Я сразу поняла, что что-то пошло не так, мысли передо мной не принадлежали тому, кто управлял королевством. Они были юными, печальными и растерянными:
«Он презирает меня. Точно.
Нет, конечно, нет. Как я мог так подумать? Он любит меня, как отец — сына. Он умер бы ради меня. Правда.
Но он относится ко мне, как к ребенку. Как к слабаку».
А потом с силой:
«Я — король, но мое слово ничего не значит…»
Я точно попала в сознание юного короля Генриха Девятого. Но как такое возможно? Портрет повлиял сильнее, чем владелец?
Вопросы вспыхивали в моей голове, но я не успевала удержать их. Я оказалась очень глубоко в голове короля, что видела и слышала все, что и он. И не было тумана, как с Олдвиллем. Практика сделала меня сильнее? Или король не сопротивлялся?
Генри стоял у позолоченного зеркала и с тревогой смотрел на свое отражение. Комната за ним была богато украшена позолотой, шелковыми занавесками, но Генри все затмевал. Он был старше и серьезнее мальчика на картинке в кольце. Его одежда была красивой, украшенной золотом, и волосы были ярко-рыжими, но лицо оставалось бледным и неуверенным.
Кто-то заговорил в углу комнаты.
— Ваше величество, мы принесли вам список арестов.
Я едва слышала слова, чарующий голос пронзил меня насквозь. Я слышала его, когда пряталась в библиотеке Скаргрейва.
Генри развернулся.
— Лорд-защитник?
Его глазами я все же увидела Скаргрейва: мужчину в полном расцвете, бодрого, выглядящего как человек, рожденный командовать. Его губы и широкие кости показывали его спокойную силу, что делала его важным человеком короля.
Но потом мой взгляд — взгляд Генри — привлекли глаза Скаргрейва. Глубоко посаженные, светло-серые, они пылали диким, едва сдерживаемым огнем. И я ощутила вспышку неуправляемого страха.
Моего или… Генри?
Обоих. Но у Генри страх был слабее. Он смотрел на своего защитника, и я ощущала его зависть, верность и поклонение герою, но еще и страдания, похожие на ливень.
Скаргрейв осторожно заговорил с королем:
— Я не хочу торопить вас, сэр. Если Ваше величество передумали получать отчеты и хотите лишь слушать от меня обобщенное содержание, то я с радостью… нет? Уверены? Семнадцать лет — еще юный возраст.
Отвращение Генри было таким быстрым, что я едва уловила его.
— Вполне уверен.
Скаргрейв кивнул долговязому мужчине в бархате.
— Хорошо. Лорд Виншип?
Виншип низко поклонился Генри.
— Если пожелаете, Ваше величество.
— Начинайте, — сказал Генри.
Зашуршав бумагами, Виншип принялся читать, а за ним выстроилась делегация.
— В этом документе список арестов, сделанных в октябре от имени короля. За оскорбительные слова в адрес короля и его советников — четыреста пятьдесят арестов. За послания с угрозами — сто двадцать восемь. За незаконные собрания — триста девяносто один. За подозрения в опасном сотрудничестве — сто двадцать. Все были переданы служащим, применялись обычные методы допроса.
Хотя Виншип рассказывал бодро, я чувствовала, как отвращение короля Генри становится все сильнее.
— Одни угрозы сломили треть узников, — продолжил лорд Виншип, — огнем добились признаний почти у всех остальных. А тех, кто не сдался, отдали тенегримам, и результаты были отличными. Через пятнадцать минут тринадцать пленников во всем признались, но, конечно, это уже от них не требовалось, ведь тенегримы добыли нужную информацию. Узников наказали согласно их преступлениям.
Мы с Генри ощущали одинаковый ужас.
А Виншип оставался бодрым.
— Из оставшихся пленников от тенегримов погибли все, кроме двоих. Некоторые мгновенно, остальные — чуть позже, и королевство избавилось от опасных личностей. Важную информацию тенегримы успели собрать до их гибели. Двое узников выжили и стали Вороновыми. Они присоединились к страже лорда-защитника, чтобы служить на благо нам, — лорд Виншип оторвал взгляд от записей. — Думаю, это все, Ваше величество.
— Как видите, мы со всем справляемся, — сказал лорд Скаргрейв. — Это был обычный месяц, только возросло количество попыток незаконных собраний. Мы работаем над этим, и скоро все будет под контролем.
Генри сжал кулаки.
«И все это под моим именем».
— Ваше величество? — вмешался Скаргрейв. — Вы в порядке?
Я ощущала отчаяние Генри. А потом слабую, но настоящую искру мятежа.
— У меня есть вопрос, — сказал он.
Самодовольство лорда Виншипа дрогнуло.
— Насчет моего отчета, Ваше величество?
— Да, — Генри все же зазвучал как король. — Все эти аресты были необходимы?
Виншип пролепетал в ответ:
— О, кхм, да… именно… Полагаю…
Скаргрейв недовольно нахмурился, но мягко сказал Генри, словно успокаивал его:
— Конечно, они были необходимы, Ваше величество. Вы ведь слышали, что мы получили признания.
Генри вскинул руку.
— Я хочу увидеть бумаги.
Скаргрейв склонился к нему.
— Нет необходимости…
Я ощущала, как колотится сердце Генри, но он настоял:
— Как ваш король, — сказал он Виншипу, — мы требуем увидеть бумаги.
С виноватым взглядом на Скаргрейва, Виншип отдал отчеты.
— Ваше величество, это неправильно, — Скаргрейв не скрывал гнева, но управлял им. — Как я и говорил, для всего есть свое время и место…
— Вот этот арест, — рука Генри дрожала, когда он указывал на строки, но голос его был ровным. — Тут говорится, что человек всего лишь пожаловался на цену хлеба. Но его арестовали за измену.
— Если позволите, Ваше величество, — Скаргрейв забрал у Генри бумаги. — Ах, да. Вспоминаю. Все так и началось, с жалобы на цену.
— Это не измена, — сказал Генри.
— Так начинается измена. Жалоба на цену — это жалоба на политику короля, значит, сомнение в самом короле.
— Но он говорил о хлебе.
— Он проявлял недовольство. Один шепот, и он разойдется, разгорится, как огонь. И, как огонь, этот шепот приведет к катастрофе. Он поглотит все вокруг, и шепот превратится в крик, и люди будут желать кровь короля.
— Но этот человек…
— Его задержали и допросили не без причины. Даже если это была жалоба на хлеб. Но, может, вам интересно знать, что, когда его дом обыскали, то нашли у него подстрекающую брошюру Локка и Гротиуса насчет границ власти короля и права подданных восстать против короля. Под угрозой тенегримов он во всем признался, и его приговорили к десяти годам тяжелого труда на острове Мэн. Вы избавлены от него.
— Но…
— Вы бы предпочли, чтобы мы отпустили его? — лорд Скаргрейв раздражался. — Чтобы он читал брошюры и книги о правах людей, а потом встречал единомышленников и замышлял мятеж против правителей страны? Чтобы вас убили так же, как короля перед вами?
Генри смотрел прямо перед собой. Только я знала, как сильно ранили его эти слова, и как сильно сейчас он ненавидел лорда-защитника.
Похоже, Скаргрейв ощутил его настроение, потому что совладал с собой.
— Прошу прощения, Ваше величество, — он склонил голову, словно показывал покорность. — Я говорил слишком смело, прошу за это вашего прощения. Я не хотел навязывать вам свое мнение. Я поклялся, чтобы моя сила, моя власть и моя честь защищала вас до конца.
Я ощущала, как колеблется ненависть Генри, заменяясь сомнениями.
— Может, порой мои методы кажутся вам жестокими, — продолжил Скаргрейв, — но как еще мне вас защитить? И не только вас, но и все королевство? Надеюсь, когда-нибудь мы найдем новые способы управления людьми, но пока нам нельзя рисковать. Вы — последний в роду, Ваше величество, и если мы вас потеряем, нас ничто не убережет от хаоса.
Генри впитывал каждое слово. Я внутри него ощутила, что и сама тронута честным голосом. Я ненавидела Скаргрейва и его поступки, но было невозможно отрицать факт, что он любил короля и страну. А я презирала то, что он сделал во имя этой любви.
— Не ошибитесь, — сказал Скаргрейв. — Я не горжусь тем, что задерживаю свой народ. Я бы не хотел так поступать. Но без короля, без наследника мы погрязнем в гражданской войне, или на нас нападут чужаки. По сравнению с этим, тысяча арестов — пустяк.
Генри поднял голову и посмотрел в пылающие глаза Скаргрейва.
— Я делаю это, чтобы уберечь вас, — тихо сказал Скаргрейв.
— Нам повезло быть под вашей защитой, — прошептал Генри. Последняя искра его возмущения погасла.
Он смотрел в глаза Скаргрейва, а меня охватывал страх. Воздух сгущался, темнел по краяс, и словно множество крыльев…
Вдруг я поняла, что нужно выбираться отсюда.
Я с усилием подавила музыку в себе и вытащила себя оттуда, из разума короля, его комнаты, подальше от тех пылающих глаз…
Я моргнула, кольцо блестело на моей ладони.
— Мисс Марлоу? — сэр Барнаби склонился ко мне. — Вы в порядке?
— Да, — у меня все еще кружилась голова, но я вернула рубин на шею. — Да. Но почему я дотянулась до короля, а не до Скаргрейва?
— До короля? — опешил сэр Барнаби. — Мисс Марлоу, вы должны все нам рассказать.
— Я не говорила? — я должна была, но, наверное, зашла слишком глубоко.
— Вы говорили в начале, и мы не смогли разобрать слова, — сказал сэр Барнаби. — Никто не посмел побеспокоить вас, ведь вы были не здесь.
Я рассказала им все, что вспомнила, о том, как побывала в разуме короля.
Когда я закончила, Олдвилль поднял руку:
— Можно посмотреть кольцо?
Я передала ему кольцо, он поиграл с открывающейся частью.
— Нат, погляди. Что-то странное с механизмом.
Пока Нат рассматривал кольцо, Пенебригг шепнул мне на ухо:
— Милая! Вот это поворот!
— Но человек был не тот, — тихо ответила я.
— Не важно.
Пенебригг не успел сказать что-то еще, Нат поднял кольцо.
— Вот и ответ, — портрет отцепился, и внутри оказалась прядь рыже-золотых волос.
Кристофер Линнет присвистнул.
— Волосы короля Генриха.
Сэр Барнаби посмотрел на кольцо с потрясением.
— Я не знал, что там такое есть.
— Что же, — мрачно сказал Олдвилль, — теперь мы знаем, что пошло не так. Редкие предметы сильнее, чем волосы.
— Ах! Но посмотрите на плюсы, — вмешался Самюэль Дипс. — Певчая не дотянулась до Скаргрейва, но она точно смогла прочитать мысли короля. Я никогда о таком не слышал, — он поклонился мне, вытянув ногу, обтянутую шелком. — Певчая, я выражаю вам свой восторг и почтение. Вы неоценимо помогли нашему делу.
Гул прошелся по комнате, а Пенебригг просиял и похлопал меня по руке.
— Молодец, отлично сработано, — прошептал он.
— То, что я узнала от короля, было важно? — спросила я.
— Да, — сказал сэр Барнаби. — Мы давно подозревали, что сердце короля на нашей стороне, что он против тенегримов. Но только теперь мы в этом уверены. И это радует. Это значит, что если мы сможем избавиться от Скаргрейва и его воронов, королевство будет в хороших руках.
Олдвилль кивнул мне.
— И не только это. Мы знаем теперь, что ты можешь читать мысли на расстоянии. Это значит, что у нас больше шансов одолеть Скаргрейва, — он обратился к товарищам. — Нам нужно достать вещь Скаргрейва как можно скорее.
— Но как? — растерялся Дипс.
— Я буду на ужине с ним на этой неделе, — задумчиво сказал сэр Барнаби. — Но я вряд ли смогу украсть прядь его волос, так ведь? Я вызову подозрения.
— Не прядь, — кивнул Олдвилль. — Но хоть волосок? Один отыщется на его плаще или шляпе?
— Я попробую, — с сомнением сказал сэр Барнаби.
— Но не рискуйте, — сказал Кристофер Линнет. — Если вас раскроют, нам конец.
Из тревожного шепота я поняла, что многие согласны. Не слушая их, Олдвилль посмотрел задумчиво на меня.
— Скажите, мисс Марлоу, могли бы вы подготовиться к эксперименту на нашей следующей встрече или раньше, если потребуется?
Что-то в его взгляде вызывало у меня желание сбежать. Но я не хотела, чтобы он это понял.
— Конечно, сэр.
Зазвенели часы.
— Ох! — воскликнул сэр Барнаби. — Уже так поздно? Нам нужно уходить, иначе некоторым придется идти домой в темноте, — он махнул рукой. — Вы знаете, что делать.
Они знали, потому что уже собирали вещи и делились на группы.
— Мы уходим по очереди, чтобы не привлекать внимания, — сказал мне Пенебригг. — Но не бойся. Мы будем уходить в числе первых.
Я поправила платье, скрывая рубин, и увидела, что Нат идет к нам, мрачный, словно с похорон. Поймав мой взгляд, он замер, а потом отпрянул.
Остальные в комнате изменили отношение ко мне, но не он.
— Возвращайтесь в укрытия, — сэр Барнаби взывал к нашей готовности. — Еще многое нужно сделать, еще много опасностей впереди. Но сегодня мы видели чудеса, а с мисс Марлоу на нашей стороне мы точно увидим еще и не такое.
Пенебригг с гордостью улыбнулся мне. Но Нат выглядел еще мрачнее, чем раньше.