая в носу запах ветра, специй и кедра на долгое мгновение. Я обнимала его, представляя, что мы снова в его постели, несколько недель назад, при лунном свете, льющемся в окно. Тогда я была просто девушкой, живущей мечтой, а он был мужчиной, воплощающим ее в жизнь.

Возможно, это объятие было совсем не для Лео.

— Что ты делаешь? — Он положил одну руку мне на бедро, но не оттолкнул меня.

— Мне тоже страшно, — призналась я.

Его тело снова напряглось до невозможности сильно. Затем внезапно обмякло. Его руки обхватили меня, притягивая к своей груди с такой силой, что стало трудно дышать.

Это было похоже на то, как будто Лео пытался окутать меня. Как будто, если бы он захотел достаточно сильно, у нас двоих хватило бы сил повернуть время вспять.

Я закрыла глаза и крепче прижалась к нему, слушая, как бьется его сердце у меня под ухом.

Мы стояли там, слившись воедино, пока не замерли удары сердца, пока Лео, наконец, не ослабил хватку.

Потребовалось усилие, чтобы разжать руки и на дюйм отодвинуть ноги.

Лео уставился на меня сверху вниз, его бледно-зеленые глаза искали в моих ответы, которые я хотела бы ему дать, но которых у меня просто не было. Он выглядел таким же уязвимым, какой и я себя чувствовала.

Этого следовало ожидать, верно? Все родители, вероятно, вначале испытывают шок. У нас были месяцы, чтобы разобраться с этим и найти ответы. Для начала нам нужно было заключить перемирие.

— Прости, что вывалила это на тебя, — сказала я. — Вчера на барбекю. Я не ожидала увидеть тебя там, и могла бы сделать это лучше.

Мои извинения вырвали его из его собственных мыслей. Он моргнул. Затем возвел стену между нами.

И я снова стала врагом.

— Тебе следует закончить учебу, — сказал он, прочищая горло. — Иди на следующий семестр. Уезжай из Клифтон Фордж.

Я медленно отодвинулась.

— Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Да, хочу. — С таким же успехом он мог ударить меня в живот. — Послушай, Кэсс, у меня ничего нет ни для тебя, ни для этого ребенка. Я искал хорошего времяпрепровождения, а не обязательств или ответственности.

— У тебя был секс со мной. Ты ведь понимаешь, как делаются дети, верно?

Он вздохнул.

— Я облажался.

— Нет, ты трахнул меня.

Лео повернулся лицом к двери, показывая мне свой профиль. Прежде чем он смог придумать предлог, чтобы сбежать, я дала ему выход, которого он так явно желал.

— Уходи, — огрызнулась я. — Пожалуйста. Я не хочу, чтобы мои родители видели тебя здесь, а они скоро должны вернуться.

Это привлекло его внимание. Он повернулся ко мне, прищурив глаза.

— Они не знают.

— Они знают, что я беременна. Но не знают, что ты отец. — И при том, как развивались события, я сомневалась, что они когда-нибудь узнают. Последнее, что мне было нужно, это чтобы мой отец впал в ярость и совершил какую-нибудь глупость, например, затеял драку с бывшим членом мотоклуба.

Лео фыркнул.

— Конечно, они не знают. Лютик.

Он слушал, когда я разговаривала с родителями. Мой характер взбушевал, и, боже мой, это было освежающе. Потому что так было лучше. Ненавидеть Лео было намного лучше, чем испытывать эту глубокую, трогательную тоску.

Я не была той женщиной, которая смогла бы укротить плохого мальчика. Это была не та фантазия, в которой он понял, что женщиной, которую он искал все это время, была я.

Это была реальная жизнь, и я ненавидела… Ненавидеть я могла.

— Ты не имеешь права этого делать, — сказала я, мой голос был ровным, но полным огня. — Ты не имеешь права насмехаться над замечательным отцом за то, что он дал своей дочери прозвище. Потому что, что касается отцовства, ты с треском проваливаешься.

— Я не хочу быть отцом.

— Тогда ты им не будешь. — Я указала на дверь. — Прощай, Лео.

Не сказав больше ни слова, он вышел из моей комнаты.

Входная дверь хлопнула так громко, что весь дом задребезжал. Затем окна задрожали от «Харлея» Лео, когда он с грохотом помчался прочь от моего дома.

Из моей жизни.

Слезы навернулись мне на глаза, и я яростно вытерла щеки, пытаясь удержать их. Слезы не сделали бы Лео лучше. Слезами прошлое не исправишь. Этому ребенку — моему ребенку — не нужны были слезы. Что ему или ей было нужно, так это мать, достаточно сильная, чтобы стоять на своих ногах.

Через несколько минут дверь гаража открылась, и я поспешила в ванную, чтобы ополоснуть лицо водой. Мои щеки все еще были в пятнах, но, надеюсь, мама с папой подумают, что я только что проснулась. Я встретила родителей в дверях с вымученной улыбкой и помогла им затащить покупки.

— Я тут кое о чем подумала, — сказала я, пока мы все суетились на кухне, раскладывая вещи.

— Ты была бы не ты, если бы не думала, — поддразнил папа.

— Я собираюсь уехать. Вернуться в Миссулу.

Мама застыла у холодильника с галлоном молока в руке.

— Сегодня?

Я кивнула.

— У меня завтра утром занятия.

— Но… — Мама посмотрела на папу.

— Мне нужно закончить учебу. Это было импульсивное решение, когда я подумала, что нужно бросить ее. — И стыд.

Нас в программе было семеро. Я буду единственной беременной, и, без сомнения, появятся вопросы и странные взгляды. Одной из причин, по которой я решила уйти, было желание избавить себя от этого позора. Но я предпочла бы иметь дело со своими одногруппниками, чем находиться в радиусе пятидесяти миль от Лео Уинтера.

— Я еще не сказала своему руководителю, — сказал я. — Я отменю свою встречу с ней и просто вернусь к нормальной жизни. Буду усердно работать и напишу диссертацию этой осенью. Закончу учебу до рождения ребенка.

— Ты уверена, Кэсси? — спросил папа. Обычно он называл меня Лютик. А Кэсси он называл меня, только когда волновался или злился.

— Уверена. Я не знаю, что произойдет после следующего семестра, но у меня есть время разобраться с этим.

Мама сбросила с себя оцепенение и убрала молоко. Затем она подошла ко мне и заключила в объятия.

— Веди машину осторожно.

Никаких вопросов. Никаких споров. Они доверили мне управлять моей собственной жизнью.

Когда-нибудь, раньше, чем я планировала, я надеялась стать таким же родителем, как они.

Только я буду одна.