Парень моей подруги. Запрет на любовь

17

Марго

Мама сегодня пребывает в благодушном настроении. Папа сократил свой воскресный прием: еще две недели назад он взял билеты в театр.

— Маргаритка, на нижний не закрывай. Будем поздно. — Мама едва не приплясывает на месте. Сто процентов уговорит папу на пешую прогулку после спектакля.

Родители любят ходит на балет или в театр. Стараются выбраться хотя бы раз в два месяца. Я редко составляю им компанию. Предпочитаю остаться дома и насладиться одиночеством. Сегодняшний вечер я посвящу не учебе, которая стоит поперек горла, а мятному чаю, тканевой маске и новой дораме. Сегодня я не буду ни о чем думать. Я ужасно устала. Весь вчерашний день я провела с Мариной и Тасей, только ночевать вернулась домой.

Последние дни вконец вымотали меня. Я чувствую себя, как пустой, пыльный сосуд.

— Хорошего вечера. Пап, смотри за мамой лучше, а то она сегодня вон какая красивая.

Мама счастливо хохочет и поправляет подол платья. Папа надевает черный кардиган и целует меня в щеку.

— Это ты еще ее лосины в девяносто девятом не видела. — Посмеивается он.

Закрываю за ними дверь. Улыбка сползает с лица, как же я морально устала. Скорее бы каникулы. Я забуду о Соколове, как о страшном сне. Какой у него курс? У Бусаева точно последний. Может, и Соколов скоро выпустится, и все проблемы рассосутся сами собой?

Принимаю душ и иду на кухню делать себе салат с тунцом. Включаю на телефоне музыку. Оставляю только нижний свет. Мою овощи, медленно режу, концентрируясь на процессе, и следом выкладываю в стеклянную миску тунец из банки. Открываю дверцу шкафчика под мойкой — ведро полное, да и банка из-под тунца будет вонять: лучше вынести мусор.

Надеваю толстовку. Беру ключи и мусорный пакет, открываю входную дверь. Она застревает на полпути, как будто ее что-то тормозит. Толкаю еще раз — не поддается. Выглядываю из-за двери и офигеваю: привалившись спиной к стене, прямо на полу сидит Соколов. Голова свесилась на грудь, ноги вытянуты. О них, собственно, и застопорилась дверь.

Светлые волосы взъерошены, лицо бледное, синяя толстовка чем-то испачкана. Переступаю через его ноги, перегородившие почти весь коридор, и прикрываю за собой дверь.

— Влад, Влад. — Зову его. Ноль реакции: повышаю голос. — Соколов! Соколов, ты живой вообще?

Он мычит в ответ. Хмурит брови. Присаживаюсь перед ним на корточки и понимаю, что он в стельку пьян. От него несет, как от ликеро-водочного. Сколько же нужно было выпить, чтобы такого кабана здорового свалило?

— Соколов. — Трясу его за плечо.

Он разлепляет глаза. Взгляд мутный. Страдальчески морщится и бормочет заплетающимся языком.

— Хватит мне сниться. Пошла вон.

Кажется, что из его речи пропали все гласные. С трудом понимаю, что «Пшл-а внн» означает «пошла вон». Ну, спасибо. Приполз ко мне под дверь, а теперь посылает. Хорошо еще, что родителей нет дома. А то бы мама вцепилась в меня бульдожьей хваткой, пока бы не выяснила, что это за «щегол», и что ему от меня нужно.

Соколов резко замахивается и с размаха бьет кулаком по стене. Я от неожиданности дергаюсь. Он шипит от боли. Прижимает руку к себе, обнимает ее второй рукой и качает, как младенца. Потом открывает один синий глаз, подозрительно смотрит на меня, чавкает губами и резко заваливается на пол. Челка падает ему на лицо. Из кармана со стуком выпадает телефон.

— Свинья пьяная. — Досадно бормочу себе под нос и снова тормошу его, уже не надеясь на результат.

Вот что мне теперь с ним делать? В моей семье никто никогда сильно не налегал на алкоголь. Папин максимум — два бокала коньяка, мамин — бокал вина. Я не знаю, как обращаться с человеком в таком случае. Не оставлять же его здесь? И к себе я его не потяну. Подбираю с пола телефон. Экран разбит в мелкую трещинку, но мобильник-живчик — работает. Требует «Face ID». Осторожно убираю челку с лица Соколова и подношу телефон к лицу.

Есть!

Влад растягивает губы в пьяной улыбке, и я невольно улыбаюсь вместе с ним. Он выглядит так, будто, наконец, добрался до кровати с пуховой периной, о которой долго мечтал.

Нахожу в контактах номер Бусаева. Жму на значок трубки — абонент не абонент. Ладно, попробую набрать Тимура. Он записан у Соколова как «Тим — белая голова». Гудки… снова гудки и звонок обрывается. Никитин не берет трубку. Отлично, просто супер. Родителям Соколова набрать не решаюсь. Больше я никого в его окружении не знаю.

Соколов издает громкий храп и бормочет что-то несуразное. Больше похоже на польский, чему на русский. Любопытство берет надо мной верх, и я вбиваю свой номер, чтобы посмотреть, как записана в его телефонной книге, и записана ли вообще. Если я увижу что-то вроде «Марго сиськи», то оставлю его валяться здесь.

«Кусачая Маргаритка» — значится над моим номером. Улыбаюсь и решаю позвонить в дверь нашей соседке Оксане. Нажимаю на звонок, слышится трель, следом собачий лай и легкая поступь.

— Марго, привет. — Улыбается Оксана, распахнув дверь, на руках держит агукающего Мишку. Он тоже лыбится беззубым ртом, весь в мать, и тянет ко мне пухленькую ручку.

— Привет, Оксанка, выручайте. Нужна Лешина помощь. Он дома? — Мысленно скрещиваю пальцы, чтобы он не ушел на ночную смену.

— Сейчас позову, а что такое?

— Да вот, — делаю маленький шажок в сторону, открывая вид на храпящего Соколова. Он прикрылся согнутым локтем от яркой лампочки и откинул одну ногу в черном кроссовке в сторону.

— Ой, а кто это у нас тут такой хорошенький? — Ржет Оксанка. Таким тоном она обычно разговаривает с Мишей. — Что, Маргарита, отказала парню, а он приполз? Мой Лешка такой же был. Ле-е-еш! — Кричит она вглубь квартиры. — Мишка с интересом рассматривает Влада, засунув кулак в рот.

— Да, нет. Это парень моей подруги. Бывший. Неважно. Только маме не проболтайся, ладно?

Оксана жестом застегивает себе рот и делает большие глаза. В проеме появляется Леша, смотрит сначала на Соколова, потом на меня.

— Что, довела парня?

Вот уж точно «муж и жена — одна сатана».

— Помоги, пожалуйста, я одна этого кабана вниз не дотащу.

— Я тебе больше скажу: я его тоже один не дотащу, придется тебе помогать. Ты где его нашла? Поменьше не было? — Он снимает с крючка ветровку и обувается.

«Я не искала. Сам пристал на мою головушку», — думаю про себя.

Оксанка наблюдает, как мы с Лешей пыхтим, пытаясь поставить Соколова на ноги. Он в дрова. Ноги мягкие, как у тряпичной куклы. Леша закидывает его руку себе на плечо. Соколов мычит и повисает на нем бездыханным мешком.

— Придерживай его по бокам. — Кряхтит Леша и осторожно двигается к лифту.

Я тычу в кнопку первого этажа и держу Влада обеими руками за талию. Толстовка задирается, и я случайно касаюсь его оголенной кожи. Она сухая и гладкая на ощупь. Упругие боковые мышцы. На светлой коже хорошо видно несколько вздутых вен, уходящих под пояс джинс. Одергиваю руки. Подтягиваю толстовку пониже и берусь уже за мягкий хлопок. Как только мы выходим из подъезда, Влада начинает тошнить.

— Твою мать, Марго! Твой мачо мне на кроссовки попал.

— Прости, Леш. Я вам маминых пирожков в качестве извинений принесу.

Леша обожает мамины пирожки, поэтому замолкает и рассерженно сопит. Мы с трудом сажаем Соколова на лавку. Он моргает и вытирает рот рукавом толстовки. Видно, что ему очень хреново. Мне почему-то становится его жаль. Поддавшись порыву, я прошу Лешу побыть с ним, а сама бегу наверх. Беру телефон и кошелек. Убираю салат в холодильник и пишу родителям записку, что решила поехать к Тасе. Это беспроигрышный вариант: во-первых, вряд ли они будут проверять. Слишком привыкли, что мы с девчонками проводим очень много времени вместе. А, во-вторых, я могу поздно вернуться от девчонок или остаться у них ночевать.

Не могу бросить Соколова. Если отправлю его одного на такси — изведусь. Осталось узнать, где он живет. Закрываю квартиру и спускаюсь вниз.

— Я его тачку вон туда поставил. Машина — зверь. — Леша показывает рукой в направлении спортивной машины и отдает мне ключи. — Если бы тетя Маша увидела, как он на ее клумбе припарковался — кастрировала бы твоего мальчика. Как он вообще в таком состоянии сюда доехал?

Он не мой.

— Соколов. — Хлопаю его по колючей щеке. — Ты где живешь? Адрес свой называй. — Трясу его за плечо.

Влад открывает глаза и выдает матерную тираду, затем смотрит мне в глаза и бормочет:

— Ты такая красивая… — Перехватывает мою руку и целует пальцы, а потом громко икает.

— Марго, да ты роковуха. — Потешается Леша, поднимает голову вверх и посылает высунувшейся в окно Оксане воздушный поцелуй.

— Да вы в телефоне у него адрес посмотрите. — Говорит она громким шепотом на всю округу.

С горем пополам добыв адрес, мы садимся в машину. Вернее, я сажусь, а Леша грузит тело Соколова рядом со мной. Водитель подозрительно смотрит на нас и спрашивает:

— А парень мне салон не заблюет?

— Надеюсь, нет. — Читаю адрес с экрана телефона. — Спасибо, Леш. С меня пирожки. — Выглядываю из-за Соколова. — Леша салютует мне пальцами, приложенными ко лбу, и захлопывает дверь.

Я прошу водителя открыть окно. Пахнет вечерним городом: бензином, зеленью и почему-то сахаром. Думаю о Маринке. Как я и думала: жена папиного университетского приятеля занимается ее проблемой. Осталось только уговорить Марину хотя бы на первый прием.

Водитель мне, к счастью, попался спокойный и неболтливый. Машину не дергает, не гонит. По радио начинает играть песня. В этот момент мирно дремавший Соколов распахивает глаза и начинает фальшиво подпевать:

— Но я тысячу раз обрывал провода-а-а. Сам себе кричал: «Ухожу навсегда-а-а» (прим. — В.Меладзе «Салют, Вера!») — Он пьяно улыбается мне, потом водителю в зеркало заднего вида и размахивает указательными пальцами в такт.

— Ему, похоже, нравится.

— Ага, не то слово.

Дорога свободная, поэтому мы быстро доезжаем до места назначения под аккомпанемент Соколова. Без зазрения совести беру нужную сумму из кошелька Влада и прошу водителя помочь донести его до квартиры.

Когда я, наконец, заваливаюсь с Соколовым в прихожую, с меня сходит сто потов. Спину ломит. Зараза стокилограммовая. Нужно довести его до дивана, поставить тазик и валить. Стягиваю с него в темноте кроссовки и чувствую горячую ладонь на спине.

— Марго, побудь со мной. — Бормочет Влад.