34

По моим подсчетам Марина должна вернуться с работы примерно через полчаса.

Сжимаю в руках пакет с игристым и коробочкой веганских пирожных из новой кондитерской. Я думала, мне придется биться за них с хипстером в желтых кедах, но он все-таки предпочел круассаны.

Делаю вдох и нажимаю на звонок.

Еще раз.

Дверь открывает Бусаев.

— Привет, — растерянно говорю я.

— Привет, — он продолжает стоять в дверях и сверлить меня черными глазами.

Я поднимаю брови, мол, так и будем стоять?

— Марго? — За его спиной появляется Тася, — ты чего не позвонила?

— Я к Маринке, — демонстрирую пакет в руке, покачивая им из стороны в сторону.

— Заходи скорее.

Бусаев пропускает меня. Выражение его лица совершенно нечитаемое.

— Я пойду, — он надевает черные кроссовки и забирает с вешалки олимпийку.

Я оставляю их в коридоре и иду на кухню. Мою руки и ищу по шкафам красивую тарелку для пирожных.

Волнение нарастает. Я решила, что пора нам нормально поговорить с Мариной. Последние несколько дней дали мне возможность переосмыслить свои ценности и желания. Я поняла свои ошибки. Не хочу больше думать за других, как моя мама.

Надеюсь, что и Маринка успела остыть. Я страшно за ней соскучилась. О том, что будет, если она не сможет меня понять, я стараюсь не думать.

Хлопает дверь, и через несколько секунд на кухне появляется Тася. Она по-кошачьи мягко подходит к креслу и садится, поджав под себя ноги. На ней розовое шелковое платье, волосы небрежно заколоты на макушке китайскими палочками.

— Для Бусаева нарядилась? Прости, что помешала, — не глядя на нее, споласкиваю запылившиеся бокалы.

— Что ты болтаешь? — Вспыхивает Тася.

— Он типа за квартплатой заходил? Ты поэтому выглядишь, как гейша? — Продолжаю подкалывать Тасю.

Обычно этим занимается она, поэтому сейчас я пользуюсь ситуацией по полной.

Тася швыряет в меня полотенцем. Я уворачиваюсь и пытаюсь открыть бутылку. Руки не слушаются, и я раню палец штопором. Шиплю и сую его под струю холодной воды.

— Это тебя свыше наказали, чтобы не наговаривала на тетю Тасю. Дай, — она забирает у меня бутылку и ловко управляется с ней.

— Я тебя как облупленную знаю.

Тася разливает игристое по бокалам и задумчиво произносит:

— Он хороший.

— И?

— Но я решила учиться жить самостоятельно и к новым отношениям не готова.

— Разумно.

— Меня в книжный взяли работать, прикинь? Я уже и забыла, что значит вставать в семь утра. Платят, конечно, копейки, но мне нравится. Людей посреди недели не так много. Я даже читать начала.

Я удивленно смотрю на нее.

— Что? Чака Паланика вот недавно начала.

— Вот это тебя, мать, прижало. Менять жизнь, так менять.

Из коридора послышался звук открывающейся двери. Я напрягаюсь. Сердце ускоряется.

Тася подхватывает бокал и мимоходом целует меня в щеку.

— Все будет хорошо, не волнуйся. Марина тебя любит.

Тася тихо выходит из кухни. Я сажусь за стол и складываю руки на коленях, как примерная школьница.

В дверном проеме появляется Марина. Она упирается в меня взглядом и резко останавливается, как будто налетела на стену.

— Привет, — смотрю ей в глаза.

Она едва заметно хмурится и делает безразличное лицо. Подходит к столу и со скрежетом выдвигает стул. Садится боком. На меня не смотрит.

— Привет.

— Как ты? Я пирожные привезла с чистым составом. В них калорий меньше, чем в твоих протеиновых батончиках.

— Спасибо.

Даже не смотрит на них. Зажала ладони между колен. Под глазами едва заметные тени, замазанные консилером. Губы обветрились.

Лед между нами ранит. Как же я хочу все вернуть. В голову лезут дурацкие фразы про разбитую чашку, которую невозможно склеить. И доверие, которое невозможно вернуть.

Но я все-таки постараюсь.

— Твои фотки больше не гуляют по интернету. Можешь не волноваться. Друг Влада все подчистил. Мне жаль, Марин, что так получилось.

— Друг Влада? — Марина поворачивает голову и пристально смотрит мне в глаза. В них читается вызов.

— Да, — я выдерживаю ее взгляд.

— Понятно, — она отводит глаза. — И чего ты хочешь?

— Поговорить.

— Говори.

— Марин, мы так и будем общаться односложными предложениями? Может, ты повернешься ко мне, и мы поговорим! — Взрываюсь я.

— А как мне еще с тобой общаться? Я уже все сказала. Если ты хочешь как раньше, то так уже не будет. — Марина складывает руки на столе. — И не забудь сказать: «я же тебе говорила». Да-да, ты умнее меня, осознаннее, учишься лучше, и все дела… но только я не просила ни твоих советов, ни твоей помощи, ни опеки. Ясно?

Венка на ее шее быстро пульсирует.

— Я признаю, что пыталась тебя опекать. Мне жаль… правда. Но я делала это не потому, что считала тебя глупее или легкомысленнее себя. Это привычка. Я лезу лишь к тем, кого люблю. Раньше я этого не замечала, а теперь поняла.

Я облизываю губы и продолжаю:

— Марин, я влюбилась в Влада. Я не хотела ранить твои чувства и не собиралась в него влюбляться. Для меня всегда была на первом месте учеба, и ты это прекрасно знаешь, но так вышло.

— Как ты не понимаешь, при чем здесь Влад. Да, мне было неприятно. Какой девушке будет приятно, если ее отвергнет красавчик? Но если бы ты сразу мне все честно рассказала, то я бы не стала тебе мешать. Я бы не стала тратить время на его непонятные игры. А так получается, ты убеждала меня, какой он отвратительный, а потом начала сама с ним встречаться. Я чувствовала себя преданной, глупой… растоптанной. — Марина закрывает лицо руками и начинает плакать.

— Прости меня, — набежавшие слезы все-таки прорывают плотину и стекают по щекам.

Смотрю на ее содрогающиеся плечи и инстинктивно обнимаю себя руками. Чувствую ее боль.

— Я правда считала его циничным манипулятором. Я не врала тебе. Просто со временем я увидела другую сторону Влада. Его честность, преданность тем, кого он любит. Если он что-то делает, то ничего не ждет взамен. Когда я очнулась, было уже поздно, Марин. — Смахиваю слезы с щек. — Посмотри на меня, пожалуйста.

Она убирает руки и поднимает заплаканные глаза.

— Ты очень красивая, умная, добрая. Ты замечательная подруга. Мне жаль, что я дала повод усомниться во мне.

У нее дрожит нижняя губа. Марина встает и подходит ко мне. Я тоже поднимаюсь со стула.

Не знаю, кто из нас обнимает первый. Чувствую ее руки на спине и сладкие духи.

— Мне тебя не хватало, — тихо шепчет Марина.

— Я так скучала по вам с Тасей.

Прикрываю глаза. Чувствую легкость и благодарность миру за то, что я не одна.

— Я всегда завидовала твоей семье, — тихо говорит Марина почти мне на ухо. — У тебя теплый, любящий папа. Веселая мама, которая постоянно печет и кормит всех вокруг. Чтобы ни случилось, тебе есть куда прийти за поддержкой.

Она отстраняется. Берет со стола салфетку, чтобы промокнуть глаза.

— Да, все так. Только у любой медали две стороны. Мама любит навязывать свое мнение и требует от меня полного послушания. У нее тысяча правил, которые я обязана соблюдать, — я сажусь на стул и рассматриваю скатерть. — А папа очень много работает: у него командировки, исследования, студенты и частная практика. Иногда мы не видимся с ним неделями.

— Извини, я не знала. Ты просто никогда не жалуешься. Со стороны у тебя всегда все хорошо.

— Я люблю родителей, но идеально ничего не бывает, ты же понимаешь.

Марина кивает.

— У тебя есть я и Тася. И, если мама тебя не любит — это не значит, что ты недостойна любви.

Раньше бы я никогда не сказала такое Марине, но сейчас это ощущается правильным. Марина достойна хорошего отношения просто так, и она должна это знать.

Она снова начинает плакать, а я вместе с ней.

На кухню заходит Тася.

— Курочки, ну, что такое? Что за сырость вы здесь развели?

— Ты что, подслушивала? — спрашивает Марина.

— Обижаешь, — неискренне возмущается Тася. — Давайте лучше выпьем за нас. И сожрем полезные, но, скорее всего, невкусные пирожные.

Загрузка...