Шум воды в ванной стихает, как раз когда я заканчиваю одеваться. Влажный халат оставляю прямо на порочно смятой кровати. Влад выходит из ванной, и наши взгляды тут же сталкиваются. Я не знаю, куда деть руки. Чтобы не демонстрировать волнение, я закладываю их за спину.
— Ты куда собралась? — Подходит ко мне, благоухая, как дорогой магазин косметики. — Я думал, ты останешься. Вместе поужинаем.
Я бросаю взгляд на часы и отрицательно качаю головой.
— Я тебя чем-то обидел? — хмурится он.
— Нет, просто не могу, Влад. Уже почти двенадцать. Меня дома, наверное, потеряли.
— Поехали, отвезу, — вздыхает он.
Я делаю шаг к нему и обнимаю за талию, прижавшись щекой к голой груди. Слушаю, как быстро стучит его сердце. Больше всего на свете я сейчас хочу остаться. Его неуютный «аквариум» кажется мне самым теплым местом на земле. Я хочу свернуться калачиком на диване в гостиной рядом с ним, а не тащиться через дождливый город домой.
Влад обнимает меня в ответ и целомудренно целует в макушку.
— Поехали, — повторяет, — а то не пущу.
Я заглядываю ему в глаза и улыбаюсь. Влад выгибает бровь, мол, «хочешь проверить?». Я разжимаю руки.
— Жду в прихожей, — наслаждаюсь тем, что он смотрит мне вслед.
Ловлю себя на том, что продолжаю улыбаться, пока обуваюсь. Мне все еще немного неловко, но это обязательно пройдет, как и тянущая боль внизу живота. От этого еще никто не умирал.
Уже через несколько минут мы с Владом спускаемся во двор, где он оставил сегодня машину. На улице — ни души. В свете фонарей видно, как моросит мелкий дождь. Я зябко веду плечами и спешу сесть в машину.
Влад накидывает капюшон черной толстовки и спешит обогнуть капот машины. Хлопает дверца, и запах его геля для душа заполняет салон. Он тут же включает подогрев моего сидения. Мы выезжаем со двора. Салон освещен только приборной панелью. Молчание совсем не напрягает меня, да и Влада, похоже, тоже. Я смотрю в окно с его стороны, хотя на самом деле любуюсь его профилем. Мимо пролетает ночной город.
Как же хорошо. Я хочу вечно вот так ехать. Неважно куда. Главное — с ним. Ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы Влад был моим полностью. Без всяких компромиссов и полумер.
Время проходит безжалостно быстро, и мы въезжаем во двор моего дома. Мне даже страшно подумать, сколько у меня пропущенных. Сегодня я не предупредила родителей, что буду поздно. У нас договор: я могу пойти с подругами гулять, остаться с ночевкой, но я обязательно должна позвонить. Поднимаю глаза — в окне на нашей кухне горит свет.
Поворачиваюсь к Владу. Он рассматривает меня, прикусив губу. Я задерживаюсь на ней взглядом, а потом сама тянусь к нему и целую его. Влад сразу же перехватывает инициативу и фиксирует мой затылок ладонью. Меня снова трясет. Я бьюсь зубами о его зубы, расслабляю губы и позволяю его языку проскользнуть мне в рот. Закрываю глаза и отдаюсь ощущениям.
Его поцелуй похож на соленую карамель или шоколад с острым перцем: идеальное сочетание соли и сладости, остроты и нежности.
— Мне правда пора, — с трудом отрываюсь от него.
— Сиди.
Влад выходит, чтобы открыть для меня дверь. Я кусаю губы, чтобы скрыть улыбку. Он подает мне руку и снова притягивает к себе.
— Влад, — смеюсь я, закинув голову.
Он целует меня в шею, щекочет щетиной.
— Все, иди, — целует меня в уголок губ и разжимает руки.
Сразу становится холодно и неуютно. Как же я хочу остаться. Но я заставляю себя идти к дверям своего подъезда. Берусь за ручку и снова поворачиваюсь. Влад стоит на том же месте. Я улыбаюсь и складываю пальцы галочкой, изображая сердечко, как это делают кей-поперы. Влад тихо смеется и копирует мой жест.
Я захожу в подъезд, ощущая небывалую легкость. Наши обиды, недомолвки, желание что-то друг другу доказать просто исчезли.
Одновременно с тем, как я просачиваюсь в прихожую, загорается свет. В коридоре в ночной рубашке стоит сердитая мама.
— Ну, и с кем ты обжималась? — первое, что она спрашивает.
Она плотно сжала губы. Руки воинственно сложены на груди. Она сверлит меня прямо-таки убийственным взглядом, как будто я совершила страшное преступление. В голове проносится фраза из детства, которую часто употребляла мама: «скажи мне правду, не изворачивайся». Я смотрю ей в глаза и говорю, как есть.
— Это Влад Соколов. И он мне нравится, мама. Я не маленькая. — Снимаю обувь, чтобы чем-то занять себя: не могу выносить ее тяжелый взгляд. — Вспомни, во сколько лет ты за папу замуж вышла. Ненамного старше меня была.
Мои вроде бы разумные доводы не действуют. Выражение маминого лица меняется с удивленного на возмущенное.
— Это не тот Соколов, случайно, который сегодня жестоко избил Олежку?
Мое сердце обрывается и летит вниз. Ну, конечно, тетя Света сто процентов первым делом позвонила маме. Или папа сказал.
— Он.
Какой смысл отрицать очевидное?
Мама на мгновение замирает. Она, видно, просто не знает, что сказать от возмущения. Даже не представляю, как ситуация выглядит в ее голове. Ее щеки и шея краснеют. Это особенно видно на фоне светлой ночнушки.
Из ванной выходит папа в полосатой пижаме. Он должен уже часа три как спать.
— Маргарита, тебе телефон зачем? — Папа говорит спокойно, но твердо и с укоризной.
— Отец из-за тебя спать лечь не может, а ему завтра к семи тридцати на кафедру.
— Мне жаль, пап. Наверное, телефон сел, — вру я, чувствуя укол совести.
Нужно было позвонить.
Помню, прошлой зимой, мама работала допоздна и не отвечала на мои звонки: забыла включить звук. На улице стемнело и мела страшная вьюга. Я тогда вся извелась: такого себе напридумывать успела.
Я всегда предупреждаю родителей о том, где я и когда вернусь, но близость Влада напрочь снесла мне голову. Так себе оправдание для мамы, которая уже сто процентов записала Влада в уголовники и рецидивисты.
— Я тебя уже ехать искать собирался, — папа становится рядом с мамой, обнимает ее за талию и добавляет чуть мягче, — Люд, пойдем спать. Завтра спокойно сядем и поговорим, что толку, в прихожей топтаться.
— Борь, а ты знаешь, что она с парнем приехала, который сегодня Олега избил? На него Поповы заявление написать хотят. Этот ненормальный мальчику чуть голову не проломил.
Я не слышу, что отвечает папа. Вместо этого, какой-то белый шум. Какое заявление? Что за бред? А если Влада исключат из университета? Посадят?
Папа уводит маму на кухню и что-то тихо ей говорит. Я залетаю следом.
— Да какое заявление? Мам! Что за бред! Олег заслужил.
— Что значит, заслужил! — мама тут же повышает в ответ голос. — Чтобы ему ребра ломали?
— Мам, да дай ты мне объяснить! — срываюсь на крик.
— А ну-ка, обе прекратили. — Строго говорит папа и подает маме высокий стакан воды. — На часах почти час ночи, а они скандалить решили. Я сказал — всем спать. Люда, прекрати всех взвинчивать на ночь глядя. Маргарита дома, я уверен, что она все поняла.
Мама хмурит брови и смотрит на меня. Папа продолжает:
— О сомнительном молодом человеке мы поговорим завтра. Олег сейчас стабилен, к счастью, его здоровью ничего не угрожает. Он поправится.
Мама с грохотом ставит стакан на стол и хочет еще что-то сказать, но папа не дает:
— Завтра, я сказал. Разошлись все по комнатам.
Я обреченно иду в ванную. Мне так обидно за Влада, за себя. Почему мама никогда меня не слушает? Для нее существует одно правильное мнение — ее. Олег совершил не менее ужасную вещь, но его никто ни в чем не обвиняет, наоборот, только жалеют.
Погруженная в свои неприятные мысли, я трижды умываю лицо пенкой и нажимаю на дозатор в четвертый раз. Смотрю на свои ладони и стряхиваю пену в раковину. Долго мою руки ледяной водой.
Когда я иду в свою комнату, в квартире уже тихо и темно. Подхожу к окну и по привычке смотрю на дом напротив. Почти все окна темные, кроме пары сверху и еще нескольких в середине. Понимаю, что плачу, только когда картинка плывет, и я ничего перед собой не вижу.
Дождь усилился и с новой силой застучал в окно. Достаю телефон.
«Спишь, Марго с косичками?» — сообщение от Влада.
Вытираю щеки и собираюсь ответить, как в след прилетает еще одно сообщение:
«У меня к тебе серьезно».
Несколько раз перечитываю его сообщение. Кончики пальцев начинает покалывать.
Когда мне было лет четырнадцать, я ужасно переживала, что мне никто не нравится. Девочки уже во всю говорили о мальчиках, а я ничего не чувствовала. Меня только бесило дурацкое внимание одноклассников. Гормоны шарашили их по голове, делая похожими на приматов.
А теперь у меня не возникает никаких сомнений и вопросов к себе. Все ощущается простым и понятным, как дважды два.
Снова открываю мессенджер и ищу в списке Олега.