Книга отделилась от цепей, бело-голубой свет вспыхнул золотом. Я ощутила нежное тепло, и она опустилась в мои руки, но воздух вокруг меня искажался, словно я была в центре пожара.
В тот же миг я увидела, что лица вокруг меня краснеют и застывают, словно их парализовал жар воронов. Все в комнате замерли: король с рукой на мече, Вороновые, бегущие ко мне, Скаргрейв на пути к двери в Вороновую яму. Даже Нат смотрел на меня и не двигался.
Я посмотрела на Скаргрейва. За ним дверь в Вороновую яму уже была открыта. Скаргрейв успел ее открыть? Или это моя песня, присвоившая гримуар и тенегримов, сделала это? В любом случае, дверь была открыта. За ней к воплям птенцов добавилось ужасное карканье. Просыпались вороны. А потом с ужасным визгом карканье превратилось в хриплый шепот, полный злости: язык тенегримов.
Он звучал в комнате, с ним приходил ужас. Я видела, как пот проступает на застывших людях вокруг меня. К моему потрясению, я не разделяла их страх. Я не чувствовала огонь воронов.
«Конечно. Теперь тенегримы принадлежат тебе, как и Вороновые. Ты можешь управлять ими, они тебя не ранят. И другие так охвачены страхом, что не могут двигаться или говорить».
Я отпрянула от потрясения. Странные шипящие слова исходили из гримуара.
— Ты говоришь?
«Только с тобой, — сказал гримуар. — Я так долго ждал тебя, Певчая. Но теперь мы принадлежим друг другу».
Голос пропел в моей голове, и я содрогнулась. Не этого я ожидала. Но у этого было преимущество: я могла задавать вопросы.
— Скажи, — обратилась я к книге, — как мне разрушить тенегримов?
«Никак».
— Но я должна!
«Это не в моих силах. Неумеха Агнес и ее песни повредили те страницы. Песня, уничтожающая тенегримов, потеряна навеки. И она называла себя стражницей! Она заслужила такой исход».
Я безумно листала страницы гримуара. Если я смогу хотя бы увидеть обрывки… Но чем больше страниц я видела, тем страшнее становилось.
— Я… не могу это прочитать. Я не понимаю…
«Это изобрела моя создательница, — объяснил мрачно гримуар. — Этого языка не существует. Но если ты посмотришь в конце, то найдешь три обгоревшие страницы. Там была эта песня».
Дрожащими пальцами я коснулась черных обрывков, они сгорели почти полностью.
— И тенегримов никак не уничтожить?
«Я не знаю, — сказал гримуар. — А если не знаю я, то не знает никто. Но не печалься. Не велика потеря. Тенегримы полезны, а я научу тебя понимать их».
Отчасти ослепленная ярким светом гримуара, я видела комнату словно сквозь жар пламени. Но от боли на лице Ната мне стало плохо.
— Они вредят Нату!
Гримуар не согласился.
«Мальчик не страдает от этого. Он чувствует силу тенегримов. Но они нападут только по твоему приказу. Если ты пощадишь его, он будет в порядке, как только уйдет отсюда».
— Конечно, я пощажу его, — в ужасе сказала я.
«Нет никаких «конечно», — возмутился гримуар. — Ты зовешь его другом, но можешь ли ты доверять ему?».
— Он помогал мне, — сказала я. — Я бы не попала в эту комнату без него.
«И он делал это без надежды получить выгоду для себя? Или хотел что-то от тебя?».
— Он хотел, чтобы я уничтожила тенегримов.
«Это было бы ему на руку. Но в чем польза для тебя?».
— Я пришла сюда для этого, — сказала я гримуару.
«Нет. Ты пришла забрать свою древнюю силу, — гримуар был в этом уверен. — И хорошо, что ты это сделала. Вороновые теперь умрут, но защитят тебя, они будут тебя слушаться, что бы ты ни приказала. Но как долго это продлится, если у тебя не будет тенегримов? Все восстанут против тебя. Все в этой комнате».
— Не Нат, — сказала я.
«Загляни в его сердце, — предложил гримуар. — Используй тенегримов».
Вопли воронов раздавались в моей голове, полные злости и ненависти. Они могли рассказать мне злые вещи…
— Нет! — крикнула я. — Я не буду использовать тенегримов.
Вопли в голове угасли. Но все вокруг меня продолжали стоять, я видела ужас на их лицах.
Гримуар молчал мгновение.
«Хорошо. Если ты не будешь использовать все силы тенегримов сейчас, можно выбрать другой путь. Тенегримы просты, да, ведь их призвали песней давным-давно. Но есть другие силы, которые будут жить, стоит тебе захотеть: песни чумы и голода, песни эпидемий. Песни, что призывают существ, управляющих мыслями остальных, и…»
— Я не буду петь такие песни. Никогда.
«Даже от страха?» — тихо спросил гримуар.
Страх пронзил меня, сильный и глубокий страх, от которого сжималось сердце и подкашивались колени. Меня окружал огонь гримуара, и я с трудом стояла, дышала…
От гримуара донеслась радость, близкая к смеху.
«Вот. Я нашел больное место».
Страх стал слабее. Я смогла выпрямиться и вдохнула.
«Страх хорошо помогает в управлении, — отметил гримуар. — Со Скаргрейвом это тоже работало».
Я впервые посочувствовала лорду-защитнику. Гримуар тоже так его пытал?
«Я не мог достичь его так, как тебя. И, конечно, у тебя больше силы. Мы станем отличными напарниками».
— Нет, — я не хотела никаких отношений с гримуаром.
«У тебя нет выбора».
Я ударила по страницам.
— Я твоя хозяйка.
«Да?».
Ужас пронзил меня снова, сгибая мое тело. Все в комнате корчилось. Мольба, крики, всхлипы — звуки страха доносились отовсюду, даже от самого гримуара.
Да, даже от гримуара.
Вдруг мой страх угас.
— Ты боишься, — выдохнула я.
«Нет. Я никогда не боюсь».
Но я слушала с внезапной надеждой. И за звуками страха, наполнявшими комнату, я уловила то, что гримуар хотел скрыть: мелодию, ведущую к его разрушению. И высокие ноты страха гримуара, что я призову Дикую магию и использую ее.
Могла ли я? Стала бы? Снимать рубин, чтобы услышать песню четко, было ужасным риском. Не было гарантии, что это правильная песня, что она сработает.
«Ты не посмеешь», — быстро сказал гримуар.
Вспыхнул мой страх Дикой магии. Как можно было даже думать о таком? Мой рубин был моим ключом к безопасности. А если я потеряю его навеки?
Но если страх почти остановил меня, он дал мне подсказку. Почему гримуар так боялся? Думал, что я добьюсь успеха?
Убрав руку от гримуара, я сняла рубин. Он упал на страницы открытой книги, страшная музыка охватила меня, как сильный ветер. Тысячи порочных мелодий выли в моих вшах, желая, чтобы я спела их. Но я отыскала песню, которая была мне нужна, пробилась сквозь другие песни к той, что уничтожит гримуар.
Я дала ей пропитать меня, сила гнева гримуара обрушилась на меня.
«Если разрушишь меня, уничтожишь и себя. Люди в комнате ненавидят тебя. Они порежут тебя на куски, когда я пропаду».
Я закрыла глаза, не желая верить в это, но боясь, что это так.
«Они — твои враги. Король…»
— У него доброе сердце, — вяло сказала я. — Я чувствовала это, когда была в его голове. Он не хочет править страхом.
«Его вырастили с ненавистью к Певчим. Его растили охотиться и убивать их. Если у тебя не будет моей силы, он убьет тебя».
Я задрожала. Был ли гримуар прав?
«И те, кто помогали тебе, так называемый колледж, думаешь, доверяют тебе? Думаешь, они восхищаются тобой? Нет. Если бы они могли, они бы раздавили тебя и забрали у тебя твою магию. Даже этот Нат. Он ненавидит магию, он говорил тебе это. Значит, он ненавидит тебя. Он и его товарищи умные. Тебе будет сложно управлять ими».
Мир передо мной кружился. Гримуар сошел с ума, раз начал подозревать Ната и его друзей? Или я была безумной, доверившись им?
«Нет ничего безопасного.
Никому нельзя доверять.
Уничтожь меня, и умрешь сама».
Страх одолел меня, я опустилась на колени, впившись в гримуар. Я смутно помнила, что нашла песню, что уничтожит его. Но в этом не было смысла. Зачем уничтожать то, что, единственное во всем мире, желало мне безопасности?
А потом за огнем гримуара я заметила руки Ната. Руки, что провели меня через Яму воронов. Руки, что спасли меня. Руки, что привели меня в чувство, дали силы…
В голове прояснилось.
Нат не ненавидел меня.
Гримуар врал, чтобы спасти себя. Пока голова была ясной, я должна была попытаться покончить с этим тем способом, который я знала.
«Уничтожь меня, и погибнет твой камень, — прошипел гримуар. — Ты больше не будешь в безопасности».
Я не могла дышать. Это правда? Возможно. Но гримуар пытался скрыть от меня еще одно: не за всю безопасность нужно держаться.
Не медля больше, я запела.
Я словно бросилась в глубины океана. Я цеплялась за ноты, следовала холодной темной нити магии. Пока я пела, я чувствовала белый жар сопротивляющегося гримуара.
«Не разрушай меня. Не разрушай нас обоих».
Песня забирала у меня все — надежды, силы, всю меня. Вместе со страхом и отчаянием я чувствовала растущую радость. Чего бы мне это ни стоило, это дикое пение было сильным и правильным. Я была рождена для этого.
«Нет», — выл гримуар.
Я пела, и вой угасал. Гримуар слабел. Он становился все холоднее, пока мне не стало казаться, что я держу не книгу, а глыбу льда.
Только когда песня повернула к концу, гримуар заговорил снова, шепча:
«Не прогоняй меня во тьму».
Я допела до последней ноты, длинной и глубокой, и книга стала чистой и ломкой, мой камень соскользнул с ее страниц, сияя, как огонь. Тенегримы притихли, их силы таяли. К моему потрясению, один человек смог вырваться из их хватки. Скаргрейв.
Он бросился, но не на меня, а к гримуару. Его вел страх? Жадность? Может, горе? Но это было его ошибкой. Когда он коснулся гримуара, он рассыпался, как лед, унося его с собой. На миг крошечные сияющие осколки замерли в воздухе, как серебряные звезды, а потом пропали, как снежинки летом.
Шепот воронов утих.