Певчая

Глава тридцать девятая РАСПЛАТА

Я ошеломленно смотрела на Ната, а он — на меня, и боль на его лице сменяется растерянной радостью. Вороновые за ним выронили мечи и моргали, их глаза по-новому смотрели на мир. Но сильнее всех изменился король. Его тревога пропала, оставив потрясение и стеснение.

Гримуар говорил, что король ненавидел Певчих, но не было похоже, что он ненавидит меня. Я подняла камень. Цепочка пострадала, но не камень. Гримуар соврал и насчет этого? Я видела еще одну тонкую трещину, но она не была опасной. Обрадовавшись, я вернула рубин на место поверх моего сердца.

— Посмотрите, Ваше величество! — один из Вороновых стоял в дверях в Вороновую яму и махал рукой. — Теперь это просто вороны.

Король Генрих моргнул и повернулся ко мне.

— Тенегримы исчезли?

— Да, — сказала я. — Их больше нет.

— А лорд Скаргрейв? Он тоже исчез?

— Думаю, да.

Печаль и облегчение смешались на его лице. А потом он осторожно спросил у меня:

— Я все еще король?

По его потрясенному виду я поняла, о чем он думал, но я не сразу смогла ответить.

— Да, Ваше величество, — мягко сказала я. — Вы король. Я не хочу править. Я хочу лишь жить в мире.

Он принял это в молчании. Он понимал, что я не была угрозой?

Я стояла и думала, как поддержать его, но вбежали двое солдат, звеня броней. Увидев меня, они выхватили мечи.

— Певчая!

Вспыхнул меч Генри.

— Тронете хоть волосок на ее голове, и я лишу вас голов.

Солдаты опустили оружие.

— Она неприкосновенна, — сказал им король. — Она сделала то, что не мог никто. Она освободила нас от тенегримов, — а мне он сказал. — Мой отец говорил, что если кому и можно доверять, то не тому, кто хочет власти. А тому, кто от нее отрекается.

Я выдохнула с облегчением. Я не зря поверила в него.

Повысив величественно голос, король сообщил:

— Мы благодарны этой леди, мы убедимся, что она получит королевскую защиту и награду, — не так уверено он добавил. — Если, конечно, это вам нужно.

Нат замер за королем. Я знала, о чем он думает, ведь думала о том же.

— Ваше величество, сейчас мне нужна помощь другу. Он ранен и в комнате кормления…

— Стражи, вы должны предоставить Певчей любую помощь, какую она попросит, — приказал король. — Еда, напитки, лекарства и все, что она потребует.

Вместе с Натом я пошла в Вороновую яму. Птицы каркали и щелкали клювами, но уже тише, чем до этого, без злости.

Это просто птицы. Нат так и говорил. Теперь так и было.

Я прошла мимо их бьющихся крыльев без страха.

Следующий час был полон хлопот. Ни у кого еще не было столько врачей у кровати, как было у Пенебригга. Стражи отнесли его на носилках в роскошную спальню, где он быстро пришел в себя, к моему облегчению. Но врачи все равно проверили его пуль, глаза, осмотрели лиловую шишку на голове. Королевский лекарь сказал, что все не так плохо.

— У него сломана лодыжка, как и череп, — сообщил он. — Ему нужны отдых и забота. Но я не вижу причины, по которой он не выздоровеет.

Паж прошел в комнату и опустился передо мной.

— Король приветствует леди Певчую и просит срочно присоединиться к нему в главном зале.

В чем дело? Боясь новых проблем, я извинилась и последовала за пажем в огромную комнату, где обнаружила короля, говорящего с сэром Барнаби.

— Уже было сообщено о конце тенегримов и протектората, — сказал король. — И мы хотим вернуть парламент как можно скорее.

— Отлично! — сэр Барнаби, казалось, начнет танцевать с тростью.

— Люси! — с другой стороны комнаты прибежала Норри и сжала меня в объятиях. — Кроха. Ты цела. О, ты цела.

— Не только это, мадам, — раздался сзади низкий голос. — Мисс Марлоу спасла всех нас.

Я оглянулась и увидела Олдвилля, впервые с теплом смотревшего на меня. Рядом с ним Самюэль Дипс поклонился и широко улыбнулся. Он начал вопить «ура», а с ним и Кристофер Линнет и остальные из Невидимого колледжа.

— Поднимитесь на крышу, — сказал мне король.

— О, да, — сказала Норри. — О, Люси, ты должна увидеть.

— Что увидеть? — спросила я.

Она не сказала мне, как и король и остальные. Я с удивлением проследовала за ними на вершину Белой башни, а когда посмотрела оттуда, то поняла.

— Огни! — прошептала я. — О, только посмотрите.

Была ночь, но во всем Лондоне горели огни: в церквях, тавернах, домах. Я видела нечто, похожее на большие костры, в парках, на холмах за стенами города. Даже на реке Темзе сотни маленьких фонарей сияли, покачиваясь, озаряя судна и лодки, что несли их.

— Они празднуют, — сказала им Норри. — Мы шли по улицам сюда, Люси, тебе нужно это тоже увидеть. Все снаружи, празднуют конец тенегримов.

Я сжала ее руку.

— Норри, леди Илейн…

Я не смогла рассказать, как она умерла, как я держала ее холодную руку, как я накрыла ее лицо своим платком, а потом ее унесли стражи.

— Знаю, — сказала Норри. — Мне очень жаль ее и тебя. Но посмотри, Люси. Посмотри, что ты сделала. Ты освободила королевство. Она бы тобой гордилась.

Может, нет. Но я смотрела на сияющий город, и это меня успокаивало.

— Слушайте, — сказала всем Норри.

Толпа на крыше притихла. А потом я услышала из города музыку, поднимающуюся до небес.

— Они поют, — сказала я.

— Поют от радости, — Норри обняла меня. — Ты гордишься?

Еще несколько дней я провела в Тауэре, но не как узница, а как почетная гостья короля. Это было радостью, да, но и грузом, ведь он хотел, чтобы я была рядом, пока он приводил королевство в порядок. Когда я была не с ним, я проводила время, окруженная придворными. Я едва видела Ната. Но на четвертую ночь мы смогли побыть одни, оставшись в комнате Пенебригга.

— Как он? — спросила я.

— Врачи говорят, что опасности нет, — Нат смотрел на спящего Пенебригга. — Конечно, его голова все еще болит, а на сращивание лодыжки уйдут недели. Но он говорил нормально днем.

— Это хорошо, — сказала я.

— А твоя крестная? — спросил он.

— Завтра похороны, — было больно думать об этом, но не только потому, что леди Илейн умерла, а потому что меня все еще ранило, что она соврала мне. Но я хотела выразить свое почтение ей. Она все равно помогла мне стать сильнее, она была права во многом, даже если я не все это принимала. — Мы не сообщали многим. Так что людей много не будет.

— Если хочешь, я приду, — сказал Нат.

Я удивленно посмотрела на него.

— Ты не должна быть одна, — сказал он.

— Ты очень добрый, — медленно произнесла я. — Но, думаю, мне нужно пойти одной, — мне было сложно справляться с чувствами в обществе, особенно, если это был Нат.

— Понимаю, — сказал Нат, хотя по глазам было видно обратное.

Молчание между нами стало напряженным. Я встала уходить и склонилась, чтобы поправить одеяла Пенебригга.

Нат испуганно посмотрел на меня.

— Твой камень!

Кулон выскользнул из-под платья, рубин свободно повис. Я покраснела. Я не хотела, чтобы кто-то видел его так близко, особенно, Нат с его острым взглядом.

— Он не сияет, — сказал он.

— Прошу, не говори, — попросила я, спрятав камень, — не говори никому.

— Но почему…? — я увидела, как он все понимает. — Он сломан?

— Тише! Никто не должен знать.

У меня не было столько врагов, как боялась леди Илейн, они не были такими сильными, но за последние дни я поняла, что они все же есть. Не вся знать была рада плану короля восстановить парламент и другие свободы, и они винили в его поступках меня. Другим придворным просто не нравилась магия. Они верили, что я сильна, потому не нападали открыто. Но это могло измениться, если они поймут, как я слаба.

Я была уверена, что гримуар соврал об уничтожении моего рубина. Сначала я заметила только трещинку. А позже вечером, когда радость превратилась в усталость, я поняла, что вес изменился, камень стал легким, как ракушка. Осмотрев камень, я с ужасом поняла, что гримуар не соврал: трещина была маленькой, но проходила через сердце рубина. Магия камня вытекла, свет пропал. Теперь он был мутным, как камень леди Илейн.

Чтобы избежать неловких вопросов, возможно, стоило принять камни, что предлагал мне король, и носить один из его рубинов, там был один правильного размера. Но Нат все равно заметил бы подмену. А мой камень, хоть и треснутый, был единственной вещью, оставшейся мне от мамы. В нем уже не было сил, но я не могла бросить его. Потому я могла лишь скрывать его, и пока что стратегия работала.

Нат понизил голос, но не сменил тему.

— Хочешь сказать, что ты больше не можешь творить Проверенную магию?

— Хуже, — я не хотела ничего говорить, но что-то во мне требовало сказать ему правду. — Я не могу применять и Дикую магию.

— Что?

— После того, как я разрушила гримуар, я не услышала ни единой ноты.

Снимала я камень или нет, а тишина оставалась. После четырех дней без музыки я боялась, что она ушла навеки.

Хуже того было то, что я не понимала, почему. Леди Илейн и гримуар предупреждали, что я потеряю камень, а с ним и способность работать с Проверенной магией. Но никто не говорил, что я потеряю и Дикую магию. А это случилось.

Дикая магия предавала, когда этого ожидал меньше всего. Разве леди Илейн меня не предупреждала?

— Ты ничего не слышишь? — спросил Нат.

— Даже лунный шиповник.

Я видела испуг на лице Ната, а потом облегчение.

— То есть теперь ты такая же, как и все мы?

Он радовался, что я потеряла свою магию?

Я недовольно посмотрела на него.

— Нат, я потеряла все. Свой дар, мастерство, все, над чем работала, все, чем могла защитить себя…

— Я защищу тебя, — возразил он.

— Я хочу защитить себя сама.

В тишине я смотрела на него, вдруг понимая о границе между нами. Я думала, что он мне ближе всех. Но он не мог понять меня, не мог даже принять меня такой, какой я была. Я чувствовала себя сломанной, но для него я без магии была лучше.

От этого удара я едва могла дышать.

— Мне нужно идти, — натянуто сказала я. Я не буду плакать перед ним. Я встала и пошла к двери. — Поклянись, что никому не расскажешь об этом.

— Клянусь. Люси…

— Нет, — я едва могла говорить. — Мы больше ничего не скажем. Ничего хорошего не будет.

Он не успел меня остановить, и я покинула комнату, расстроенная слишком сильно, чтобы даже попрощаться.