Неделю спустя
Я сижу за столиком в опустевшем кафе и смотрю на большую, неоновую чашку кофе, прикрепленную к окну. Сегодня у Маринки вечерняя смена, до девяти вечера. Ее напарник, веснушчатый Кирилл, по-моему, ушел пораньше — готовиться к зачету. Мы остались с ней вдвоем.
Маринка полирует пустую витрину, распыляя вонючее, голубое средство для стекол.
— Может, я все-таки помогу тебе? — В который раз спрашиваю я.
— Не выдумывай. Сейчас выручку пересчитаю и пойдем. — Отмахивается она.
Я пью чай с лимоном и искоса наблюдаю за Маринкой. Она держится молодцом: после расставания дня четыре предавалась горю, а потом взяла себя в руки. Мы хорошо сдали работу по социологии и были допущены к экзамену, чему я несказанно рада, потому что почти треть группы была направлена на пересдачу под хищным прищуром Олеси Игоревны.
Марина подрезала волосы. Теперь она носит маленькое, французское каре, выгодно подчеркивающее шею, а на работе она закалывает передние пряди от лица, чтобы не мешали. Образ стал строже, но ей идет. На работе она носит простые, лаконичные вещи. Сегодня — черную водолазку и джинсы-бананы. На Марину часто засматриваются мужчины. Я за час двоих видела, пока сидела в кафе с ноутбуком.
Наверное, девушек и правда тянет на изменения после расставания. Сколько они «встречались» с Владом? Месяц, полтора? Да, примерно полтора месяца. И мне неведома глубина ее чувств, также, как и обиды, но я в чем-то согласна с Соколовым: едва ли можно говорить о настоящей любви со стороны Марины. Здесь другое — симпатия, израненное самолюбие, разочарование. Соколовым трудно не заинтересоваться. Еще пару недель назад я бы руку на отсечение дала, что он не сможет пробудить во мне никаких чувств, кроме раздражения.
— Закрой дверь, пожалуйста. — Говорит Марина. — А то в прошлый раз одна прибабахнутая заперлась и кофе требовала после закрытия и плевать ей было, что я кофе-машину помыла.
Встаю и поворачиваю ключ в двери. Переворачиваю табличку надписью «closed» на улицу.
— Как впечатление от Анны Петровны? — У Марины была первая консультация, назначенная папой. Чего нам с Тасей стоило, заставить Марину туда дойти. Я приводила факты, после того как Марина на нас по очереди наорала, а Тася использовала весь свой спектр увещеваний: от легких угроз до грубого шантажа. Мы просто взяли Маринку измором. В клинику она пошла одна, отказавшись от сопровождения.
— Ну, не знаю. — Маринка снимает черный фартук и отключает кассу. — Не поняла я ни ее, ни смысла моего пребывания в ее дорогущем кабинете. Прямо страшно дышать было. У нее туфли от Гуччи, прикинь? Сначала она начала в моем детстве копаться, про мать спрашивать, сочувствовать мне зачем-то. Я ее вроде об этом не просила, потом провела тест ассоциативный. Тухляк, короче.
Она поднимает на меня глаза и осекается, теребя сережку.
— Извини, Марго, это же знакомая дяди Бори. Может, мы с ней просто не поняли друг друга? Мне трудно по одному приему что-то сказать, да и дорого у нее, скорее всего.
— Не знаю, Марин. Если она тебе не нравится, можем поискать кого-нибудь другого.
— Зачем вообще кого-то искать? Со мной все окей.
Я захожу за прилавок и убираю кружку в посудомоечную машину. Становлюсь рядом с Мариной, касаясь ее плеча.
— А зачем ходят к специалисту? Чтобы решить свою проблему и быть счастливой. Ну, или, на крайний случай, чтобы получить облегчение в моменте.
— Тебе легко говорить. — Грустно усмехается она. — Ты со школы за раз можешь три сосиски в тесте умять и все равно быть стройной. А я на ломтик сыра утром посмотрю и хоп, плюс килограмм на весах.
— Ну, можно же найти другой способ, чтобы быть стройной без тирании по отношению к себе. Ты же понимаешь, что проблема кроется не в еде, а в чем-то более серьезном?
«Например, в детском, бессознательном желании держать хоть что-то в этой жизни под контролем», — думаю про себя.
— Не знаю, она смотрит в окно. Мне, если честно, так все надоело. Я жутко устала. Иногда думаю, зачем мне все это?
В ее голосе — усталость и тоска. Сколько бы я не пыталась себя убедить, что действовала во благо Марины, меня мучает совесть. С Соколовым она была веселой и выглядела счастливой. Не знаю была ли, но казалась со стороны счастливой.
— Давай дадим терапии еще один шанс? Мы с Тасей рядом. — Говорю, глядя на ее тонкие пальцы. Очень хочется обнять ее, но я чувствую, что это будет лишним. — Хотя бы в качестве эксперимента для будущей профессии. Вдруг ты потом частную практику откроешь? Папе очень нравится его работа. Он говорит, что нет ничего лучше, чем когда туман рассеивается, и его клиент ясно видит проблему, которая мучала его многие годы.
— Ладно. — Кивает Марина и внимательно смотрит на меня. — Спасибо, что ты рядом. Я не знаю, чтобы делала без вас. Чувствую себя использованной тряпкой. — Ее голос срывается. Она закатывает глаза, чтобы не заплакать. — Не знаю, зачем Соколов вообще начинал со мной мутить. Он ничего ко мне не испытывал. Вообще. Я это чувствовала, просто не хотела верить. Дура.
— Марин…
— Он сейчас не с Лилей точно. Я ее видела. Ходит, как побитая собака. — Она вытирает глаза рукавом водолазки, и ее голос приобретает едкие, злые ноты. — Даже знать не хочу, с кем он сейчас. Меня от одного его вида тошнит, а его новую проститутку я, тем более, не желаю видеть. Хорошо хоть ему в голову приходит не мелькать у меня перед глазами. Я его везде заблокировала.
— А с чего ты взяла, что он сразу после тебя с кем-то встречаться начал? — Осторожно спрашиваю я.
— Ну, как, — она непонимающе смотрит на меня. — Марго, вспомни, ты сама мне говорила, что он спит со всем, что движется, только его за это, в отличие от женщин, не порицают. Ты была права. Зря я тебя не слушала. — Марина зло швыряет фартук в открытую дверь подсобной и попадает прямо в корзину с грязным бельем.
Мне хочется провалиться сквозь землю. Я правда хотела как лучше. Верила, что оберегаю близкого мне человека. И что теперь? Остаются чистые факты: намерения никого не интересуют.
— Марго, мне нужно буквально пять минут. — Она принимается считать выручку.
Я подхожу к столику и убираю ноутбук в чехол. Руки действуют машинально: мои мысли всецело занимает Влад. Все эти дни я оставалась верной принятому решению — держать дистанцию — с момента, как ушла из его квартиры. Но Соколов был настойчив и предпринимал какое-то аномальное количество попыток поговорить со мной.
Вчера днем он поймал меня у старого корпуса. Я не видела его, когда проходила мимо: ужасно испугалась, когда Влад дернул меня за руку и резко прижал к кирпичной стене.
— Ты долго еще будешь ссыкливо бегать от меня? — Спросил спокойно, но глаза синие, злые, чужие. Как будто он имеет право злиться на меня. — Я уже неделю за тобой по всему городу таскаюсь. — Он уперся одной ладонью рядом с моей головой. Стоял так близко, что я могла рассмотреть каждый волосок широких бровей и маленькую родинку на нижней челюсти.
— Слова выбирай. Или ты подумал, что раз я тебя пьяного таскала, то можно мне претензии предъявлять? — Сжимаю кулаки. Мне и так сложно, зачем все усугублять.
Он плотно сжимает губы, а я продолжаю спокойнее:
— Влад, я уже все тебе сказала: нам с тобой лучше не видеться.
— Это из-за Марины или потому что я тебе не нравлюсь? — Приближается вплотную, уперевшись второй рукой в стену.
— И то, и другое. — Отвожу взгляд в сторону.
— Да-а? Надо же. — Издевательски тянет он и берет меня за подбородок. Не больно, но крепко. — Посмотри мне в глаза и скажи, что я тебе не нравлюсь.
Снова чувствую солоноватый, свежий аромат и на мгновенье прикрываю глаза, чтобы отгородиться от него.
— Марго!
— Да отвали ты. — Отталкиваю его так сильно, как только могу, и быстро иду по аллее.
— Я поговорю с Мариной и все ей объясню! — Кричит мне в след, а я, как ужаленная в зад, несусь назад.
— Не смей, Соколов! Слышишь! — Ведомая страхом, агрессивно тычу в него пальцем. — Хватит! Поставим точку на этом замусоленном листе.
Он по привычке убирает руки в карманы брюк и хмурится.
— Марго, я все. — Вырывает меня Марина из болезненного воспоминания. — Идем?
Она стоит передо мной с сумкой и звенит перед носом ключами.
— Чаевые сегодня неплохие. Хочешь зайдем за бургерами для вас с Тасей?
— Только если ты к нам присоединишься. — Улыбаюсь через силу.