2

Двумя месяцами ранее

Уже неделю весь университет гудит о возвращении Влада Соколова. По слухам он был полгода студентом по обмену в бизнес-школе Лондона и теперь в начале второго полугодия вернулся в универ.

Маришка тут же нашла его профили в соцсетях, и сунула мне под нос его фото.

Это портретная, явно профессиональная, съемка на темном фоне. Фотограф точно знает свое дело, потому что выгодно подобранный фон подчеркивает светлую кожу и волосы. У него синие глаза, нос с горбинкой и длинные ресницы. Красивый, тут уж глупо спорить. Взгляд насмешливый, подбородок слегка приподнят, словно он пытается даже на снимке показать свое превосходство.

Когда в пятницу я пришла в университет, то сразу поняла, что «день икс» настал. Такого цоканья каблуков, обилия нарядов и очередей в женский туалет не было даже на восьмое марта.

Мы с Маришкой и парой девчонок с параллели стояли у кофейного автомата, когда в холле появились они — святая троица: Соколов, Бусаев и Никитин. Они вышагивали, рассекая воздух шириной плеч, как в замедленной съемке. Американский сериал для подростков нервно курит в сторонке.

Простите мой сарказм. Просто, отучившись полгода в университете, я стала свидетелем слухов, которые Бусаев и Никитин с удовольствием подтверждали.

Мне не хотелось становиться объектом спора или навлечь на себя гнев местных старшекурсниц, поэтому к происходящему я была достаточно равнодушна. Фокус моего внимания сейчас направлен на учебу и саморазвитие.

Марина с девчонками с восторгом смотрели на парней. Тимур Никитин как раз щедро одаривал улыбками группу девчонок с биофака. Он из троицы самый веселый, контакный и, в хорошем смысле, простой. Пару раз я видела, как он кидался разнимать драки, которые с удовольствием затевал его дружок — Данис Бусаев. Он вспыльчивый, беспринципный и угрюмый. За полгода обучения я ни разу не видела его улыбающимся.

Соколов равнодушно смотрит сквозь столпившихся студентов. У него уверенная и неторопливая походка. Правильно, к чему вся эта суета, когда все привилегии положены тебе по праву рождения? Белая футболка, черные джинсы, часы — атрибут статуса, а не предмет удобства или повседневный аксессуар.

Я на секунду наклоняюсь, чтобы забрать из окошка автомата свой латте, а когда выпрямляюсь — моего лица касается синий взгляд Соколова. От неожиданности и странного смятения я замираю, как будто меня без моего же ведома затягивают в игру, которая изначально мне не понравится. Он задерживается на мне взглядом. Проходит глазами по кончикам волос, толстовке и снова возвращается к лицу.

Я ничего не могу с собой поделать и смотрю на него в ответ. Он гипнотизирует, как хищник добычу. Глаза в глаза.

Мое дыхание учащается, а воздух становится более густым, затрудняющим прием кислорода. Пластиковый стаканчик обжигает пальцы, посылая болезненный импульс в сердце.

Соколов проходит мимо и снова кидает взгляд через плечо. Интуиция уже в тот момент подсказывала, что это не праздное любопытство с его стороны. И она, увы, оказалась права. Я стала «счастливым» источником его интереса, а мое сравнение оказалось, на редкость, точным. Пока я убегала, он с удовольствием гнался за мной, как за желанной добычей.

* * *

Спустя пару дней я возвращалась из бассейна.

В нашем институте роскошный спорткомплекс, открыт почти всю неделю до 22:00. Я обычно прихожу под закрытие, когда уже почти никого нет, и плаваю, пока меня не выгонит дежурный тренер.

Выхожу, когда на улице темно.

Люблю это время: вдоль аллеи горят фонари, я неспешно бреду между корпусами к остановке. Обычно слушаю подкасты, музыку или аудиокниги. Я стараюсь заранее выполнить все задания к семинарам, чтобы, оказавшись дома, залипнуть на паре серий какого-нибудь сериала и лечь спать.

Вот и сегодня я собиралась насладиться теплым вечером и расслабленностью в теле после плавания, но у кого-то свыше были другие планы. Потому что прямо на парковке громко разговаривала и смеялась троица в обществе нескольких девчонок. Их голоса и смех эхом разлетались по округе.

Та часть, где они расположились, достаточно плохо освещалась. Я напрягла зрение и смогла рассмотреть, что Бутусов и Никитин сидят на капоте серебристой машины в обнимку с какой-то блондинкой, а рядом, оперевшись на байк, стоит Соколов. Между машиной и его мотоциклом стоит еще какая-то девчонка в лодочках на очень высоких каблуках.

Господи, как она на них передвигается? Что за страсть у девчонок: пытать себя, чтобы понравиться парню? Все ее внимание направлено в сторону Соколова. Наверное, она надеется, что он домчит ее домой, и ей не придется, как цапле, прыгать по дорожке в своих лучших туфлях.

Я отчего — то медлю и никак на решаюсь выйти на аллею.

Так, стоп. Мало ли кто и где сидит? Меня это вообще не должно волновать. Я же не по их приватизированной территории гулять собираюсь. Несмотря на все эти доводы, в теле появилась странная, тревожная вибрация: предвкушение вперемешку со страхом.

Надев вторую лямку рюкзака, я выхожу на аллею. По сторонам стараюсь не смотреть, больше концентрируюсь на теплом свете фонарей и носках своих кед.

В воздухе пахнет весной. Она в этом году пришла рано и уже во всю балует наш город немногочисленными, цветущими деревьями. Даже дышится по-другому. В воздухе витает аромат надежды: все самое лучшее впереди.

Пройдя половину аллеи, чувствую на себе чужой взгляд. Следом раздается свист и смех. Хотя, нет, не так — гогот.

Идиоты.

Хочется ускорится, но я заставляю себя идти в том же темпе, что и до этого. Слышу сзади тяжелые шаги. Не выдерживаю и поворачиваюсь.

Соколов.

— Это Тим свистел, извини. — Он широко улыбается, но глаза не выражают ничего, как ровная гладь воды. — Меня Влад зовут, а тебя, лапуля?

На нем синяя рубашка с закатанными до локтей рукавами и джинсы. На ногах такие же конверсы, как и у меня. Только у него черные, а я — в белых. В свете фонаря не видно, но я думаю, что рубашка красиво оттеняет цвет его глаз. Что ж, одеваться со вкусом он умеет. Никаких кричащих логотипов и бирок.

Я молчу. Просто не знаю, что сказать. Я не хочу с ним знакомиться, но и хамить мне тоже не хочется. Это его право: иметь круг интересов размером со спичечный коробок и друзей с интеллектом приматов.

— В библиотеке была? — Не сдается Соколов, делая шаг мне навстречу.

— Я знаю.

— Что? — Он поднимает брови.

— Что тебя Влад зовут, а там Тим и Данис. — Указываю пальцем в сторону парковки. — Это весь университет знает. Вы местные знаменитости. Только мне это неинтересно, извини. — Я разворачиваюсь и иду дальше.

Он нагоняет меня и спокойно идет рядом, подстраиваясь под мои торопливые шаги. Несколько моих — равны его одному. Невольно ловлю отголоски его парфюма, который смешивается с запахом улицы, — свежий аромат, напоминающий соленое море. Сразу вспоминается наша с родителями семейная поездка на Черное море и соленые брызги прибоя на губах.

— Тебя как зовут?

Я продолжаю молчать. Может, надоест, и он вернется к своим друзьям, которые, кстати, подозрительно притихли. Надеюсь, девочка в туфлях меня не проклянет.

— Не стоит так поздно возвращаться одной. Давай довезу тебя домой. Ты где живешь? — Не унимается этот доставала.

И я снова молчу. На ходу снимаю рюкзак и ищу бокс с наушниками.

Он преграждает мне дорогу. Приходится остановиться. Поднимаю глаза и встречаюсь с его насмешливым, синим взглядом. Он беззастенчиво рассматривает меня. Нагло, самоуверенно, но не пошло. Его взгляд блуждает по лицу, касается шеи, перепрыгивает на грудь, едва различимую под оверсайзом, и снова возвращается к глазам.

Он доволен осмотром. Я это чувствую.

Мне становится неуютно и неловко. Очень хочется выглядеть такой же насмешливой и уверенной, как он. Я переступаю с ноги на ногу под его взглядом. Смотрю на четко-очерченную линию челюсти, перевожу взгляд на мужественную шею и раскачанные плечи.

Пытаюсь сбросить с себя странный морок и обойти его, но Соколов шагает синхронно со мной, снова преграждая дорогу.

— А ты знаешь, что игнор во взрослом возрасте используют только те люди, которых наказывали им в детстве?

— Знаю, я с психфака. Только я тебя не игнорирую, а не хочу с тобой разговаривать — это разные вещи.

— Как интересно. — В его глазах мелькает искреннее любопытство — первая живая эмоция. — И что ты можешь сказать обо мне? Давай, удиви меня, лапуля. — Он раскидывает руки в стороны, как бы демонстрируя свою открытость этому миру.

Он точно не отстанет. С трудом игнорирую его дурацкое обращение и отвечаю:

— Ты амбициозный парень, который не терпит вторых ролей. Поверхностный мажор на крутом байке, разбрасывающийся папиными деньгами. Скорее всего, единственный ребенок в семье. Ты учишься на факультете международных отношений, потому что папа уже приготовил тебе кресло, в которое ты сядешь. Женщина для тебя пустое место. Просто трофей. Галочка в твоем кобелином списке. Способ самоутвердиться. Но это не за мой счет, пожалуйста. Найди себе кого-нибудь посговорчивее, окей, лапуля?

Он улыбается, но радужка глаз покрылась коркой льда. Я чувствую исходящую от него враждебность. Ему не нравится ни то, что я говорю, ни моя фамильярность.

Сорян, сам напросился. Я к тебе не лезла.

— И это все ты решила просто мельком взглянув на меня? — Он поднимает подбородок, как на фотографии со своего профиля. — А тебе когда-нибудь говорили, что прежде, чем что-то говорить, нужно хорошо подумать?

— Ага. — Снова делаю шаг в сторону, и он снова не дает мне пройти.

— Я не виноват, что девушки ведут себя, как поверхностные, местами доступные пустышки. Сдунешь с них напускной лоск, а там ничего… пустота. — Наклоняется к моему лицу, нагло вторгаясь в мое пространство, и выдыхает последнее слово почти мне в губы.

Я резко отстраняюсь и отступаю назад.

— Нет, это ты выбираешь таких. Женщины не чуть не уступают мужчинам, а иногда даже превосходят их. — Раздвигаю губы в улыбке.

— А ты значит, феминистка?

— А ты, похоже, сексист?

— Как легко ты вешаешь ярлыки на людей, феминистка с косичками. — Усмехается он, берет в руки кончик моей косы и накручивает ее на палец, и я чувствую натяжение. — Но я все же рискну пригласить тебя на свидание. Ты забавная, с принципами. Ничего такая.

Чего? Забавная? Хлопаю его по руке.

— Да пошел ты, Соколов. Иди к своим дружкам, а то они сейчас уписаются от любопытства.

Мне, наконец, удается его обойти, но лишь потому, что Соколов остается стоять на месте. Я закидываю рюкзак за спину и надеваю наушники. Но, не успев включить музыку, слышу его громкий голос:

— Неделя, максимум! И ты сама меня умолять будешь пустить тебя хотя бы на коврик рядом с моей постелью!

Я ускоряю шаг. Самооценка у него, конечно, как у Боженьки. Мечтай дальше.

Не оборачиваюсь, машу ему рукой.

Загрузка...