По Южной и Центральной Африке

Первое посещение государства Марутсе

Ливингстон был первым европейцем, поведавшим миру об этом сильном африканском государстве. На картах Южной Африки область в среднем течении могучей реки Замбези обозначалась до 1878 года как царство Макололо Макололо — одно из племен народа басуто. Оно покинуло насиженные места на реке Каледон и переселилось на Чобе, где вступило в войну с местными жителями, подчинило себе древнее государство Марутсе и основало новое. Однако из-за внутренних беспорядков, а также малярии и других болезней ряды завоевателей вскоре поредели. Порабощенные марутсе вновь обрели уверенность в своих силах и, объединившись, выступили против макололо и победили их.

К северу от Марутсе находилось государство Мабунда которым правили цари из династии Марутсе. За несколько лет до моего путешествия умерла царица Мабунды, которая на смертном одре назначила своей преемницей Мок паи — старшую дочь Сепопо[34]. Но Мокваи, опасаясь преследований со стороны отца, передала ему управление страной. Поэтому во время своего путешествия я нашел к северу от Замбези объединенное государство Марутсе-Мабунда (Мамбунда) во главе с Сепопо, прямым потомком древнего царского рода Марутсе. Имя Сепопо означает на языке серотсе[35] «Сон».

О моем предстоящем приезде он знал уже несколько месяцев и неоднократно справлялся обо мне у Вестбича и Блокли, говоря: «Пора бы уже приехать нъяке (врачу), который хочет путешествовать по моему царству, как Мопари (Ливингстон)». Я решил воспользоваться представившейся возможностью и формально попросить у царя разрешения на поездку по его государству.

Как только я пришел во двор его жилища, мне бросился в глаза человек, который выделялся среди тридцати присутствующих своим необыкновенно подобострастным и униженным видом. Вместе с тем выражение его лица было настолько хитрым, что он явно не мог быть коренным жителем государства Марутсе. Всмотревшись в него получше, я решил, что это мулат. Улучив подходящий момент, я заговорил с царем о своем деле, спросил, передал ли ему Вестбич мою просьбу, и, получив утвердительный ответ, сообщил о цели своего путешествия.

Выслушав меня, царь несколько минут хранил молчание, а потом задал вопрос:

— Говорит ли белый доктор на серотсе или сесуто?

Я ответил отрицательно.

— Говорит ли белый доктор на языке этих людей? — Он указал на двух человек, находившихся слева от него. Один был тот самый мулат, который возбудил во мне такое недоверие. На вопрос, кто эти люди, мулат ответил смиренным голосом, приподняв шляпу:

— Мы португальские торговцы из Матимбунду — добрые христиане.

Это были те самые мамбари, о которых я слышал так много плохого. Тот, которого царь представил мне как «большого человека» и доктора, звался Сикенду. Человек этот посмотрел на меня с таким лицемерием во взгляде, что я лишь укрепился в своем первоначальном мнении о нем и его товарище. Услышав, что я не понимаю и их языка, Сепопо посоветовал мне изучить его в Шешеке, ибо в качестве проводников и переводчиков эти люди могу: оказать мне большие услуги.

Так я узнал, что португальские торговцы из Луанды, Мосамедиша и Бенгуэлы[36] (позднее я познакомился еще с несколькими) во всех подробностях изучили местность между западным побережьем и озером Бангвеоло, а на восток — до устья Кафуэ, ту самую местность, которая являлась для нас terra incognita[37]. Им были известны не только различные африканские государства и цари, но и вожди племен и даже их характеры. Знали они также все возвышенности и реки, которые приходится преодолевать, путешествуя по этим областям. И все же эти люди, как и их белые коллеги на западном побережье, считали возможным умалчивать о своих познаниях, чтобы не привлекать торговцев других национальностей в области, богатые каучуком и слоновой костью.

Я попросил Сепопо предоставить мне двух проводников, но прежде чем он успел ответить, в разговор неожиданно вмешался Сикенду. В свою очередь приподняв шляпу, он склонил голову до самой земли и, перекрестившись, поклялся именем богоматери, что он и стоящий рядом брат его — самые лучшие христиане в глубине материка, а следовательно, и самые лучшие проводники. Это было, видимо, ответом на недоверчивые взгляды, которые я невольно бросал на них. После того как на несколько минут воцарилось молчание, Сепопо сказал, что было бы хорошо, если б я смог изучить язык серотсе или макололо. Он считал, что в этом случае я избегну тех трудностей, с которыми ветретился Ливингстон во время перехода через северную часть области мамбоэ. Монари не мог объясниться с тамошними жителями, а потому вожди племен решили, что он колдун, упавший с неба вместе с дождем. Чтобы разуверить их, пришлось подарить каждому по ружью.

Сикенду тут же поинтересовался, знает ли «англичанин», что проводникам надо хорошо платить. Сепопо поспешил успокоить его на этот счет. Тогда Сикенду потребовал в качестве вознаграждения за услуги четыре крупных слоновых бивня весом 80 фунтов, я же предложил четыре 40-фунтовых при условии, что они будут лежать у Сепопо и проводники получат их только по возвращении из Матимбунду, куда они должны меня доставить. Однако, покидая Шешеке несколько месяцев спустя, я все же не взял с собой мамбари: за это время я узнал, что они работорговцы. Было немало и других оснований не доверять им.

В тот вечер, когда обсуждался вопрос о мамбари, Сепопо обещал предоставить мне челны и лодочников. Кроме того, царь обещал отдать жителям прибрежных поселков приказ снабжать меня и моих спутников продовольствием. Вместе с тем он посоветовал мне повернуть на север к озеру Бангвеоло, ибо тогда я смогу путешествовать с носильщиками и обойдусь без челнов, что для царя удобнее, а для меня безопаснее.

Как часто сокрушался я потом, что не последовал этому совету! Мне казалось, что я принесу больше пользы науке, поднявшись по Замбези до ее истоков. К тому же я надеялся, что плавание на челнах меньше утомит меня и сбережет силы для предстоящего большого путешествия по суше.