Певчая

Глава двадцать седьмая СТАРАЯ ПЕСНЯ И НОВАЯ

Я смотрела на флакон, а дверь снова распахнулась. Я оглянулась.

— Нат!

Он был в плаще, его обувь была грязной, и он недовольно смотрел на нас. Но его внимание привлекли семена лунного шиповника передо мной.

— Ты вернулся, — сказала я.

— И вовремя, — его голос был опасно ровным, он указал на флакон. — Это то, о чем я думаю?

— Лунный шиповник? — сказал Дипс. — Да. Она споет…

— Нет, — сказала я Дипсу. Тяга к Дикой магии пропала. — Я же сказала, что не могу. Простите, но это так.

— Не удивительно, после случившегося в прошлый раз, — сказал Нат, но уже мягче.

— Только из-за того, что у нее возникли проблемы, когда она вошла в разум Скаргрейва… — начал Дипс.

— Проблемы? — потрясенно повторил Нат. — Она чуть не умерла, господин Дипс.

Дипсу вдруг стало не по себе.

— Чуть не умерла? — сказал он мне. — Я не знал. Сэр Барнаби сказал только, что возникли непредвиденные трудности.

— Он решил, что лучше не обсуждать ее слабости подробно, — сказал Нат.

— Он вообще не хотел о ней говорить, — сказал Дипс с горечью в голосе, повернувшись ко мне. — Он сказал, что мы оставим вас на полгода, чтобы вы изучили магию. Словно вы уже ее не использовали! Это ужасная трата времени.

— Я думала, в НК всем все рассказали, — сказала я Нату.

— Детали каждой миссии? Нет, — сказал Нат. — Мы бы так не выжили. И ты — хорошо охраняемая тайна. Редкие из нас знают, где ты. Дипс — один из них, — он недовольно посмотрел на коллегу. — Мы думали, что вам можно доверять.

— Конечно, можно, — сказал с жаром Дипс. — До последнего вдоха.

Нат указал на флакон.

— Зачем тогда вы принесли это?

— Я хотел лишь узнать, где мой кузен Иосия, и как он. И все.

— Я слышал, что он пропал, — сказал Нат. — Мне жаль. Но вы знаете, что такое случалось и раньше, и мы не искали решения проблем в магии.

— Но теперь все хуже, — возразил Дипс. — Заметил, сколько дозорных отправил в патрули Скаргрейв? А сколько людей за месяц он отправил в комнату кормления? Он все крепче сжимает Лондон. Если он схватил Иосию, то мы будем следующими, и тенегримы узнают наши секреты. Мы должны спасти моего кузена.

— Не Люси, — тихо, но твердо сказал Нат.

— Но риска нет, — сказал Дипс. — Это Иосия, а не Скаргрейв. Мы знаем, что это его волос, его платок, ошибки нет.

— А если Иосия мертв? — спросил Нат. — Если его схватили? Если он стал одним из Вороновых? Что тогда случится с Люси? Она может умереть.

Повисла неприятная тишина, мы обдумывали это.

— Она — единственная Певчая, — сказал Нат.

— Бедный Иосия, — вздохнул Дипс, но уже не спорил, он убрал лунный шиповник в плащ.

— Где вы взяли эти семена? — спросил Нат. — Сэр Барнаби не позволил бы вам принести их сюда.

— Это не его. Это мои, — Дипс покраснел. — Я… оставил немного после одной из экспедиций.

— Что? — Нат был возмущен.

Дипс поспешил защитить себя:

— Мне было любопытно. И их тут совсем чуть-чуть. А потом пропал кузен, и…

— Остальное я знаю, — сказал Нат.

— Я был осторожен, — сказал Дипс с красным лицом. — И вреда не было.

— И не будет, — сказал Нат, — потому что мы отдадим это сэру Барнаби, — он пошел к двери.

Дипс замешкался, но неохотно последовал за Натом. У двери он поклонился мне.

— Мадам.

— Простите, — мне не нравилось, как жалко звучат слова. Он пришел в надежде на помощь, а я прогнала его ни с чем. — Надеюсь, ваш кузен вернется.

— Я тоже, — печально сказал Дипс. — Но мы не можем рисковать вами. Я понимаю.

Нат коснулся засова.

— Хотел бы я прийти снова на неделе, но не смогу, — сказал он мне. — Мне нужно уходить. Я вернусь до конца месяца.

Опять уходить? Я пыталась скрыть разочарование.

— Леди Илейн спит, — сказала я. — Если вы успеете уйти до того, как она проснется…

Мне не нужно было заканчивать. Нат уже торопил Дипса. Перед тем, как закрыть дверь, он посмотрел на меня.

— Семена не навредили тебе?

— Нет.

Пристальные взгляд, а потом вспышка улыбки.

— Хорошо.

Дверь закрылась, и он пропал из виду.

Минуты спустя леди Илейн прошла в комнату, ведя себя величественно, как обычно. Несмотря на сон, ни один волосок не выбился из ее прически.

— Я слышала голоса.

— Наверное, это была я, — ничего хорошего не будет, если она узнает, о чем Дипс меня просил.

— Звучало ниже, чем твой голос, — с подозрением сказала леди Илейн.

— Я… пробовала низкие тона. И тренировала дыхание.

Тренировки. Упражнения. И никакой магии.

Ее хриплый голос стал бодрее.

— Да? Давай послушаем, что ты делала.

Я не порадовала ее в этот раз, как и в следующий.

— Это и близко не хорошо! — возмутилась она. — Ты должна быть безупречной.

На следующий день она злилась еще сильнее, ведь Самюэль Дипс помешал нашим утренним урокам, сказав, что пришел проверить работу огневой коробки. Хотя леди Илейн не дала ему задержаться, он успел шепнуть мне, что его кузен вернулся в Лондон невредимым.

Я повеселела, ведь судьба Иосии не давала мне покоя, и принялась за упражнения с новой силой. Люди наверху рисковали жизнями, чтобы противостоять Скаргрейву, которого все еще беспокоило вмешательство, и я должна была не отставать от них.

Три долгих дня спустя я исполнила все идеально. И я смогла повторить это столько раз, сколько попросила леди Илейн. Я радостно улыбнулась ей.

— Похоже, этому ты научилась, — сухие слова леди Илейн были невероятной похвалой. — Думаю, дальше можно попробовать чаропесню. Очень простую, для разжигания огня.

Проверенная магия! Но что-то меня тревожило.

— Какого огня? — спросила я. — Как у тенегримов?

— Нет, — леди Илейн была оскорблена. — Я бы тебя такому не научила, даже если бы умела. Песни для разжигания обычного огня, полезного огня свечи или камина.

Я была так рада, что забыла, что нужно дышать, как Певчая.

Леди Илейн заметила огрех.

— Не расслабляйся, крестница, — предупредила она. — Когда Певчая поет, она должна исполнять все точно, ведь малейшая дрожь, вдох могут сбить песню, и она не сработает, или, что хуже, сработает не так, как должна была.

— Я буду осторожна, обещаю, — послушно сказала я.

— Хорошо, — сказала леди Илейн. — Начнем, — она поставила свечу на широкий каменный выступ. — Посмотрим, сможешь ли ты зажечь это.

— Как? — начала я.

— Я расскажу. Слушай, — она подняла руку, и я притихла. — Встань передо мной и очисти разум.

Я заняла позицию, которой меня научили: ноги расставлены на небольшом расстоянии, руки по бокам. Леди Илейн встала так же, и вскоре мы дышали в унисон.

— Вот первая строка заклинания, — леди Илейн исполнила мелодию, ее голос был грубым, но четким. — Спой ее.

— Я не разобрала слов.

— Там нет слов, которые ты понимаешь. Помни лишь: каждый звук — часть целого, а целое беспомощно, пока в нем нет всех частей.

— Но как я выучу заклинание, если не понимаю, что пою?

— Выучишь на слух, как и каждая Певчая до тебя, — сказала леди Илейн. — Чаропесни многослойны и сложны, и даже одаренные Певчие понимают их годами. Многие никогда и не находят смысл. Но песни хватает, чтобы сработала магия, даже если нет понимания. Слушай внимательно и спой в ответ так же, как я.

Во второй раз ее ноты ударили по моим ушам. Мой голос дрожал, когда я повторяла их.

— Работай над дыханием, — сказала леди Илейн. — Еще раз.

Это пение не было похоже на Дикую магию. От этого пения гудело в голове, горело горло. Но я не отступала, пела фразу снова и снова, столько раз, сколько она приказывала.

Наконец, леди Илейн просияла.

— Спой точно так же. Еще раз!

Я спела, придерживаясь той же интонации.

Бледные губы крестной растянулись в улыбке.

— Мы сделаем из тебя Певчую.

Слова леди Илейн придали мне в тот день уверенность. Но через две недели от уверенности не осталось и следа. Я упражнялась часами, но не могла спеть разжигающую чаропесню. Близился конец января, и мы с леди Илейн начали отчаиваться.

— Еще раз, — мрачно сказала леди Илейн, сороковой урок длился уже четвертый час. — Еще раз.

Я спела снова. Напряжение, интонация. Я знала, как все должно быть, чтобы получилась магия. Но дыхание дрогнуло, я не допела фразу, и это не исправлялось.

— Не понимаю, — сказала леди Илейн. — Это простейшая чаропесня в репертуаре. Это должно быть пустяком, — она покачала головой. — Ты не стараешься.

Я покраснела.

— Поверьте, стараюсь.

— Сложно поверить. И если это так, все пропало. Нам нужны чаропесни скрытности и песня, что разрушит гримуар, а они намного сложнее.

Я отвела взгляд.

— Знаю.

— Будь тверже, — приказала леди Илейн. — Сильнее.

Я попыталась снова исполнить песню. Но это пение мне не давалось, и чем сильнее я пыталась, тем неприятнее оно казалось, словно я заставляла тело делать то, что оно не должно было. Горло болело, и даже самые нежные ноты обжигали грудь.

Леди Илейн поджала губы.

— Работай усерднее! Еще!

Я попыталась снова… и не справилась.

Тишина после песни была ужаснее всего.

— Ты сдерживаешь себя, — возмутилась леди Илейн. — Ты намеренно сдерживаешь себя.

— Нет, — я старалась держать голос ровным, я устала и почти плакала. — Я все отдаю этой песне.

— Ты так говоришь, — леди Илейн так впилась в свои бусы, что я подумала, что они порвутся. — Но если это так, то я могу лишь заключить, что я ошиблась насчет твоего дара. У тебя нет таланта и силы, я не угадала. Может, ты уже растратила свою силу.

Я в ужасе посмотрела на нее.

— Такое возможно?

— С Дикой магией все возможно, — она закрыла глаза, словно мой вид вызывал у нее отвращение. — Какой бы ни была причина, ясно, что я зря тебя учила. Уроки закончены.

— Но…

— Никакой мольбы. Ты — разочарование, печальный конец великой семьи. Я закончила, — она пошла к двери, что вела в ее спальню, и захлопнула ее за собой.

Я стояла у огня и дрожала. Как она могла так меня бросить?

Она знала, что я ничего не стою. Я была последней в роду, была ошибкой.

Нет. Я не могла слушаться этих мыслей. Я смогу. Я буду упражняться снова и снова, пока не смогу.

Но мысли были пустыми. Слова леди Илейн в голове звучали намного громче:

Ты — разочарование.

Я закончила.

Я расхаживала по комнате, стараясь прогнать ее голос. Но стены сдвигались вокруг меня, как в гробу, давили, и я едва могла дышать…

Я должна выйти. Должна. Должна.

Я схватила лампу, отодвинула засов на двери и выбежала.