Паноптикум

ГРАБИТЕЛЬ

Около трех часов ночи лифт с легким толчком остановился на третьем этаже, дверца открылась, и из лифта вышел писатель Добак. Он воздал в душе кому следует благодарность за то, что подъем окончился благополучно и ему и на этот раз удалось избежать опасности. Он считал, что вся жизнь состоит из таких вот маленьких опасностей и из их преодоления. Каждый миг человек избегает то несчастного случая, то коварства бактерий, то войны. Сколько же времени можно вот так всего избегать? Самое большее до восьмидесяти лет.

Но как только Добак захлопнул за собой дверцу лифта и направился по внутреннему балкону к своей квартире, освещенной холодным лунным светом, он сразу заметил, что у его двери орудует какой-то парень, пытаясь открыть замок, очевидно ища выход из тупика, куда завело его неустройство личных дел. С таким же успехом он мог бы трудиться и у соседней двери, но он старался открыть именно эту, вероятно потому, что, залитая лунным светом, она была освещена лучше, чем все другие двери, выходящие на балкон.

«Тяжелое это ремесло, нелегко добывать себе таким образом на пропитание!» — подумал Добак, всегда готовый относиться с уважением ко всему, чего сам не умел делать. Он почувствовал, как страх прокрался по его плоскостопным ногам (этим вездесущим такси!), охватил измученный фантастическими измышлениями мозг, проник в желудок, где принятая им порция чайной соды пыталась потушить пожар, вызванный острым и пикантным гуляшом, в который воплотился написанный им рассказ. На воре был берет — всем известно, что грабители всегда ходят в беретах, — вор стоял неподвижно с отмычкой в руке, и по всему чувствовалось, что и он боится, ощущая всю уязвимость своего положения. Писатель и вор смотрели друг на друга, смущенно размахивали руками, шаркали ногами и испытывали явное беспокойство.

При свете луны Добак мог рассмотреть, что у парня безмятежно синие глаза и располагающая внешность. Если бы Добак не боялся, он не стал бы кричать, а заговорил бы с вором спокойно и вежливо. Но Добак боялся. Поэтому он и заорал:

— Что вам здесь надо?

Парень дотронулся до плеча писателя.

— Господин хороший, не кричите, пожалуйста, умоляю вас! Не губите моей карьеры. Я сам уйду отсюда не солоно хлебавши, вернусь в ту самую дыру, в мусорный ящик, где я уже высидел по крайней мере три часа, ожидая, пока в доме все успокоится. Там, на этой помойке, я дождусь рассвета, когда откроют парадное, и смогу удрать.

Юноша так трогательно умолял, в глазах его светилась такая печаль, что у Добака невольно сжалось сердце.

— Нет, — сказал он, — зачем вам ночевать в мусорном ящике? Он слишком узок, и там ужасно грязно. Идемте лучше ко мне.

— О боже, — ответил грабитель. — Какой волнующий момент! А вы не позовете полицию?

Добак положил левую руку на сердце.

— Даю вам честное слово, что не позову.

Добак был писатель, а писатели вообще больше боятся полиции, чем воров.

— Большое вам спасибо, — прочувствованно произнес грабитель. — Я верю, что вы меня не обманете. Передо мной открывается чудесная карьера, не губите меня.

— Ни за что на свете, — заверил его Добак, открыл своим ключом дверь, зажег свет и, вежливо пропустив вперед вора, начал его разглядывать.

— Если я не ошибаюсь, вы грабитель?

Молодой человек отступил на несколько шагов и махнул рукой. Он был смущен, и весь его вид говорил: нет, господин мой хороший, вы преувеличиваете, вы слишком добры ко мне, я еще не грабитель. Для того чтобы им называться, надо иметь массу заслуг, славное прошлое, большие и разнообразные профессиональные знания, а мне до всего этого еще далеко. Я лишь скромный ученик, только начинающий свою карьеру, некоторые задатки у меня, конечно, есть, но я совсем еще новичок.

Все это Добак прочитал в смущенном взгляде юноши. Потом вор опустил глаза и тихо сказал:

— Папино…

— Что такое «папино»? — жадно поинтересовался Добак.

— Папино ремесло продолжаю я. Папино и дедушкино. Мой дедушка был Криштоф Одноглазый, а папа — знаменитый Пепи Кадарка, вы, вероятно, читали о них в газетах, о них, обоих очень много писали. Однажды моего папу шесть недель искали по всей Венгрии, половина всего населения ловила его, а кончилось тем, что премию в три тысячи пенгё за свою поимку получил сам папа: он переоделся, приклеил усы, надел парик и в таком виде нашел себя. Мне еще до этого далеко! Да и времена были тогда другие, совсем другие. В ту пору шкафы и комоды ломились от ценных вещиц, золота, серебра, попадались целые клады, была тогда у нас возможность развиваться, учиться, специализироваться…

— Присаживайтесь, пожалуйста, — вежливо предложил гостю Добак, — вот сюда, в это кресло. Не хотите ли сигарету?..

— Большое спасибо… В моем возрасте у дедушки на счету было уже два ограбления банков, а папа к двадцати двум годам украл уже из разных квартир триста персидских ковров, и все это среди бела дня, так как папа работал лишь днем: он находил, что все порядочные люди работают днем и спят ночью. Мой папа был просто гений. Если бы мой дорогой, мой добрый отец был жив, то вряд ли он смог гордиться своим сыном.

И юноша грустно попик головой.

— Ну что вы! — участливо произнес Добак, желая подбодрить пригорюнившегося вора.

— Тяжелые наступили теперь времена. За неделю до смерти папа сказал мне: «Безотрадное будущее ждет тебя, сынок. Очень уж сильно изменился мир с поры моей молодости. Тогда квартиры ломились от всякого добра, а запоры были плохие, теперь же наоборот: квартиры пустые, а замки крепкие. И это люди называют «прогрессом»!» Так сказал мне папа.

— Так и сказал?

— Так и сказал, — повторил юноша и снова опечалился.

Оба умолкли.

— Да, исчезают старые династии! — нарушил молчание Добак. — Пепи Кадарка! В вашей профессии это такое же имя, как Куглер среди кондитеров или Гёте среди писателей. Ваш отец был классик.

— Правильно, — согласился начинающий грабитель. — Конечно, и нас, молодежь, нельзя осуждать так безоговорочно. Вы только поставьте себя на мое место, господин Добак. Сколько нам приходится по нынешним временам работать. Сначала надо основательно подготовиться: составить план, ознакомиться с местностью, продумать все детали. Скажем, сегодня ночью я хочу проникнуть в такую-то квартиру. Для этого надо сначала установить, сколько человек живет в ней, когда уходит главный съемщик, имеются ли другие квартиранты? Потом до закрытия парадного надо проникнуть в дом и где-нибудь спрятаться, сидеть, притаившись, несколько часов подряд, рисковать своей свободой. Наконец наступает момент, когда можно проникнуть в квартиру, но и для этого нужна предварительная подготовка, так сказать, специальное образование, потому что теперь люди не удовлетворяются каким-нибудь там плохоньким замочком, а снабжают двери всякими сложными механизмами, запорами, шпингалетами, цепями, болтами, американскими замками, верхними и нижними задвижками, а в окна вмуровывают решетки, и все это, чтобы оградить себя от нас. Вот бедным грабителям и приходится прибегать к помощи тридцати, а то и сорока различных инструментов, если они хотят заниматься своей профессией и содержать семью, как все приличные люди, а не как разные там халтурщики. Если бы вы знали, господин Добак, какое это трудное занятие. Привычки в нашем ремесле не бывает: каждый раз идешь на дело и волнуешься, как артист перед выходом на сцену. Вам, может быть, покажется невероятным, но даже самый опытный взломщик нервничает всякий раз, когда приступает к работе.

Теперь предположим, все сошло гладко, никто тебя не заметил — ни дворник, ни соседние квартиранты, — отмычки действуют отлично, запоры преодолены, и ты проникаешь в квартиру, открываешь шкаф и вдруг обнаруживаешь, что кто-то уже побывал здесь до тебя. Вы только представьте себе, господин Добак, что может чувствовать грабитель-профессионал, когда обнаруживает, что кто-то побывал в квартире до него, кто-то, кому не пришлось прибегать к отмычкам, ждать темноты, прятаться и дрожать. Этот кто-то пришел днем, позвонил, ему открыли дверь, с ним были милы и любезны, а он на глазах у квартирантов вынес все их добро, и никто не посмел сказать ему ни слова, с ним здоровались и прощались, а полицейский побежал бы к нему на помощь, если в том появилась бы надобность.

Какими неучами чувствуем себя мы, домушники, перед таким специалистом. Еще до нашего появления он уже вывез из квартиры картины, столовое серебро, мебель, ковры, пианино, книги, приданое хозяйских дочек, фамильные драгоценности, — одним словом, господин Добак, он взял все, абсолютно все, даже такие вещи, которые мы, честные грабители, никогда не забираем. И ничего не оставил нам. Ничего.

На глазах юноши показались слезы, он весь дрожал от волнения. Добак утешал его:

— Не волнуйтесь так. Выше голову. Не надо отчаиваться. Каждая профессия имеет свои трудности, надо уповать на лучшее.

— А мне на что уповать? — спросил писателя начинающий вор. — Мы, грабители, не входим ни в какую организацию, мы просто мелкие предприниматели, не пользующиеся ничьей поддержкой. А они…

— Кто «они»? — перебил его Добак.

— Государственные грабители, судебные исполнители Венгерского королевства, о них ведь я говорю. О, до чего они ловки, до чего беспощадны! Они во всем опережают нас. Вот и здесь, у вас, господин Добак… Я даже еще не видел ваших шкафов, но мне достаточно посмотреть на стены, где еще видны следы от картин, на пол, где уже нет ковра. И отсюда все унесли! Напрасно сидел я в мусорном ящике, напрасно потерял несколько дней на изучение местности! Я вижу, что вы, господин Добак, порядочный добросердечный человек, что вы помогли бы мне если бы сумели. Но вы не можете, господин Добак, вы ничем не можете мне помочь, у вас у самого ничего больше нет.

— Ничего, — покорно согласился с ним Добак. — Именно так, как вы это отметили. Я тоже всегда боялся грабителей. Мелких грабителей. Но на прошлой неделе, как-то утром, остановился перед моим домом грузовик, за моими вещами пришли трое и унесли все, даже письменный стол, хотя по существующим законам государство не имеет права накладывать руку на предметы, необходимые человеку для его профессиональных занятий. У меня нет ничего, дорогой друг. Мне даже нечем вас угостить. Была у меня одна штука копченой колбасы, да и ту мне пришлось отдать судебному исполнителю, чтобы он оставил мне диван, вот этот самый… Я беден как церковная крыса, у меня даже на завтрак ничего нет — Венгерское королевство украло у меня последнюю булку.

— Это просто ужасно! — воскликнул юноша, в замешательстве моргнул несколько раз и переступил с ноги на ногу. — Значит, у вас ничего нет?

— Ничего! — повторил Добак и безнадежно развел руками.

— Гм… Гм… Я не хочу вас обидеть, но… — Юноша полез в карман и вытащил оттуда два пенгё.

— О! — растроганно произнес господин Добак.

— Но… но… но… — стал заикаться молодой человек и, отвернувшись в сторону, сунул господину Добаку монету.

Они пожали друг другу руки, раскланялись, и Добак проводил ночного посетителя до порога.